Форма входа
Читем онлайн Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Понимая, что Тохтамыш может со дня на день оказаться под стенами Солхата, Мамай отдал приказ своим слугам грузить сокровища на вьючных животных. Невзирая на сгустившиеся вечерние сумерки, Мамай с немногочисленными верными людьми выступил к Кафе.
Над Солхатом стояла тишина, обманчивая и подозрительная, горожане улавливали это. Сидя по своим дворам за высокими глинобитными дувалами, жители Солхата тем не менее ведали, что под покровом наступающей ночи большой караван ушел из города по дороге, ведущей к морскому побережью. Предчувствие грядущих потрясений лишало сна местных ремесленников и торговцев.
Караван, вышедший из Солхата в темное время суток, растревожил людей в селениях и кочевьях, оказавшихся у него на пути. Тревогу вызывал не сам караван, а спешка, с какой он двигался. Шестьдесят верблюдов и столько же мулов, нагруженных тяжелыми тюками, почти без передышки шли сначала на юг, потом повернули на восток. Помимо пеших погонщиков караван сопровождали две сотни всадников.
Поскольку Мамай сильно недомогал, его лекарь-табиб, по имени Омар, настоял на остановке. Свернув с дороги в унылую сырую степь, караванщики разбили стан, разведя костры и сняв поклажу с вьючных животных. Шатров не ставили, так как до рассвета оставалось не более четырех часов. С первыми лучами солнца караван должен был продолжить свой путь, так распорядился Мамай.
Муршук, расставив караулы вокруг стана, пришел к костру, возле которого на тюках с мехами возлежал Мамай, закутанный в два халата и плащ, подбитый волчьим мехом. Мамая сильно знобило, его изводила ломота в суставах и дрожь в руках. Лекарь Омар, напоив Мамая целебными снадобьями, завалился спать у этого же костра на скатанных в трубу коврах.
Неутомимый Актай жарил мясо, то и дело подкладывая в костер сухие ветки кустарников и пучки сухой полыни. Тут же на тюках с сокровищами спали Бесимбай и Бей-Ходжа, сморенные сильной усталостью.
Усевшись на полосатый тюк, Муршук взял из рук Актая тонкую палку с насаженным на нее куском обжаренной баранины.
– Подкрепись, батыр, – сказал Мамай, обращаясь к Муршуку. – Завтра силы тебе понадобятся. Всем нам силы еще понадобятся, – добавил Мамай со вздохом, медленно жуя сушеный сыр, размоченный в свежем кобыльем молоке.
У Мамая совершенно не было аппетита, но он заставлял себя грызть сыр, ибо так велел ему лекарь.
В темноте негромко фыркали и сопели верблюды, уложенные погонщиками на землю. Пасущиеся неподалеку мулы и лошади с хрустом пережевывали жесткую осеннюю траву. От соседних костров веяло запахом жареного мяса и горьким полынным дымом. Торопливо утолив голод, воины расстилали на примятом ковыле попоны и ложились спать, укрывшись кто плащом, кто овчинной шубой.
Наскоро перекусив полусырым мясом, прикорнул на мешках с сокровищами и конюх Актай.
Мамай слегка вздрогнул, услышав невдалеке протяжный тоскливый посвист какой-то ночной птицы. Мамаю вдруг стало не по себе от печали, сдавившей сердце.
Птица снова пропела в ночи, перелетев куда-то подальше. Улетая, пернатый певец еще дважды потревожил чуткую ночную тишь.
– Как думаешь, нукер, о чем поет эта полуночная пичуга? – Мамай взглянул на Муршука.
Муршук помолчал, прожевывая мясо, затем ответил:
– Я думаю, повелитель, сия птица поет о том, что завтра ее ждет путь не близкий. Ведь ей предстоит лететь через море в теплые края. – Муршук подбросил в огонь несколько сухих веток и, глядя на взметнувшиеся языки пламени, хмуро добавил: – Полагаю, что птица эта еще поет о том, что жизнь бессмысленна без доблести и риска, что честь выше любых богатств. И тот, кто убегает от своих врагов, теряет былую воинскую славу. Лучше пасть в неравной битве, поет эта птаха, чем влачить трусливое существование, уповая на милость людей, презренных по своей сути.
Мамай мрачно усмехнулся, пригладив свои жидкие усы. Он сразу догадался, что намеки Муршука нацелены не в кого-то, а именно в него.
«За грехи мои судьба бьет меня по голове, – подумалось Мамаю. – Коль подохну в этой стылой степи, никто ведь не всплакнет обо мне. Ни одна тварь человеческая!»
Мамай вытянул правую руку, чтобы показать Муршуку, как дрожат его пальцы.
– Я в седле-то еле держусь, славный батыр, – промолвил он извиняющимся тоном. – Какой из меня воин сейчас. Моя рука ложку с трудом удерживает, куда уж мне за саблю браться. Не хочу стать пленником Тохтамыша, потому и собираюсь искать убежище у фрягов. Ты прав, батыр, фряги алчны и коварны, доверять им нельзя. Но выбора у меня нет. – Мамай погладил пальцами рукоять кинжала у себя за поясом. – А умереть я всегда успею.
