свела лопатки и зажмурилась, прислушиваясь к себе. Рука сама начала движение, ручка заскрипела по бумаге. Когда Фима услышала рядом с собой стук чашки о стол и ощутила аромат трав, блокнот уже впитал в себя чернила, запечатлев будущее магическое слово, которое собиралась наделить силой юная ведьма. Она воодушевлённо улыбнулась и захлопнула блокнот, погладила гладкую обложку. Это был обычный сувенирный блокнот, но Фиме он так понравился, что устоять не смогла. На нём акварелью изобразили маяк Токаревского зимней ночью, а ниже добавили подпись: «Ты – мой маяк».
Парой часов ранее, во время обсуждения планов с коллегами в НИИ, Фима как раз впервые его достала. Раскрыла на середине, насладилась хрустом обложки и с удовольствием вывела первые слова на белой бумаге без разметки. Тогда она подумала, что должны даже в такие тёмные времена оставаться в жизни хоть какие-то радости. А Роман, увидев блокнот, подумал, что даже в самые тёмные времена должно быть место везению. Ведь на прошлое двадцать третье февраля ему и всем остальным коллегам-мужчинам их коллеги-женщины подарили точно такие же блокноты. Мужчины особо не возмущались – в конце концов, соотношение полов в НИИ было далеко от баланса, и леди были не в выигрышном положении. Тут и скинуться надо вдесятером на подарки сорока джентельменам, и от подарка напрямую зависит качество поздравления на восьмое марта, ух! Проще говоря, дамы давно выбрали тактику: символический подарок и большое застолье. Это выходило дешевле, а путь к сердцу мужчины, как говорится, лежит через вкусные голубцы.
Роман второй раз подумал о везении, когда нашёл блокнот у себя в кабинете. Пустой, ни разу не раскрытый. И всё, что ему оставалось – это дождаться, когда Фима выйдет в уборную, да убедить отца наложить простецкое заклинание копирования. Роман приметил его, пока читал гримуар. Он тогда пошутил, что с этим заклинанием очень удобно было бы сдавать экзамены. А профессор Подгорский заговорщицки улыбнулся и рассказал, что в юности они не только жульничали на зачётах таким образом, но и переписки любовные устраивали во времена до эпохи мессенджеров. Так вот подаришь зазнобе своей блокнотик красивый, себе такой же купишь, заклинанием их свяжешь – и вуаля! Всё, что пишешь, тут же отображается во втором блокноте. А то, что напишет в ответ возлюбленная – появится в твоём.
Заклинание это недолговечное, держится до недели, но Роману хватило бы и дня. Вот и сейчас он вёл дистанционную лекцию для студентов-физиков, живущих за Уралом, и с удовольствием смотрел, как в его блокноте появляются всё новые и новые строчки. Он не углублялся пока в подсмотренные данные, но был уверен, что через двадцать минут, после того, как помашет в камеру и отключит видео-конференцию, найдёт в своём новёхоньком блокноте что-то крайне полезное.
Глава 9
До для рождения Арифметики 8 часов 50 минут
Девушки в регистратуре встретили Романа взглядами, которые так и говорили: «иди-ка ты отсюда по-хорошему». Две дамы чуть за тридцать, спавшие ночью чуть больше пяти часов и зарабатывавшие в месяц чуть меньше, чем нужно для минимального комфорта, глядели на мужчину снизу вверх и были готовы наброситься.
– У нас обед, слепой что ли? – буркнула одна из дам и, постучав со стеклу, разделявшему их с посетителями, удалилась из кабинетика.
Стекло почти полностью было заклеено справочной информацией и объявлениями по типу «дежурный по причалу справок не даёт», которые все игнорируют и за справками всё равно обращаются. Среди них действительно был график работы регистратуры, и с 15:00 до 16:00 у сотрудников был обед.
– Так вы же работаете до 16:00, – удивился мужчина.
– Это приём граждан до 16:00, а работаем мы, пока кони не двинем. А кушать хочется.
– Виноват, – сказал Роман в спину женщины и тут же перевёл взгляд на её коллегу, которая продолжала заполнять какие-то бланки: – Какой у вас сумасшедший график, конечно.
– Ага.
– К трём часам уже кто угодно озвереет, – продолжал он, игнорируя то, что женщина явно начала закипать. – Удивительно, что вы держитесь и не бросаетесь на людей до сих пор! Сразу видно: человек на своём месте.
