Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Определенной исторической проблемой является вопрос: а что есть Грузия без России? Ведь Грузия присоединялась к России не как единое государство, но как конгломерат княжеств, объединенных общей верой и общей бедой. Эти княжества, зажатые между Персией и Турцией, существовали под жесточайшем прессингом мусульманских соседей. Даже высокий прирост населения не восполнял чудовищные людские потери — слишком многих убивали и слишком многих уводили в рабство. Христианским народам, населяющим эти княжества, грозило полное уничтожение. Именно в этих условиях Россия приняла под свою защиту пустеющие земли сегодняшней Грузии. Об этом надо помнить.
Третье. Как мы видим, в связи с демаршем России Запад и США находятся в состоянии некоторой растерянности. Успешные действия России в Грузии показали всему миру, что американские марионетки не могут быть тотально и качественно защищены. Естественно, США в бешенстве и, будучи мировой сверхдержавой, они подогнали туда свой флот, что является не просто демонстрацией силы, но и потенциальной угрозой для нашей страны. Однако пребывание в Черном море будет сопряжено для США с большими неудобствами. Ибо в силу международных соглашений государства, не относящиеся к черноморскому бассейну, не могут держать там свои военные корабли водоизмещением больше 30 тыс. тонн и дольше трех недель. Таким образом, будет необходима постоянная ротация этих штатовских небольших кораблей.
Сегодня очевидно, что попытка США и Великобритании организовать тотальный "накат" на Россию — провалилась. Главным образом потому, что Евросоюз не хочет терять нашу страну как экономического партнера и боится потерять её как партнера политического. Ведь, по сути, признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии четко очертило зону наших интересов и сигнализировало мировому сообществу о том, что блицкрига в Закавказье и на Южный Кавказ не будет. Кстати, согласно всем международным договоренностям, Россия является гарантом мира на Кавказе. Об этом помнят в Европе. Не следует забывать об этом и нам.
Евросоюз — довольно рыхлая структура. В нем нет единства по самым разным вопросам, и уж тем более — в вопросе исполнения воли американцев любой ценой. Разумеется, сейчас никто официального решения о санкциях принимать не будет. Другое дело, что негласные санкции уже начали действовать. Тот же уход западных инвесторов с российских рынков во многом спровоцирован общественным мнением Запада и антироссийскими заявлениями западных политиков. Мотивированные такими разговорами институциональные инвесторы уводят из РФ свои капиталы, несмотря на то, что здесь могли получить гораздо больше прибыли, чем на Западе.
Причем пока западные деньги от нас уходят, отечественные к нам не возвращаются, по-прежнему кредитуя американских граждан, американскую экономику, американскую финансовую систему. И в этом видна политика, увы, наших же собственных финансовых властей.
В результате вся экономика России живет на кредитных деньгах. Компании с государственным участием и без оного набрали огромное количество внешних кредитов. Корпоративный долг России составляет сегодня более 400 млрд. долл. В силу сложившейся финансовой и политической конъюнктуры финансовые структуры Запада могут отказать нашим компаниям в перекредитовании, что серьёзно ударит по внутриэкономической ситуации в России и вызовет серию экономических и финансовых кризисов. Как только эта реальность коснется широких масс активного населения, которое привыкло жить в некоторой эйфории, следует ожидать нового подъёма оппозиционной волны — особенно в крупных городах России, и прежде всего в столице, многие жители которой сейчас, мягко говоря, пересытились деньгами. А если учитывать, что благоприятная финансовая ситуация прошлых лет не была использована правительством для модернизации отечественной экономики и создания эффективной инфраструктуры, то цена победы может оказаться очень и очень высока.
Главный драматизм ситуации заключается в том, что вроде бы локальная ситуация вокруг Южной Осетии фиксирует "точку невозврата", и теперь у России есть лишь один путь, связанный с возвратом себе статуса великой мировой державы не на словах, а на деле. В противном случае нас ожидают перманентный кризис и дальнейшая деструкция.