В таком жалком и отчаянном положении Мамай доселе никогда не был. Его войска разбиты и рассеяны, преданных людей у него осталось совсем немного. Победоносный Тохтамыш идет за ним по пятам. В довершение всех несчастий Мамай изнемогает от ран, полученных им в последнем сражении с кокайцами.
Въезжая в Кафу, Мамай с угрюмой подозрительностью вглядывался в лица знатных фрягов, встречающих его караван большой пестрой толпой у распахнутых городских ворот. Впереди всех стояли градоначальник Эцио ди Посса, капитан народа Джакомо ди Лонго и епископ Бонифаций. Эта троица была одета подчеркнуто неброско, что сразу бросалось в глаза на фоне ярких нарядов местной знати.
Горбун Эцио ди Посса в своих черных облегающих панталонах, более схожих с чулками, в коротком черном жакете и в надетой поверх него укороченной куртке-котарди со свисающими до земли рукавами смахивал на паука. Декоративные рукава его куртки служили скорее украшением, нежели отвечали практическим нуждам. Руки градоначальника были просунуты в специальные отверстия в рукавах на уровне талии, отчего со стороны могло показаться, что у него две пары рук.
Темные прямые волосы Эцио ди Поссы были ровно подрезаны на уровне плеч, а спереди его прямая челка достигала бровей.
Джакомо ди Лонго рядом с низкорослым тщедушным Эцио ди Поссой выглядел могучим гигантом благодаря своему высокому росту и широким плечам. На нем также были облегающие черные штаны, куртка из черного бархата с короткими съемными рукавами красного цвета, с декоративным поясом из чеканных бляшек. Слегка вьющиеся темно-каштановые волосы капитана народа были подстрижены в том же стиле, как и у Эцио ди Поссы.
Епископ Бонифаций был облачен в черную сутану, поверх которой наброшен фиолетовый плащ с капюшоном. В руках у него были янтарные четки, а на шее висел большой золотой крест.
– Рады вновь приветствовать тебя, о светлейший! – сказал Эцио ди Посса, когда Мамай остановил перед ним своего коня. – Неприступные стены Кафы укроют тебя от любого врага.
– Мы твои друзья и союзники, о великий, – добавил Джакомо ди Лонго, слегка поклонившись Мамаю, восседавшему в седле. – Твои враги – наши враги. Твои беды – наши беды.
– Всякий страждущий и гонимый несчастьями может обрести надежный приют в нашем городе, жители которого всегда славились своим христианским милосердием, – скрипучим голосом произнес епископ Бонифаций, глядя на Мамая холодными рыбьими глазами.
Жидкие волосы на голове епископа были взъерошены порывами ветра, отчего его лошадиное лицо, изрезанное морщинами, утратило полагающееся ему по сану благообразие. Продрогший на ветру епископ поспешил забраться в свой крытый паланкин, едва караван Мамая, цокая копытами по каменной мостовой, стал втягиваться через ворота на главную улицу Кафы.
На этот раз Мамай и его люди остановились на постоялом дворе, расположенном на окраине Кафы близ корабельной гавани. Здесь имелись обширные загоны для скота, удобные для размещения вьючных животных. Несколько портовых складов были переоборудованы фрягами в конюшни, туда Мамаевы воины поставили своих лошадей.
Все помещения постоялого двора были заняты слугами и свитой Мамая. Власти Кафы загодя удалили отсюда всех постояльцев из числа купцов, прибывших сюда на кораблях из-за моря.
Глава 12. Смерть Мамая
Власти Кафы пребывали в затруднительном положении. Городской совет постановил предоставить убежище Мамаю при условии, что тот окажет денежную помощь генуэзцам при выкупе их пленников у московского князя. Укрывшийся в Кафе Мамай незамедлительно выплатил местным старейшинам две тысячи золотых монет. Мамай обещал раскошелиться еще на тысячу монет золотом, когда генуэзцы договорятся с московским князем о сроках выкупа своих плененных соотечественников.
Помимо этого Мамай отсыпал генуэзцам четыре тысячи арабских дирхемов, оплатив содержание своей свиты и корм для вьючных животных за месяц вперед. Также Мамай одарил богатыми подарками всех имовитых людей Кафы, заручившись поддержкой большинства из них.
По прошествии четырех дней, как Мамай вступил в Кафу, домой вернулись все генуэзцы, плененные Тохтамышем в битве на реке Кальчене. Тохтамыш отпустил пленников без всякого выкупа и даже вернул им оружие и знамена. Военачальник Гвидо Галло передал властям Кафы устное послание Тохтамыша, из коего следовало, что новый властелин Золотой Орды ожидает от генуэзцев жеста благодарности за его миролюбие. Тохтамыш настаивал на том, чтобы генуэзцы умертвили Мамая любым удобным для них способом.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников бесплатно.
Похожие на Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников книги
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников - Историческая проза
- Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия - Дмитрий Балашов - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев - Историческая проза
- Залитая кровью Победа. Серия «Бессмертный полк» - Александр Щербаков-Ижевский - Историческая проза
- Ключ-город - Владимир Аристов - Историческая проза
- Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович - Историческая проза
- Страстная неделя - Луи Арагон - Историческая проза
- Половецкое поле. Маленькая повесть. Рассказы - Василий Кириллович Камянский - Историческая проза