– Простите, чего?
– Это вы меня простите, стою тут, надоедаю, обедать не даю…
Он грустно вздохнул и отвернулся от окошка. Сделал первый шаг в сторону выхода, второй…
– Да ладно вы, – буркнула женщина уже скорее себе, чем ему. – Не сокращали бы персонал, ой, простите, не оп-ти-ми-зи-ро-ва-ли бы, всё бы успевали, – передразнила она неизвестного Роману руководителя, который, видимо, много внимания уделял терминологии.
Роман же этого шанса не упустил. Он развернулся на каблуках и прильнул к окошку:
– Кошмар, ещё и завалили вас! Но я могу лишь восхититься тем, как вы справляетесь и прерасно при этом выглядите, несмотря на такую нагрузку.
Женщина хмыкнула и поправила причёску с заколкой-крабиком:
– Скажете тоже.
– Алёна, – прочитал он имя с бейджа. – А вот угадайте, насколько бы я был богат, если бы мне давали по пять рублей каждый раз, когда я вижу женщину, такую же красивую, как вы?
– Ты этот, пикапер, что ли? – прыснула Алёна.
– Ну же, угадайте. Пять рубликов каждый раз, когда сердце ёкает, – он похлопал себя по груди.
– Ну пристал, – заворчала Алёна, но всё же отложила ручку и задумчиво поглядела вверх. – Миллионером был бы?
– Нет, – Роман вздохнул и заглянул в крохотное окошко в стекле, разделявшем их, – у меня было бы ровно пять рублей.
Алёна сначала не поняла. Если прислушаться, можно было бы различить, как ворочаются её заржавевшие без комплиментов и романтики шестерёнки. А когда она сообразила что к чему, отмахнулась от обольстителя и заливисто рассмеялась. Роман улыбнулся в ответ, и улыбка эта была искренней. Он глядел через окошко на уставшую и злую, но действительно милую женщину – хорошее в ней обнажилось, только когда ему удалось её рассмешить.
– Ой дурак, – со смехом сказала Алёна и тоже пригнулась, чтобы встретиться с Романом взглядами. – Ну ладно, напомните, что вы хотели-то?
– Во-первых – чтобы вы чаще улыбались, – ответил Роман и поиграл бровями. – А во-вторых – узнать, выписали ли Жанну Багратионову.
– Так выписки давно были, – нахмурилась Алёна. – Она вам не сообщила что ли ничего?
Роман сокрушённо вздохнул и помотал головой. Алёна удивлённо подняла брови и уточнила:
– Игнорирует вас что ли? Ну бабы пошли… Ладно, давайте посмотрю. Кто у неё лечащий врач?
– Аметист Амети…
– А-а-а, эта Жанна. Сразу бы и сказали.
– Что сказал бы?
– А, ой, – шестерёнки Алёны вновь пошерудили между собой, она что-то поняла и испугалась тому, что ляпнула лишнего. – Вы же не знаете, наверное…
– Чего не знаю? Алёна, вы меня пугаете.
И это была правда. Кто знает, какие мысли танцевали у неё в голове и чего именно он не знает. Что Жанна закрутила роман с симпатичным доктором? Это он переживёт. А если утром ей стало хуже и к обеду она, положим, уже умерла? Или Аметист Аметистович на поверку оказался маньяком, который расчленяет пациентов?
Алёна замялась, но на выручку пришла её коллега, которая вновь выглянула из служебного помещения. В руке она сжимала бутерброд с маслом и сыром.
– Вы чего тут? – спросила она, прожевав.
– Он про Жанну Багратионову спрашивал, выписали ли, – ответила Алёна.
– А, про Аметистовну-то?
Женщины обменялись взглядами, полными одновременно и сочувствия к Роману, и презрения, грачащего с завистью по отношению к Жанне. Коллега Алёны многозначительно хмыкнула и вновь скрылась из виду, увлечённая бутербродом.
«Слухи быстро у них тут расползаются, конечно», – подумал Роман, облегчённо вздохнув. Он успел надумать много куда более плохих вариантов.
Рыжий учёный облачился в маску сокрушённости и раненных чувств, грустно проговорил:
– Ну, не так я об этом узнать хотел бы, конечно…
– Мне жаль, – Алёна так расчувствовалась, что даже просунула руку через окошко и ободряюще сжала его пальцы. – По мне так дура она. Сразу же
