Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед нами открывался демонический ландшафт войны. Туман поднимался из оврага и становился все плотнее, покрывая ветки елей на высотках. Вдали на фоне серого с красным вечернего неба расстилалась равнина. Синеватые тени и желтые световые пятна играли на белом снегу. Ни одной живой души, ни одного зверя и птицы не было здесь. Только из бункеров поднимался белый дымок от сырой древесины и долго висел над замерзшей долиной, как будто бы какие-то кузнецы выковывали там пули для будущего сражения.
Мы медленно возвращались в рощу сказок.
Ночью падал снег. Он плотным слоем ложился на землю и ветви деревьев, которые охотно несли его нежный груз. Роща постепенно выплывала в раннем свете из тумана.
Внезапно в тишину природы вступила грозная симфония войны. Мы услышали выстрелы русской артиллерии. Эхо на холмах отозвалось во вражеских окопах. Снаряды разрывались далеко в глубоком тылу. Эхо долго продолжало греметь и звучало, словно хором запели духи лесов и полей. Затем первые артиллерийские гранаты затрещали в роще. Звук их разрывов был глухим и грозным. Огонь артиллерии сопровождали разрывы снарядов танковых орудий и противотанковых пушек. К ним добавились характерные звуки минометных выстрелов и треск пулеметов, раскинувших смертельную сеть своих патронов. Русская артиллерия время от времени запускала осветительные ракеты, которые освещали поле боя, разрываясь с таким шумом, словно кто-то бил в барабан. Это был какой-то ураган звуков: стоны, свист, рев, визг. И все тонуло в непрерывных ударах грома. Больше уже было невозможно отличить один звук от другого. Русские начали мощную артподготовку.
Мы сидели в бункере, держа оружие наготове. Только бревна этого убежища да земляные брустверы окопов защищали нас. Однако это все-таки позволяло нам чувствовать себя в относительной безопасности. Хуже было тяжелое ожидание. Атаки не казались такими страшными, как этот ад огненного вала.
Бункер ходил ходуном. Но мы спокойно смотрели на бушевавший снаружи огонь, взлетавшие в воздух земляные глыбы и дым. Черная пыль поднималась, а затем круто обрушивалась на землю. Дождь осколков и замерзшей глины сыпался перед самым входом в бункер.
Серовато-коричневые, черные и светло-серые клубы дыма не давали дышать и щипали глаза.
Так же внезапно, как начался этот артналет, он и кончился. Разрывы снарядов снова сместились в глубокий тыл. Телефонные провода были разорваны на куски, мы не могли получить никаких сведений о происходящем, но хорошо знали: русские атаковали окопы, находящиеся перед нами. Мы поспешили к миномету и подготовили пулеметы к бою. Теперь уже было видно, как одетые в белые маскировочные халаты русские солдаты отдельными группами и рядами атакуют наши позиции. Мы наблюдали, как они падают под нашим огнем, останавливаются и отступают. Прошел час.
Вторая волна наступающих также была встречена огнем немецких пулеметов, гранатометами и минометами. Заметно стемнело, но были хорошо видны трупы немецких и русских солдат, лежащие перед нашими позициями. Санитары вынесли в окопы наших убитых, а раненых отнесли к врачам в полевой госпиталь. Наступила зловещая тишина. Лишь время от времени раздавались одиночные выстрелы.
Роща сказок резко изменилась. Снег больше не был белым: воронки от снарядов покрыли землю, и оттуда поднималась черная пыль. Почва в наступающей темноте призрачно сверкала от осколков снарядов. Роща была вся вскопана. Деревья были вырваны с корнями, и могучие стволы упали на землю, воронки соседствовали друг с другом, снаряды срезали замерзшие ветви со стволов. Разорваны на куски сучья, кора смешалась с осколками гранат. От елей остались одни стволы, лишенные иголок. Красота и жизнь рощи стали жертвами войны так же, как раненые и мертвые, лежащие вокруг.
Однако мы, оставшиеся в живых, выбирали опасность, которая была предпочтительнее убийственного ожидания. В сражениях жизнь проявлялась в диком желании существования. Война вела нас в сказочное состояние, когда странная тоска о схватке с противником проявлялась как в ожидании, так и в действии. В нас пробуждалось нечто первобытное. Инстинкт заменял чувство и превращался в трансцендентную актуальность.
Однако теперь мы, промерзшие до костей, возвращались в наш бункер.
Ночью оружие снова заговорило. Диалог пулеметов передавался от одного окопа в другой. Мы слушали его, неся караульную службу. Ночной туман покрывал белый снег, а сигнальные ракеты сгорали высоко, не доходя до земли, и придавали неподвижным деревьям человеческие черты. Немецкий пулемет быстрыми, короткими очередями стрелял по противнику, внушая нам некоторое спокойствие. Русские пулеметы отвечали после короткой паузы, вмешиваясь своими очередями в стрельбу нашего оружия. От холмов непрерывно раздавалось эхо.
