Рейтинговые книги
Читем онлайн Оренбургский платок - Анатолий Никифорович Санжаровский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 49
class="v">Это спекуляция!

Меня матушка родила

На соломе, на мосту.

Меня куры поклевали —

Я кудрявая расту.

Я не тятькина,

Я не мамкина,

Я на улице росла.

Меня курица снесла.

Уж ты, маменька родима,

Что ж ты раньше думала?

Отдавала в чужи люди,

Точно в омут сунула.

На катушку нитки вьются

Тонкие, кручёные.

Посылай, милашка, письма,

Разберут учёные.

Ох, топну ногой,

Из-под пятки огонь!

Мать, корову продавай!

Меня замуж отдавай!

Хулиганом я родился

И хожу, как живорез.

Когда мать меня рожала,

Я уже с наганом лез.

Затвори, жена, ворота

Да спусти с цепи собак.

Кто-то бродит по Европе,

То ли призрак, то ль маньяк.

Самолёт летит,

Крылья модные.

А в нём колхозники сидят

Все голодные.

К коммунизму мы идём,

Птицефермы строятся.

А колхозник видит яйца,

Когда в бане моется.

Я бычка сдала колхозу

И бурёночку свою.

И теперь на каждой зорьке

Нашу курицу дою.

Ох, какая я счастливая:

Иду голосовать!

В бюллетне одна фамилия —

Не велено черкать.

Слева молот, справа серп —

Это наш советский герб.

Хочешь жни, а хочешь куй,

Всё равно получишь… Уй!

Темно, темно кругом…

Темно под ногой, темно в душе…

Пускай на моих памятях, в молодости не пели такого.

Но то было вроде и другое время.

Но такое же тёмное, как и сейчас. И у кого шевельнётся хоть одна жилочка в чём-то попрекнуть теперь этих ночных страдаликов?

Давно вздули в Жёлтом огни.

А мои сидят горюшата в потёмках одни.

Сидят и хнычут.

Подступилась я к домку к своему.

Остановила шаг и дыхание.

Притолкнулась мешком на плечах к стенке.

Скрозь стенку помилуй как всё слышко…

Вхожу — виском нависнули на меня. Как гроздья.

Жалуются:

— Роднулечка… Ну как же ты до-олго. Нажда-ались мы тебя! Одним… так боязно… Совсема умёрзли.

— А маленьки! А что ж вы к тёть Луше не пошли?

— Да-а… Тёть Луша ещё в день сама проявилась. Забрала к себе. Дала с варку[176] мундирной картошки с капустонькой, бабьей лени.[177] Вечером тёть Луша утянулась убираться с козками… Мы и уёрзнули…

— Куда-а-а?.. Бесспроша?.[178]

— Родненькая! А мы лётали тебя совстречать. Поезд с дымной пробёг косой. Напрохо́д[179] пробёг!.. А тебя нету… нету… Навовсех нетуньки… горькая ты нашенская потеряшка…

Они плачут, а я втрое плачу…

22

По работе и цена.

Что его и говорить, бед мне круто сыпануло. Крепонько прожгли бороной по судьбине по моей. Божечко мой… Сколько на свете жила, сколько пережила! А ничего… Не пала, выстояла Блинчиха…

Вязала я хорошо да и к грамоте была погорячей других жёлтинских баб. Меня и ткни после войны в рукойводительницы нашей пухартели. Выдвинули, называется. А чтоба их пусто взяло!

Ну и курортная, скажу я, должностёнка!

Это надо, то надо. Это отвези, то привези…

Да Бож-ж-же ж ты мой! Знай исполняй дисциплину. Крутись ну волчок волчком!

Ну на коюшки мне этот чертопляс?

Можно, конечно, как кой-которые лотохи[180]. Для виду поквакала и в тину. Брось поводья, куда само привезёт, на то ты и довольная.

А я так не могу. Я только по-доброму. Навыкладку. Навыхлест. Инако меня совесть слопает без сольки.

Я какой воле молюсь?

Не хошь — уходи. Вон Бог. Вон порог.

А осталась — паши, савраска, до отпаду. А ежли ты ещё и начальнишко, пускай и мелкий, всего-то невидная бугринка на равнинке, так болей до издоху для ради всех. Прохлаждения не жди.

Ну, лётаешь как заводная. И туда бегом, и сюда бегом.

С утра до ночи язык, как полено, на мыльном плече. Некогда за зубы занести передохнуть.

Толчёшься, толчёшься… А дела-то не ви-да-ти!

А я как привыкла?

Сработай платок — так он вот он! Его погладить можно!

А тут никакой душевной радости. Беготня одна. Сесть за спицы не сядешь.

Не-е, не по мне такое рай-житьё. Не моя то работёшка мельтешить с портфельчиком. Пускай он и не просторней детской ладонушки.

Года два помыкалась я в головках да ель скопнула себя с курортной должностёхи. Ель выкрутилась в рядовые назад.

В вязалки.

Уж лучше, думаю, день в день вязать. Хоть платки у меня, гляди, и не такие вовсе, как тот первый наш платок оренбургский, что попал к самой к Екатерине.

Я ещё в девушках шиковала, так самоглазно читала в книжечке в такой тоненькой.

Связала одна казачка — вот из какого она местечка, не упомню, лета мои уклонные, склероз большой, — связала казачка этот первый платок, ей и присоветовали послать Екатерине Второй. (Внук мой школьник зовёт её Екатериной Цвайкиной.)

Ну, ладнушко. Услала.

Платок Екатерине невозможно как лёг к душе.

Велела немка ту казачку хорошо рублём наградить, так чтоб на всю жизнь хватило безбедную. А вместе с тем наказала и ослепить. Никто не носи такоечкий платок, как у самой у государыни!

Какая царская неблагодарность…

А всё ж, блин ты блинский, сплошала-таки государыня. Промахнулась. И на государыню проруха живёт!

Цветком цвела у казачки дочка. Вязала так же знатно. Вот и пошли, и пошли, и пошли из того семействия по всему по оренбургскому краю платки.

— Анна Фёдоровна, скорее, всё это похоже на легенду, — с усмешенькой возразил на мои слова один заезжий газетник.

Он всё доведывался, что да как. А после и распубликуй меня на всю полосищу. Покрой тумбочку той писаниной, так по бокам ещё будет зря висеть. Такая большая да, чего грех наводить, складная выскочила статьюшка.

И поклон прислал.

Это потом…

А тогда ух как налетела я на бумагоеда за легенду.

— Что, — шумлю, — платок — легенда? Пуховница — легенда? Вот я сижу перед вами. Какая ж я легенда? Как вязали здесь встарь, так вяжут и посейчас. Вон на моей памяти, ещё крошутка была, в нашей округе казачки преподносили именитым гостям свои разогромные пуховые шали (пятьсот петель) эстоль тонкой работы, что входили в золотой орех или в скорлупу обычного куриного

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 49
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Оренбургский платок - Анатолий Никифорович Санжаровский бесплатно.

Оставить комментарий