- В сентябре, - раздраженно говорил Юрий Дмитриевич и злился на Лизу, на Нину, - в сентябре я начну преподавать анатомию в местном акушерско-фельдшерском училище... Понимаешь?

- А чего это? - спрашивала Дашутка.

- Это наука, - говорил Юрий Дмитриевич, - про человечков. Какие они внутри, под кожей.

- Нарисуй, - говорила Дашутка. - Нарисуй человечка.

Сама Дашутка тоже любила рисовать. У нее были краски, кисточки, она водила ими по бумаге и говорила - это морковка, это редиска, это луна...

Постепенно Юрий Дмитриевич переставал злиться и радовался Дашутке, щекотал ей тонкую шейку. Однако стоило Дашутке выйти, и он вновь плотно запирал двери, с тревогой прислуши-вался к ее шагам и грозил пальцем, когда она заглядывала. Нравилось также Дашутке мыть раковину и посуду. Она ставила табурет, забиралась наверх, сама закатывала рукавчики и, открыв кран, деловито, очевидно, подражая матери, возила тряпкой по раковине, по крышкам кастрюль, которые давала ей Нина. В эти минуты Юрий Дмитриевич по-настоящему любил ее за то, что она так смешно возится, работает и не мешает ему думать.

Однажды на дне чемодана Юрий Дмитриевич нашел свои старые черновики, чудом сохрани-вшиеся, так как после уничтожения в котельной папки с историей болезни Иисуса он тщательно искал всё, что записывал, будучи больным, и уничтожал. Черновики были испещрены иерогли-фами, черточками, он с трудом узнавал свой почерк. Здесь были выписки из биологических журналов, из Энгельса, из Вейсмана, из Достоевского, из Эйнштейна, из Евангелия.

"С точки зрения физиолога, - читал он, - эмоции представляют специальный нервный аппарат, сформировавшийся на протяжении миллионов лет эволюции органического мира... Назначение этого аппарата - срочная компенсация недостатка сведений, необходимых для целенаправленного поведения. Благодаря эмоциям живая система продолжает действовать, когда вероятность достижения цели кажется очень небольшой. Эмоции активизируют все отделы мозга и органы чувств, извлекая дополнительные сведения из непроизвольной памяти, обеспечивают те особые виды поиска, решения которых мы связываем с понятием интуиции и озарения. Живая природа умудрилась использовать не только знания, но и незнание, сделав их пусковым механизмом эмоциональной реакции".

"Да, это верно, - думал Юрий Дмитриевич. - Это верно не только для человека, но и для человечества. Эмоции - это религия ранее, это искусство, которое нынче занимает место исчерпавшей себя религии... Христианство слишком рано превратилось из названия в знание, в форму правления, а Христос - в государственное лицо, и фундамент этого превращения был заложен первыми христианами, страдавшими за веру, жившими в подземелье, в катакомбах, ибо гонения не воспитывают благородство ни у гонителей, ни у гонимых. Умеренность, постепен-ность и своевременность - вот три временных кита, без соблюдения которых любое, даже самое полезное, самое справедливое дело может стать страшным бичом человечества, постраш-нее эпидемии чумы. Ведь даже свет - источник жизни - может превратиться в смертельный яд для растений, помещенных на длительное время во тьму... Человек не раб Божий, но и не царь природы - обе формулировки одинаково нелепы..."

Юрий Дмитриевич полистал несколько страниц и прочел выписку из Энгельса:

"Не будем обольщаться своими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет первоначально те последствия, на которые мы рассчитываем, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые часто уничтожают значения первых".

Далее он прочел выписку из Евангелия:

"Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом, откуда я вышел. И пришел, находит его незанятым, вымытым и убранным. Тогда идет он и берет с собой семь других духов злейше себя, и, влезши, живет там, и бывает для человека, когда последнее хуже первого".

"Что есть злое и доброе, - думал Юрий Дмитриевич, - диавол и Бог. Может, нет ни злого, ни доброго, ни диавола, ни Бога, все одно... Свет для листьев злое или доброе?.. Злое - есть доброе, не вовремя случившееся и меру не соблюдавшее... Человек не может освободиться от злого, когда вокруг безводная пустыня..."

Юрий Дмитриевич полистал еще несколько страниц, но в это время позвонили, послыша-лись голоса Нины, Лизы, затопали ножки Дашутки. Дверь снова захлопнулась, видно, Лиза ушла, оставив дочурку. Приведи Лиза Дашутку на час позже, Юрий Дмитриевич обрадовался бы, ибо он начал уставать и ему приятно бы было поиграть с Дашуткой, расслабиться, отдох-нуть. Но сейчас перед Юрием Дмитриевичем лежала еще пачка неразобранной бумаги, и мысль его была пущена, работала четко, обостренно. Юрий Дмитриевич знал, как редко это бывает, и стоит ему прерваться, это состояние будет утрачено надолго, а мысль, возможно, навсегда. Поэтому он со злобой прислушивался к веселым голосам Нины и Дашутки.

- Гляди-ко, какой у меня атаминчик, - говорила Дашутка. - Мама говорит, лимончик - это атаминчик... - Потом послышался плеск воды.

"Слава Богу, - подумал Юрий Дмитриевич, - она там моет раковину, значит, не придет..."

Но сосредоточиться Юрий Дмитриевич уже не мог, прислушивался всё время, не идет ли Дашутка. Плеск воды прекратился, ножки Дашутки затопали у двери спальни, и она заглянула. На ней были позвякивающие кораллы Нины, в одной руке соленый огурец, в другой - кусок черного хлеба. Юрий Дмитриевич начал грозить ей пальцем и строить злые гримасы, но Дашутка засмеялась и залезла к Юрию Дмитриевичу на колени.