Концерт оркестра оружейной техники был приведен в действие и завершился многочисленными жертвами. На войне правил металл. Трава и лес должны были страдать так же, как и люди.
На следующий день началась атака. Раздались воинственные крики. Артиллерия вела беспорядочный огонь. Заговорили пушки бронетранспортеров и минометы. Последняя атака русских потерпела неудачу перед проволочными заграждениями. Но вечером все повторилось.
Мы посчитали упавших перед нашими окопами немецких раненых и мертвых, после того как их подобрали санитары. Голые статистические факты мало что говорили о жуткой трагедии этих потерь.
Прямое попадание снаряда поразило один из наших отрядов. Мы собирали конечности в кровавом снегу, выкапывали из него человеческое мясо и кости, очищая землю от мозгов. Останки заворачивали в брезент и хоронили в Табаково, словно сражение военной техники делало нас бездушными машинами.
Но и мертвые не находили покоя. Как и в летнюю пору, они часто неделями тлели в поле ржи, пока их не находили могильщики, которые извлекали из земли останки героев и хоронили их на кладбище. А из могил в Табаково трупы вновь извлекали и хоронили их на родине, где они уже покоились в мире и где мертвым доставалась слава.
После боя нам наконец удалось лечь спать. Но многие из нас, и я в том числе, были настолько истощены и обессилены, что им не удавалось заснуть. Как только я начинал дремать, что-то рвалось у меня внутри, а тишина вызывала тяжелые воспоминания. Мы стояли на мосту между жизнью и смертью.
Снова и снова я вспоминал те минуты, когда лежал в воронке от бомбы, а орудийный огонь вспахивал ее края и засыпал меня снегом и землей, до тех пор, пока я не потерял сознание. Мои друзья откопали меня и отнесли в бункер, посчитав мертвым. И когда я очнулся, то решили, что я вернулся из потустороннего мира.
Так мы и жили, соседствуя со смертью. Но не гибель пугала нас, а ее ожидание. Неотвратимость смерти внушала нам ужас. Она не имела своего завершения и не оставляла нас в течение нескольких лет. Она управляла тайными стремлениями нашей души, пробуждала то ангелов, то злых духов. Она наполняла нас, выжимала по капле крови, но и позволяла смиряться с нуждой. Таким образом, это чувство росло внутри нас как здоровое дерево.
Оно то оставалось слабым, как тень, то приводило к отчаянию, то возбуждало необычайную жажду жизни, и возможность гибели падала как спелый плод.
Человек, побывавший в далеких краях, становился на якорь в подземном царстве, и постоянная готовность к смерти оказалась для него счастьем. Там смерть воспринималась как свет, идущий откуда-то из самого себя. Она не могла разрушить духовный мир.
Однако при ее приближении все существующее обновилось. Золото стало ненужным, а каждый кусок хлеба представлял огромную ценность. В книгах удавалось найти более глубокий смысл, романы завершались теперь иначе. Только нечто существенное имело смысл. Таким образом, смерть обновляла наши души, делала нас лучше, чем мы были раньше.
Однако березовые кресты продолжали заполнять зимние поля России.
Призрачная роща
В песочных часах медленно перетекал песок, а каждая его песчинка покоилась в руках Бога. Но мы не чувствовали этого.
Мы встречали Новый год в роще сказок, пили бренди и вели беседы далеко за полночь. Снаружи раздавались выстрелы из всех видов оружия и в воздух летели огненные ракеты33: 1943! Затем следовала пьяная поездка на санях. Днем мы отсыпались. Но при взгляде на обглоданные деревья, переломанные кусты, которые уже были не в состоянии покрыться зеленью, на все эти обломки былой красоты нас охватывало такое чувство, как будто бы мы оказались в какой-то призрачной, нереальной жизни, которая управляла нами. Эту рощу действительно можно было назвать призрачной.
Впрочем, она светилась от вражеского огня. Снаряды не прекращали разрываться в наших окопах, и мы так же сгибались от них, как и деревья. Война лишила нас одеяний из иголок и листьев. Внутри все было порвано. Нам досталось так же, как и кустарнику после битвы. Мы не могли больше думать ни о чем: выстрел, попадание, черный снег, кровь и смерть. Черный снег стал для нас символом опустошения, которое война привнесла в наши молодые души. Только иней страшной опасности и свежий снег молчания заживляли эти раны, до тех пор пока мороз не ликвидировал последние остатки нашего существования и от нас не оставались даже тени нашей прежней жизни.
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман - О войне
- Кроваво-красный снег - Ганс Киншерманн - О войне
- Записки террориста (в хорошем смысле слова) - Виталий "Африка" - О войне
- В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика) - Анатолий Заботин - О войне
- Сожженные дотла. Смерть приходит с небес - Герт Ледиг - О войне
- Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 - Клаус Гранцов - О войне
- Паруса в огне - Валерий Гусев - О войне
- Случай в лесу - Сергей Мстиславский - О войне
- Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер - О войне