Материал подготовил Андрей Фефелов
Савва Ямщиков — Евгений Нефёдов И ТЁРКИН, И ШВЕЙК, И «ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ»…
Самые тяжкие для страны и народа 90-е годы, с их кровавым и страшным расстрелом сотен невинных людей у Дома Советов, совпали у меня еще и с тяжелой болезнью. Десять лет я не выходил из дома, мало с кем общался. Было, правда, три таких человека, три Валентина, которым я отвечал на звонки, а порой они приходили ко мне домой. Это Валентин Курбатов, псковский мой друг, Валентин Распутин и Валентин Лазуткин, которого я считаю одним из основоположников нашего телевидения. А так — моим миром были газеты и телевизор. И среди изданий, которые меня поддерживали, конечно, была газета "Завтра". Потому что "День" я застал, будучи еще здоровым. И даже успел в четвертом номере напечататься с полосой о художнике Ефиме Чеснякове. И вот теперь я ждал каждый номер газеты "Завтра", потому что там была правда о том, что вокруг происходит. К тому же, я прекрасно знал Александра Проханова. Мы с ним — "псковичи": молодость наша прошла во Пскове. Моя — реставрационная, его — писательская. И сейчас страницы в книгах Проханова, посвященные Пскову, — для меня самые дорогие, потому что Изборск, Малы — это наши места любимые. И вообще, эти страницы я считаю классикой русской литературы. А когда я выполз, с Божьей помощью, из своей болезни, первое, что я сделал, — пошел в газету, к Проханову. Мне тоже хотелось сказать свое слово о том, что происходит в России. Мне понравилось, как Проханов тогда сказал: ну что, Илья Муромец, отлежал свое — теперь пора работать, сражаться… И с того дня в 2000-м году до сей поры я с "Завтра" накрепко связан. У меня здесь много друзей, и среди них — два самых близких человека: Саша Проханов — не потому, что он главный редактор, а потому, что жизнь нас объединила, и — Женя, Евгений Нефёдов, повстречавшись с которым, я как-то сразу понял, что это за человек: я ведь тоже журналист с сорокалетним с лишним стажем. Я увидел тогда, что это человек, на котором газета во многом держится. Я ведь про него слышал еще и в те годы, когда он в "Комсомолке" работал, поскольку и сам сотрудничал с "Комсомолкой", были у меня там Ярослав Голованов и другие ребята. И я читал его репортажи из Чехословакии, а они все говорили: ну, наш Швейк плохо не напишет!.. А Женя там несколько лет был собкором. И вот уже в "Завтра" я сразу понял, что поддерживать меня будет именно он. Так оно и вышло. С ним я "сверял часы" по всем своим материалам, прислушивался к его замечаниям, ко многим моим публикациям он придумывал прекрасные заголовки. А потом я еще почитал и поэзию Евгения Нефёдова, особенно его эпиграммы-пародии! Читали их вместе с дочкой, она говорит: пап, два друга у тебя, которые выше крыши в эпиграммах. Я с ней согласился: действительно, по моему мнению, рядом с Гафтом в этом жанре может стоять только Нефёдов, хотя они, конечно, очень разные люди. А колонка его — "Евгений о неких"! Это ведь не просто стихи, это поэтический рассказ о нашем времени, причем социально заостренный. Это то, что я в "Завтра" всегда ценю.
И вот мы встретились с Евгением Нефёдовым для беседы.
Савва Ямщиков
Савва Ямщиков. Женя, все мои встречи, все мои беседы с созидающими сводятся к двум обычным вопросам. И первый я тебе сейчас задам. Мы почти одногодки, ты уже отметил своё, как говорится, круглолетие, мне это тоже через несколько месяцев предстоит. Что в своей жизни ты считаешь главным? Что ты сделал, как ты прожил эти годы? Чем они для тебя стали?
