Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что я могу дать тебе такого, чего бы у тебя не было? – спросила Мария, немного уязвленная упоминанием о других женщинах, но тотчас вспомнила: в конце концов, он заплатил за то, чтобы она была сейчас рядом с ним.
Он выпил третью порцию виски. Мария мысленно сделала то же самое, представляя, как обжигающий шарик алкоголя прокатывается по пищеводу, как разбегается по крови, вселяя в душу отвагу, – и почувствовала, что охмелела, хоть не сделала и глотка. Голос Ральфа Харта звучал теперь тверже:
– Ладно. Я не могу купить твою любовь, но ты сказала, что знаешь о сексе все. Научи меня сексу. Или научи, что такое Бразилия. Научи хоть чему-нибудь такому, чтобы я мог оказаться рядом с тобой.
Что ему ответить?
– В Бразилии я знаю только два города – тот, где родилась, и Рио. Что касается секса, я не верю, что тебя можно чему-нибудь научить. Мне скоро двадцать три, ты всего на шесть лет старше, но уверена – ты жил в миллион раз интенсивней, чем я. Я знаю лишь мужчин, которые платят, чтобы делать, что хочется им, а не мне.
– Все, о чем может мечтать мужчина, воображая себя в постели с одной, двумя, тремя женщинами, я испробовал в действительности. И не знаю, многому ли научился.
Снова воцарилось молчание, но на этот раз нарушить его должна была Мария. И Ральф не помог ей – как раньше она ему не помогла.
– Ты хочешь... использовать мои профессиональные навыки?
– Я просто хочу тебя.
Нет, он не мог произнести эти слова – потому что именно эти слова она мечтала услышать. И снова – землетрясение, извержение, буря. Ей не выбраться из этой ловушки, которую она сама себе подстроила, она потеряет этого человека, так никогда и не овладев им по-настоящему.
– Ты знаешь, Мария. Научи меня. Быть может, это спасет меня. И тебя. Вернет нас обоих к жизни. Ты права – я всего на шесть лет старше тебя, но прожил словно несколько жизней. У нас – совершенно разный жизненный опыт, но мы оба потеряли надежду. Единственное, что может внести мир в наши души, – это быть вместе.
Зачем он все это говорит? Это немыслимо – и тем не менее это правда. Они виделись всего однажды и все-таки испытывали потребность друг в друге. Страшно представить, что будет, если их встречи продолжатся. Мария была умна от природы, и к тому же давали себя знать много месяцев чтения и наблюдений за природой человеческой; у нее была цель в жизни, но была и душа, и в душу эту предстояло заглянуть, чтобы открыть источаемый ею «свет».
Она устала быть такой, как была все это время, и, хотя скорое возвращение в Бразилию сулило много нового, трудного, интересного, она еще не познала все, что могла познать. И вот теперь Ральф Харт, человек из породы тех, кто принимает любые вызовы судьбы, кто знает все, просит эту девушку, эту проститутку, эту Любящую Мать спасти его. Что за нелепость!
Бывали в ее практике мужчины, которые вели себя с ней сходным образом – одним не удавалось возбудиться, другие хотели, чтобы с ними обращались как с маленьким ребенком, третьи изображали исполнение супружеского долга, уверяя, что их возбуждает, когда у жены – много любовников. Впрочем, хотя ни одного из «особых клиентов» ей пока не попадалось, Мария уже убедилась в том, какое неимоверное количество фантазий гнездится в человеческой душе. И все же каждый из прежних клиентов жил в своем мире, но никто не просил: «Уведи меня отсюда». Наоборот, они пытались затащить в свой мир Марию.
Но, хотя все эти многочисленные мужчины платили ей деньги, не одаривая никакой энергией, нельзя сказать, чтобы она уж совсем ничему не научилась. А вот если бы кто-нибудь из них в самом деле искал любви, а секс был бы лишь ее частью, какого обращения хотелось бы Марии?
Что бы ей понравилось?
– Получить подарок, – сказала она.
Ральф Харт не понял. Подарок? Он и так уже заплатил ей вперед за ночь и за такси, поскольку ритуал был ему известен. Что она хочет сказать этим?
В этот миг Марию осенило – она поняла, что должны чувствовать мужчина и женщина. Взяв Ральфа за руки, она повела его в комнату.
– В спальню подниматься не будем.
Она погасила свет, села на ковер и велела ему сделать то же самое. Увидев камин, приказала:
– Разожги.
– Сейчас же лето...
– Разожги камин. Ты же сам хотел, чтобы сегодня ночью я направляла наши шаги.
Взгляд ее был тверд – она надеялась, Ральф заметит исходящий от нее свет. И поняла, что заметил, – потому что он вышел в сад и вернулся с несколькими мокрыми от дождя поленьями, положил их вместе со старыми газетами в камин и развел огонь. Потом двинулся на кухню за бутылкой виски, но Мария удержала его: – Ты спросил меня, чего я хочу?
– Нет, не спрашивал.
– Так знай: человек рядом с тобой – существует. Думай о нем. Думай, не предложить ли ему виски, джину или кофе. Спроси.
– Что ты выпьешь?
– Вина. Вместе с тобой.
