Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг сердце его сжалось от страшной загадки:
А ну как сам цезарь отбил Лигию?
Он знал, что цезарь искал в ночных разбоях развлечения от скуки. Даже Петроний принимал участие в таких похождениях: главной их целью было, правда, похищение женщин и подбрасывание их на солдатском плаще до обморока. Однако сам Нерон называл подобные приключения "ловлей жемчуга", потому что случалось на окраинах, где ютилась беднота, находить подлинные жемчужины красоты и молодости. Тогда "sagatio" (так называлось подбрасывание на плаще) не имело места, и "жемчужину" отсылали или в Палатин, или на одну из бесчисленных вилл цезаря, или, наконец, Нерон уступал ее одному из своих друзей. То же могло случиться и с Лигией. Цезарь присматривался к ней во время пира, и Виниций ни на минуту не сомневался, что она должна была показаться самой прекрасной из женщин, каких до сих пор ему приходилось видеть. Разве могло быть иначе! Правда, она была на Палатине, и цезарь мог ее беспрепятственно оставить для себя, но ведь Петроний справедливо утверждает, что у цезаря нет смелости для преступления, и, даже имея возможность действовать открыто, он всегда предпочитает тайный образ действий. На этот раз он мог бояться Поппеи. Виницию пришло в голову, что Авл не посмел бы отбить девушку, подаренную ему цезарем. Да и кто посмел бы? Может быть, этот великан-лигиец с голубыми глазами, который осмелился войти в триклиниум и унести ее на руках? Но куда он может спрятать ее? Где скрыться? Нет, раб не решился бы на это. Значит, никто иной, кроме цезаря.
При этой мысли у Виниция потемнело в глазах, и капли пота выступили на лбу. В таком случае Лигия потеряна для него навсегда. Ее можно было бы вырвать у всех, но не из рук цезаря. Теперь он с большим правом мог хвататься за голову и вопить: "Горе мне, — увы!" Воображение представляло Лигию в объятиях Нерона, и он впервые в жизни понял, что есть мысли, которых не может выдержать мозг. И только теперь он понял, как полюбил ее. Подобно тому, как перед духовным взором тонущего мгновенно проносится вся его жизнь, так перед душой Виниция пронеслась Лигия. Он видел ее, слышал каждое ее слово. Видел ее у водомета, видел у Авла и на пиру, в доме цезаря. Чувствовал ее близ себя, обонял запах ее волос, теплоту ее тела, сладость поцелуев, которыми он на пиру покрыл ее невинные губы. Она казалась ему еще прекраснее, желаннее, нежнее, его единственной, избранной среди всех смертных и богов. Когда он подумал, что все ставшее его душой и жизнью теперь во власти цезаря, — его сердце сжалось от почти физической боли — такой страшной, что юноша готов был разбить себе голову о стены атриума. Чувствовал, что может сойти с ума, и, вероятно, это случилось бы, если бы у него не осталось мысли о мести. Как прежде у него явилась мысль, что он не сможет жить, если не найдет Лигии, так теперь он думал, что не умрет, пока не отомстит за нее. И это принесло ему некоторое облегчение. "Я буду твоим Кассием", — шептал он, думая о Нероне. Схватив горсть земли из вазы с цветами, он произнес страшную клятву Гекате и домашним богам, что отомстит.
Стало легче. По крайней мере, теперь было для чего жить, чем заполнить дни и ночи. Отказавшись от мысли идти к Авлу, он велел нести себя на Палатин. По дороге думал, что если его не допустят к цезарю или обыщут, нет ли у него оружия, — значит, Лигию действительно похитил цезарь. Однако он не взял с собой оружия. Вообще, он не помнил ни о чем, как люди, одержимые одной мыслью, и думал лишь о мести. Он не хотел, чтобы она была выполнена раньше времени. Кроме того, он главным образом хотел повидаться с Актеей, думая, что от нее может узнать всю правду. Иногда мелькала мысль, что увидит Лигию, и при этой мысли он начинал дрожать. Может быть, цезарь похитил ее, не зная, кого похищает, и сегодня вернет ее Виницию? Но тотчас отбросил эту надежду. Если бы думали вернуть ее, вернули бы вчера. Актея все могла объяснить, поэтому с ней необходимо было увидеться прежде всего.
Решив так, он велел рабам торопиться и снова вернулся к мыслям о Лигии и о мести. Он слышал, что жрецы какой-то египетской богини умеют накликать болезни, поэтому решил теперь обратиться к ним и узнать, как это нужно сделать. На Востоке он также слышал, что и евреи знают какие-то заговоры, при помощи которых покрывают тело врагов нарывами и ранами. Среди рабов в его доме было несколько евреев, поэтому он решил, вернувшись домой, пытать их, пока не узнает тайны. Но с наибольшим наслаждением он думал о коротком римском мече, которым можно нанести такую рану, от которой умер Калигула, оставив несмываемые следы под колоннами в портике. Виниций готов был перебить всех в Риме, и если бы какие-нибудь мстительные боги пообещали ему, что-весь мир умрет, кроме него и Лигии, он тотчас согласился бы и на это.