Евгений Нефёдов. Дорогой Савва, спасибо, прежде всего, что пригласил меня в собеседники. Я не так часто в подобной роли бываю. Больше сам всю жизнь кого-то расспрашиваю и о ком-то пишу. Что касается вопроса: что было главным в жизни? — ты и сам уже как бы начал на него отвечать, если не прямо, то косвенно — вспомнив в своей преамбуле о нашей работе, жизни в эти "окаянные годы". И сам я, когда обо всём этом думаю, вспоминаю, перечитываю публикации, книги, перебираю в памяти тех, кто остались моими друзьями в эти десятилетия и кто перестал ими быть, — я понимаю одну очень важную вещь. Я ощущаю, я смею считать, что мне удалось — как уж, с чьей помощью: Божьей, внутренних каких-то сил, любимых моих людей, друзей, работы ли, окружения, — удалось остаться собой. Ведь очень-очень многие собой не остались в эти времена испытаний, и я это наблюдал, поражаясь: как человек может на глазах отречься от себя прежнего… У меня в той же "Комсомолке" тоже масса друзей была, да и сейчас есть — из числа ветеранов… Но 20-го или 21-го августа 91-го года я зашел в редакцию: как, мол, ребята вы тут освещаете ГКЧП, с кем вы, мои коллеги недавние? Смотрю — а они уже ликуют, уже "Долой коммуняк!" "Да здравствует свобода!", "Позор ГКЧП!" и так далее. Я как-то аж поежился. Это кричали люди, которые вчера были моими парторгами, комсоргами, звали меня к светлому будущему, упрекали, когда я в стихах позволил себе какой-то лирический момент относительно флага над телебашней. Ну, там моя жена говорит: как хорошо бы его постирать и погладить, ему там холодно, оно истрепалось на ветру… А мне объясняли: старик, так о знамени страны нельзя говорить, это фамильярно по отношению к святыне. А сами они в одну ночь эту святыню содрали, на лоскуты порезали, перекроили, подшили сверху-снизу другие цвета — и живут себе и не тужат, кстати сказать, по сей день. Не знаю, конечно, каково им внутри. Хотя, если честно, о ком-то что-то и знаю. Кто-то и хотел бы не думать о том, что с ним это случилось, хоть он и сыт, и нос в табаке, и все хорошо — но ведь за счет предательства же! Некоторые, почестнее, даже порой, за рюмкой, сами такой разговор заводили. Дескать, знаешь, старина, что-то все-таки иногда гложет… Вот ты — как засыпаешь? Да нормально, говорю, засыпаю. Устаю, ухандокиваюсь на работе. И потом, несмотря на недуги, несмотря на боли и физические, и душевные, все эти годы совесть-то меня не изводит, не мучит. Я не отказался от того, чем жил: от отца-матери, от Родины, я остался самим собой. Впрочем, некоторые из них склонны, наверное, тоже думать, что они пытались остаться или впрямь остались в душе теми же, кем и были. Тут все непросто. Но сколько таких, кто легко расстался со всем, что было, наплевал на все, оплевал, опорочил! И сегодня не хочет помнить, что эта вся оплеванная им система его рождала, его учила, его берегла, хранила, подлечивала, подучивала… Ах да, колбасы ему мало давала, вот в чем трагедия!.. Теперь вот наелся, а сколько людей рядом сгинуло за эти проклятые годы! Тут я уже не шучу, тут во мне говорит нормальный мой, красный дух, отцовский-фронтовиковский стержень. Но иногда я задумываюсь: что, если б я и сам тогда дрогнул? Ведь мне же шли звонки: "Евгений Андреевич, зачем тебе эта газета, ты же знаешь, ее скоро закроют. Ельцин назвал её фашистской. Ты же классик газетного дела, умеешь делать буквально всё. И есть газеты, где тебя ждут хорошие деньги, перспективы. Что тебя заставляет отказываться от этого?" И какой-то там чёртик сидел за плечом, пока я не поплевал в его сторону, и нашептывал: а может, правда? Впереди ведь только тяжелый, тернистый путь. А здесь будет всё нормально. И будет нормально всё и с детьми, и с внуками — ты понимаешь?..
- В суровый край - Эдуард Вильде - Классическая проза
- Шампанское - Чехов Антон Павлович "Антоша Чехонте" - Классическая проза
- Соборяне - Николай Лесков - Классическая проза
- Дон-Коррадо де Геррера - Гнедич Николай Иванович - Классическая проза
- Если однажды зимней ночью путник… - Итало Кальвино - Классическая проза
- Трильби - Джордж Дюморье - Классическая проза
- Маленький человек, что же дальше? - Ханс Фаллада - Классическая проза
- Эпоха невинности - Эдит Уортон - Классическая проза
- Собрание сочинений в шести томах т.4 - Юз Алешковский - Классическая проза
- Уроки русской любви - Мария Голованивская - Классическая проза