Форма входа
Читем онлайн Алексей Михайлович - Игорь Андреев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
То, что в ответах Разина было много надуманного, — несомненно. Но нет дыма без огня. По-видимому, атаман и патриарх обменялись посланиями. Во всяком случае, власти в этом не сомневались. В 1676 году Никону прямо было объявлено, что он «совет имел с ворами и изменниками Московского государства»[466]. Однако сам Алексей Михайлович оставил этот факт без последствий. Кажется, для него важнее было уличить Никона, чтобы потом простить его.
Степан Разин перенес все мучения с необычайным мужеством. Он умер, несмирившийся, непокоренный, страшный для властей одним своим именем и народной памятью. Истлевшие останки атамана зарыли на Татарском кладбище: отлученный от церкви, он не имел права на честное погребение.
Спор о русском бунте — его причинах, итогах и последствиях — нескончаем. Он по-своему разрешался в советской исторической литературе, для которой была характерна крайняя идеологизация и идеализация движения Разина. Именно в этом русле шла разработка проблемы, концепционная ограниченность которой восполнялась доскональным изучением хода крестьянской войны. Далеко не всегда убедительно выглядят построения, предлагаемые постсоветскими историками. Следом за дореволюционными исследователями они подчеркивают разрушительный характер крестьянских войн, консерватизм и косность сознания их участников, невероятную жестокость. Крестьянские войны в такой интерпретации — это прежде всего доказательство отсталости общества. Все это справедливо, но, кажется, несколько односторонне. Знаменитый «бессмысленный и беспощадный» русский бунт (слова А. С. Пушкина) и в самом деле часто бывал бессмыслен и беспощаден. Казацкие идеи равенства неузнаваемо менялись в условиях Дона и рушились в масштабах страны. Стремление уравнять и разделить приводило к насилию и жестокостям. Торжествовала кровавая утопия. Однако в бессмысленности и беспощадности был свой смысл, пускай и скованный действительной неразвитостью общественных отношений. При почти полном бесправии масс с них драли три шкуры помещики, их притесняли воеводы, обманывали приказные. Но если бы не вспышки необузданного и страшного гнева, то, несомненно, драли бы и обманывали вдвое, а то и втрое больше. В памяти власть имущих бунт как бы очерчивал грань, через которую было опасно переступать. Годы и алчность ее стирали, и тогда наступала пора напоминания, время топора и красного петуха — нового крестьянского бунта.
Накануне нашествия
Андрусовское перемирие не прекратило, а усилило брожение на Украине, придав ему новую направленность и окраску. Разделение Украины ущемило национальное чувство. «Никто о целости нашего народа не заботится», — вздыхали в Запорожье, адресуя свой упрек царю, который «не хочет нас, птенцов своих, под крылами держать»… Упрек, однако, был не совсем справедлив: в Андрусовском исходе русско-польского противостояния во многом было повинно само казачество. За шатость, непостоянство дорого платить приходилось всем. Тем не менее раскол Украины был явлением трагичным и ненормальным.
Москва старалась не упускать ничего происходящего на обеих сторонах Днепра. Особенно внимательно она наблюдала за деятельным и влиятельным правобережным гетманом Петром Дорошенко, от которого зависело спокойствие в Восточной Украине. По мысли A. Л. Ордина-Нащокина, самое лучшее было привлечь Дорошенко на царскую сторону и оторвать его от татар, которые в свое время помогли ему освободиться от власти короля. В перспективе это могло объединить обе стороны Днепра под одной гетманской булавой, послушной Москве.