У ворот дворца он пришел в себя и при виде преторианцев подумал, что, если его будут удерживать при входе, значит Лигия по воле цезаря здесь. Но главный центурион приветливо улыбался ему и, подойдя, сказал:
— Здравствуй, благородный трибун. Если ты хочешь приветствовать цезаря, то приходишь невовремя, и я не уверен, сможешь ли ты увидеть его.
— Что случилось? — спросил Виниций.
— Божественная дочь цезаря неожиданно заболела со вчерашнего вечера. Цезарь и Поппея все время при ней вместе с врачами, которых созвали сюда со всего Рима.
Это было большое событие. Когда родилась дочь, цезарь сошел с ума от радости и счастья. Еще раньше сенат посвятил богам чрево Поппеи. Произносились обеты, а в Анциуме, где произошли роды, устроены были пышные празднества, кроме того, построили два храма Фортунам. Нерон, ни в чем не знавший меры, безумно любил малютку, Поппее она также была дорога, потому что делала положение матери более крепким и влияние безграничным. От здоровья и жизни маленькой августы зависели судьбы всей империи, но Виниций так был занят своим делом и своей любовью, что, почти не слушая слов центуриона, сказал:
— Я хочу видеть Актею!
И вошел.
Но Актея также была у колыбели ребенка, поэтому Виницию пришлось долго ждать. Она пришла лишь в полдень, бледная и измученная; увидев Виниция, она побледнела еще больше.
— Актея! — воскликнул тот, схватив ее за руки и увлекая на середину атриума. — Скажи, где Лигия?
— Я хотела бы спросить об этом у тебя, — ответила она с упреком. Хотя он обещал себе расспросить ее обо всем спокойно, схватился за голову и с лицом, искаженным от боли и гнева, стал повторять:
— Ее нет! Ее схватили по дороге к моему дому! Ее нет!
Он опомнился и, приблизив свое лицо к лицу Актее, стал говорить сквозь сжатые зубы:
— Актея… Если жизнь дорога тебе, если ты не хочешь стать причиной большого несчастья, которого даже не сумеешь представить себе, ответь мне чистую правду: не цезарь ли отбил ее?
— Цезарь вчера не выходил из дворца.
— Заклинаю тебя тенью матери и всеми богами, — не во дворце ли она?
— Клянусь тенью матери, Марк, нет ее во дворце и не цезарь похитил ее. Вчера заболела маленькая августа, и Нерон не отходил от колыбели.
Виниций вздохнул свободнее. Самое страшное перестало грозить ему.
— Значит, — сказал он, садясь на скамью и сжимая руки, — ее отбил Авл… Горе ему!
— Авл Плавтий был здесь утром. Не мог повидаться со мной, потому что я была при ребенке. Он расспрашивал о Лигии у Эпафродита и у других слуг цезаря, потом сказал, что придет позже повидаться со мной.
— Он хотел отвести от себя подозрение. Если бы не знал, что случилось с Лигией, он пришел бы искать ее ко мне в дом.
— Он оставил мне несколько слов на табличке, из которых ты можешь узнать следующее: ему было известно, что Лигия взята цезарем из его дома по твоему и Петрония желанию, он догадывался, что ее отошлют к тебе, и потому сегодня утром заходил в твой дом, где ему и рассказали, что случилось.
Она пошла в спальню и тотчас вернулась с письмом, оставленным ей Плавтием.
Виниций прочел и замолчал, Актея же, по-видимому, читала мысли на его мрачном лице, потому что сказала:
— Нет, Марк. Произошло то, чего хотела сама Лигия.
— Ты знала, что она хочет бежать? — завопил Виниций.
Она посмотрела на него своим туманным взором почти сурово:
— Я знала, что она не хочет быть твоей наложницей.
— А кем была ты всю свою жизнь?
— Я раньше была рабой.
Виниций не хотел считаться с этим: какое ему дело до того, кто она такая, раз цезарь подарил Лигию ему. Он отыщет ее под землей и сделает с ней все, что захочет. Да! Она будет его наложницей. Он велит сечь ее, если захочет. Когда она прискучит ему, он отдаст девушку последнему из своих рабов или пошлет вертеть жернов в Африку. Он будет искать ее и найдет лишь для того, чтобы смять, унизить, уничтожить.
Возбуждаясь все больше и больше, он наконец потерял всякую меру в своем гневе, и Актея поняла, что он сулит больше, чем сможет сделать, что говорят в нем боль и гнев. Над болью она готова была сжалиться, но его безумный гнев исчерпал наконец ее терпение, и она спросила, зачем он пришел.
- Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий) - Генрик Сенкевич - Историческая проза
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза
- Лето Господне - Иван Шмелев - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Звон брекета - Юрий Казаков - Историческая проза
- Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников - Историческая проза
- Клиника доктора Захарьина - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Рассказы начальной русской летописи - Дмитрий Сергеевич Лихачев - Прочая детская литература / Историческая проза
- Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого) - Unknown Unknown - Историческая проза
- Там, где вызывали огонь на себя. Повести и рассказы - Михаил Папсуев - Историческая проза