- Я волка встретил, - с безнадежным отчаянием сказал Юрий Дмитриевич.

- Где? - оживленно спросила Дашутка.

- В овощном магазине, - сказал Юрий Дмитриевич, пытаясь читать бумаги, заглядывая через голову Дашутки.

Дашутка засмеялась. Потом она затеяла странную игру. Она откусывала кусочек хлеба, а остаток клала на край бумаги Юрия Дмитриевича, пережевав, она вновь откусывала и остаток клала опять, но дальше, и когда доедала кусок, то на противоположном конце бумаги лежал крошечный кусочек, который она подхватила ротиком, едва дотянувшись и выдавив на бумаги из огурца изрядную порцию огуречного рассола.

- Пойди к тете Нине, - сказал Юрий Дмитриевич, - пойди раковину помой... Я занят... Ты потом приходи...

Юрий Дмитриевич поднял Дашутку, поставил ее в коридор и закрыл дверь. Дашутка ушла, но вскоре вернулась. Он слышал, как она хихикает под дверью, пробовал читать, зажав уши руками, и вдруг ощутил прилив дикой, совсем инстинктивной злобы, какая случается во сне, когда человек утрачивает контроль над разумом своим и живет лишь прямыми потребностями данной секунды, например, хочет пить, а ему не дают пить, хочет чесаться и не может по каким-либо причинам чесаться. Дашутка приоткрыла дверь, и Юрий Дмитриевич с ненавистью посмотрел на измазанную вареньем хитрую мордашку.

- Атаминчик, - сказала Дашутка, всё шире раскрывая дверь, атаминчик...

Но вдруг она неловко шагнула, оступилась, дверь дернулась, захлопнулась и прищемила ей ручку. Дашутка закричала. Юрий Дмитриевич, словно пробудившись, тоже кричал, но как-то беззвучно, раскрывая лишь рот, судорожно зевая, рванул дверь и упал перед Дашуткой на колени, подхватил ее.

- Это я, - наконец закричал он, - я захлопнул дверь... Я ей ручку сломал...

Нина в переднике, вымазанном мукой, металась между Юрием Дмитриевичем и Дашуткой, пытаясь их успокоить. К счастью, дверь лишь содрала кожицу на двух пальчиках Дашутки. Нина достала пузырек зеленки, залила и перебинтовала.

- Больнечко, - всхлипывая, говорила Дашутка.

- Это я, - повторил Юрий Дмитриевич, - меня надо изолировать... Нина, я опасен... Я врач и прекрасно понимаю это...

- Ты ошибаешься, Юрий, - сказала Нина, одной рукой обнимая Дашутку, а второй гладя Юрия Дмитриевича по голове. - Это не ты... Я видала... Просто случайно ребенок неудачно толкнул дверь.

- Нет, это я, - весь в испарине повторял Юрий Дмитриевич. - Я пожелал этого от всей души... Как Иисус, испепеливший желанием смоковницу...

- Это не ты, - повторяла Нина, - ты просто устал, зачем ты всё думаешь, пишешь, тебе надо отдохнуть... Дашутка, пожалей Юрия Дмитриевича, ему тоже больно...

Дашутка протянула вторую, здоровую ручку и погладила Юрия Дмитриевича по щеке. И тут Юрий Дмитриевич вскочил и начал целовать Дашутку в шейку, в обе ручки, в спинку, в попку... Нина гладила обоих, и по щекам ее текли слезы. Затем Нина умыла Дашутку. От трения смоченная, намыленная кожа ручки издавала скрипящие звуки.

- Ручка плачет, - сказала Дашутка и улыбнулась.

Вечером Юрий Дмитриевич и Нина пошли гулять. По главной улице от самого вокзала к центру тянулись бульвары. Скамейки на этих бульварах, изготовленные местной артелью, были длинные - человек на десять, не располагавшие к интимности, и потому сидели на них в основ-ном не влюбленные, а пенсионеры. Городок был чистенький, зеленый, весь центр асфальтиро-ван. Было очень тепло, и хоть солнце давно зашло, раскаленные за день стены домов оставались по-прежнему горячими. Одна сторона улицы была густо запружена толпой, в основном молоде-жью. Гуляющие шли мимо кинотеатра, прокуратуры, Дома спорта, гастронома, местной церкви, горсовета к городскому саду. В городском саду по центральной аллее толпа двигалась двумя потоками: к танцплощадке и навстречу, от танцплощадки к кинотеатру. Это называлось "отме-титься". Так и отмечались в течение вечера: то у кинотеатра, то у танцплощадки. Все лица в этом потоке были друг другу знакомы, друг другу надоели и в то же время нужны были друг другу, потому что делали жизнь хоть и скучной, зато твердой и уверенной: увидав знакомые лица, спокойно прогуливающиеся, каждый, пусть подсознательно, понимал, что жизни его ничего не угрожает и завтра, как и сегодня, будут так же спокойно гореть фонари, будут сеансы в кино, дома будет ужин. Всё будет налажено, всё будет хорошо.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ступени - Фридрих Горенштейн бесплатно.

Похожие на Ступени - Фридрих Горенштейн книги

Последнее лето на Волге - Фридрих Горенштейн - Русская классическая проза
Старушки - Фридрих Горенштейн - Русская классическая проза
Фарфоровая комната - Санджив Сахота - Русская классическая проза
Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
Россия - Тимур Джафарович Агаев - Поэзия / Публицистика / Русская классическая проза
Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
От солянки до хот-дога. Истории о еде и не только - Мария Метлицкая - Русская классическая проза
Сны Петра - Иван Лукаш - Русская классическая проза
Вершина - Матвей Алексеевич Воробьёв - Русская классическая проза

Оставить комментарий