Но линия Ордина-Нащокина успеха не принесла. Честолюбивый Дорошенко вовсе не собирался послушно следовать советам «посольских дел оберегателя», как теперь пышно титуловался Афанасий Лаврентьевич. Гетман вел свою игру, причем очень умело и ловко, используя и патриотические настроения рядовых казаков, и трения между могущественными соседями, интересы которых сошлись в Малороссии. Потому заигрывать с Дорошенко — все одно, что пытаться огнем тушить огонь: Москва была заинтересована в стабилизации положения на Левобережье, а Дорошенко, напротив, мог извлекать для себя выгоды, только раскачивая Украину. Так, от Москвы Дорошенко требовал полного гетманства с отставкой Брюховецкого. При этом он делал все, чтобы Брюховецкому стало известно о грозившей ему опасности: так он ссорил его с Москвой и заставлял соперника усомниться в прочности царской приязни.
Одновременно Дорошенко интриговал против Алексея Михайловича в Варшаве, под власть которой гетман вернулся в 1667 году. Эмиссары Дорошенко внушали полякам, что стоит гетману бросить клич, как обе стороны Днепра пойдут за ним, а значит, и за королем. Понятно, что питая такие надежды, он подталкивал короля к нарушению только что заключенного перемирия.
Наконец, ведя переговоры с Варшавой и Москвой, Дорошенко рассылал универсалы, пугая казаков якобы существующими в Андрусовском договоре тайными статьями о полном искоренении Войска. Он подбивал казаков отложиться от обоих государей и искать нового, хотя бы «султаново величество».
Дорошенко не упускал ни одной возможности для достижения своих замыслов. В 1668 году стало известно о намерении Алексея Михайловича отправиться в Киев помолиться местным святыням. Ордин-Нащокин, как глава Малороссийского приказа и ближний боярин, должен был явиться с ратными людьми в город для оберегания государевой особы. «Оберегателя», памятуя о его полонофильстве, на Украине не любили и считали повинным в разделе страны. Дорошенко поспешил внести свою лепту в разжигание страстей. Пошли слухи, будто боярин идет отдавать Киев полякам и упразднять Войско. Напрасно киевский воевода успокаивал горячие головы, уверяя, что это дело «нестаточное». Толки множились, казаки волновались, сельское и городское население не знало, к кому пристать и чему верить. Тут стали вспоминать о царских воеводах в малороссийских городах, о московских сборщиках и писцах, которые действовали, как действовали везде: помимо дела государева занимались делом своим, вымогали, притесняли. Недовольство и обиды полились широкой рекою.
Но, кажется, более всех был озадачен Брюховецкий. Ему всерьез приходилось опасаться за свою булаву, выслушивая упреки товарищей и посланцев Дорошенко, что он «продает» казацкие вольности. Дорошенко призывал его подняться против царя, обещая, что с началом восстания он сам ради единства отдаст ему свою гетманскую булаву.
Сильно навредил левобережному гетману кровавый инцидент, случившийся в апреле 1667 года в Запорожье. Возбужденные сторонники все того же неугомонного Петра Дорошенко злодейски расправились с царским посланником к крымскому хану, стольником Лодыженским. Тень была брошена на Брюховецкого, и с тех пор Ордин-Нащокин стал смотреть на него с великим подозрением. Доброжелатели сообщили гетману о тайных сношениях Москвы с Дорошенко — уж не для того ли, чтобы сменить его, Брюховецкого? Положение осложнилось. Гетман уподобился человеку, нежданно угодившему в болото: куда не ступишь, везде топко. Надо было выбираться на твердую землю. Путь избран был уже проторенный и опробованный Выговским — измена.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Алексей Михайлович - Игорь Андреев бесплатно.
Похожие на Алексей Михайлович - Игорь Андреев книги
- Сравнительные жизнеописания - Плутарх - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Страж Беларуси. Александр Лукашенко - Александр Андреев - Биографии и Мемуары
- Одевая эпоху - Поль Пуаре - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I) - Егор Петрович Ковалевский - Биографии и Мемуары / Проза
- 10 гениев войны - Владислав Карнацевич - Биографии и Мемуары
- Барклай-де-Толли - Сергей Нечаев - Биографии и Мемуары
- Барклай-де-Толли - Сергей Нечаев - Биографии и Мемуары