Ральф принес бутылку вина. К этому времени огонь в камине уже разгорелся; Мария погасила последнюю лампу, и комнату освещало теперь только пламя. Она вела себя так, словно всегда знала: именно таков должен быть первый шаг – узнать того, кто рядом с тобой, убедиться, что он и вправду – рядом.
Открыв сумочку, достала оттуда ручку, купленную в супермаркете. Не все ли равно – сгодится и ручка.
– Возьми. Я купила ее на тот случай, если придется что-нибудь записать насчет усадебного хозяйства. Пользовалась ею два дня, работала, можно сказать, не покладая рук. Она хранит частицу моего усердия, моей сосредоточенности, моей воли. Теперь я отдаю ее тебе.
Она мягко вложила ручку в его руку.
– Вместо того чтобы купить что-нибудь такое, что понравилось бы тебе, я даю тебе свое, на самом деле принадлежащее мне. Это – подарок. Это – знак уважения к человеку, который рядом со мной. Это – просьба понять, как важно то, что он – рядом со мной. Я по доброй воле, от чистого сердца даю тебе предмет, в котором заключена частица меня самой.
Ральф поднялся, подошел к книжной полке, что-то снял оттуда и вернулся.
– А это – вагончик игрушечной железной дороги. В детстве мне не разрешали пускать ее самому: отец говорил, что она очень дорогая, из Америки... И мне оставалось только ждать, когда ему придет охота расставить все это посреди комнаты... Но по воскресеньям он обычно ходил в оперу. Детство кончилось, поезд остался, так и не принеся мне никакой радости. Я сохранил и рельсы, и паровозик, и станционные постройки, и даже инструкцию – был у меня поезд, вроде бы мой, но и не мой. Какой же он мой, если я с ним не мог играть?
Лучше было бы, если бы он сломался, как и все прочие игрушки, которые мне дарили и о которых я уже не помню... Ведь детская страсть к разрушению – это способ познания мира. Но он уцелел и теперь всегда напоминает мне детство, которого, как выясняется, у меня не было... Слишком дорогая это была игрушка... Но отцу не хотелось возиться. А может быть, каждый раз, когда он включал ее, он боялся показать, как он меня любит.
Мария устремила пристальный взгляд на огонь в камине. Что-то произошло... Нет, это не действие вина, не разнеживающее тепло. Они обменялись подарками – вот в чем было дело.
Ральф тоже повернулся лицом к огню. Оба молчали, слушая, как потрескивают дрова. Пили вино, и возникало чувство, что ни о чем не надо говорить, ничего не надо делать – можно просто сидеть бок о бок и смотреть в одном направлении.
– В моей жизни тоже есть такие неприкосновенные вагончики, – наконец произнесла Мария. – Вот, например, – сердце... Мне тоже удавалось пустить его в ход, лишь когда окружающий мир раскладывал для него рельсы... А он не всегда выбирал для этого подходящую минуту.
– Но ты любила...
– Да, любила. Сильно любила. Так сильно, что, когда любовь попросила сделать ей подарок, я испугалась и убежала.
– Не понимаю.
– И не надо. Я учу тебя, ибо открыла то, чего ты не знаешь. Это – подарок. Когда отдаешь что-то свое. Отдаешь что-то важное, что-то ценное еще до того, как тебя попросили. Ты теперь обладаешь моим сокровищем – ручкой, которой я заносила на бумагу свои сны. А я – твоим: у меня есть твой вагончик, частица детства, не прожитого тобой. Теперь я буду носить с собой частицу твоего прошлого, а ты – частицу моего настоящего. Вот и славно.
Она проговорила все это совершенно спокойно, ни на секунду не удивившись тому, что говорит и делает, словно это были наилучшие и единственно возможные слова и поступки. Потом гибким и плавным движением поднялась, повесила жакет на «плечики», поцеловала Ральфа в щеку. Он не шевельнулся, по-прежнему глядя, как зачарованный, на языки пламени и, быть может, вспоминая отца.
– Никогда не понимал, зачем я храню этот вагончик... А теперь вдруг стало ясно – чтобы отдать его тебе, вот так, вечером, при огне камина... Теперь этот дом станет легче.
И добавил, что завтра же отдаст все остальное – рельсы, паровоз, семафоры – в какой-нибудь детский приют.
– Смотри, может быть, теперь таких игрушек уже не выпускают, и эта дорога стоит кучу денег, – предупредила Мария и сейчас же прикусила язык: речь ведь не об этом, а о том, чтобы освободиться от того, что так дорого нашему сердцу.
- Любовь - Тони Моррисон - Современная литература
- Легенда Хэнсинга (СИ) - Илья Зубец - Современная литература
- Пенсионер. История вторая. Свои и чужие - Евгений Мисюрин - Современная литература
- Желанное дитя - Лиза Скоттолине - Современная литература
- Вместе мы удержим небо - Эллен Фьестад - Современная литература
- Безграничная память. Запоминай быстро, помни долго - Кевин Хорсли - Современная литература
- Грехи отца - Китти Нил - Современная литература
- Затмите всех! Блистайте на сцене, в офисе, в жизни - Майкл Порт - Современная литература