хоть что-нибудь. 
– В смысле, если я хочу, чтобы он стал моим репетитором.
 – Да, – согласилась она. – Это обстоятельство, конечно, роли не играет, но именно он привел в порядок твой велосипед.
 Об этом я уже знала и все еще обдумывала перспективу ежедневных встреч с Брайсом.
 – А если я пообещаю догнать остальных своими силами? Без его помощи?
 – А сможешь? Ты ведь понимаешь, я тебе помочь не могу. В школе я училась давным-давно.
 Я помедлила.
 – И что мне говорить, если он спросит, почему я здесь?
 Тетя задумалась.
 – Важно помнить, что никто из нас не идеален. Все совершают ошибки. Все, что нам остается, – оставаться собой, но при этом стараться быть как можно лучше, и двигаться вперед. Так что если он спросит, можешь или сказать правду, или солгать. Думаю, все зависит от того, какого человека ты хочешь видеть, глядя на себя в зеркало.
 Я поморщилась, понимая, что напрасно задала бывшей монахине вопрос, касающийся морали. Чтобы ни в коем случае не возвращаться к нему, я высказалась так, как и следовало ожидать:
 – Не хочу, чтобы кто-нибудь знал. И он в том числе.
 Она грустно улыбнулась.
 – Понимаю, что не хочешь. Только помни, что беременность – тайна, которую нелегко скрыть, особенно в такой деревушке, как Окракоук. И как только появятся признаки…
 Договаривать ей не понадобилось. Я поняла, о чем она.
 – А если вообще не выходить из дома?
 Не успев задать этот вопрос, я уже поняла, что надежды на это несбыточны. По воскресеньям я вместе с местными жителями ездила на пароме в церковь, мне предстояло бывать у врача в Морхед-Сити, то есть опять-таки совершать поездки на пароме. Меня видели в тетином магазине. Люди уже узнали, что я здесь, на острове, и наверняка кто-нибудь задался вопросом о причинах моего приезда. Насколько я понимала, они интересовали и Брайса. Беременность могли и не заподозрить – в отличие от других проблем. С родными, с наркотиками, с законом, с… еще с чем-нибудь. Иначе зачем бы я нарисовалась здесь в разгар зимы?
 – Ты считаешь, я должна ему рассказать, да?
 – Я считаю, – с расстановкой ответила она, – что правду он узнает независимо от того, хочешь ты или нет. Вопрос лишь в том, когда именно и от кого. Так что, думаю, будет лучше, если правду он услышит от тебя.
 Я уставилась в окно невидящим взглядом.
 – Он подумает, что я ужасная.
 – Сомневаюсь.
 Я с трудом сглотнула, ненавидя и этот разговор, и все остальное. Тетя молчала, не мешая мне думать. Пришлось признать, что в этом отношении она отличалась от моих родителей в лучшую сторону.
 – Думаю, Брайс может побыть моим репетитором.
 – Я ему передам, – тихо пообещала она, потом прокашлялась и спросила: – Над чем работаешь?
 – Надеюсь сегодня закончить первый черновой вариант реферата.
 – Наверняка получится замечательно. Ты же умная девушка.
 Скажи это моим родителям, мысленно ответила я.
 – Спасибо.
 – Тебе ничего не надо, пока я не легла? Может, стакан молока? Завтра мне рано вставать.
 – Все хорошо, спасибо.
 – Родителям не забудь позвонить.
 – Не забуду.
 Она повернулась, чтобы уйти, но снова остановилась.
 – Да, еще одно: я тут подумала, мы могли бы украсить елку завтра вечером, после ужина.
 – Ладно.
 – Спокойной ночи, Мэгги. Я люблю тебя.
 – И я тебя, – отозвалась я машинально, как сделала бы в разговоре с подругами, но позднее, когда я говорила по телефону с родителями и они спросили, как складываются мои отношения с Линдой, я вдруг поняла, что эти слова мы с ней сказали друг другу тем вечером впервые.
  «Щелкунчик»
 Манхэттен
 Декабрь 2019 года
 Когда Мэгги наконец умолкла, Марк так и продолжал сидеть, сложив руки вместе, и его лицо казалось непроницаемым. Помолчав, он покачал головой, будто не сразу понял, что теперь его очередь говорить.
 – Извините. Видимо, я все еще под впечатлением от того, что услышал от вас.
 – Пока что моя история выглядит совсем не так, как вы ожидали, да?
 – Я сам не знаю, чего ожидал, – признался он. – А что было потом?
 – Сейчас я слишком устала, чтобы погружаться в продолжение.
 Марк вскинул руку.
 – Понял. И все же… невероятно. Вряд ли я в свои шестнадцать лет справился бы с таким кризисом.
 – У меня просто не было выбора.
 – Тем не менее… – он в рассеянности почесал ухо. – Ваша тетя Линда, кажется, интересный человек.
 Мэгги невольно улыбнулась.
 – Безусловно.
 – Вы с ней до сих пор поддерживаете связь?
 – Раньше поддерживали. Они с Гвен несколько раз приезжали навестить меня сюда, в Нью-Йорк, однажды я побывала у нее в Окракоуке, но главным образом мы писали друг другу письма и болтали по телефону. Она скончалась шесть лет назад.
 – Прискорбно слышать.
 – Я до сих пор по ней скучаю.
 – Вы сохранили ее письма?
 – Все до единого.
 Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на Мэгги.
 – Почему ваша тетя отказалась от монашества? Вы никогда у нее не спрашивали?
 – В те времена – нет. Спрашивать мне было бы неловко, и потом, я была слишком поглощена собственными проблемами, так что подобные вопросы мне даже в голову не приходили. Понадобились годы, чтобы я коснулась этой темы, а когда все же коснулась, доступного моему пониманию ответа не получила. Видимо, я надеялась на нечто более очевидное или что-то в этом роде.
 – А что сказала она?
 – Что в жизни всему свое время, и то время прошло.
 – Хм. Немного загадочно.
 – Полагаю, она устала возиться с беременными подростками. Как показывает мой опыт, с нами бывает нелегко.
 Марк усмехнулся, потом посерьезнел.
 – Монастыри до сих пор принимают к себе беременных подростков?
 – Понятия не имею, но сомневаюсь. Времена меняются. Несколько лет назад, в минутном приступе любопытства я нашла «Сестер милосердия» в Интернете и узнала, что их монастырь закрылся более десяти лет назад.
 – А где он находился, этот монастырь? До того, как закрылся, в смысле.
 – Кажется, в Иллинойсе. Или в Огайо. Во всяком случае, где-то на Среднем Западе. Только не спрашивайте, как тетя туда попала. Как и мой отец, она родом с Западного побережья.
 – Долго она пробыла монахиней?
 – Лет двадцать пять. Может, чуть меньше или больше, точно я не знаю. И Гвен тоже. Если не ошибаюсь, Гвен приняла постриг еще раньше тети.
 – Как думаете, они были?..
 Он замялся, Мэгги вскинула бровь.
 – Любовницами? Честно говоря, я и этого не знаю. Когда я повзрослела, у меня появились такие мысли, ведь они всегда были вместе, но я ни разу не видела, чтобы они целовались, держались за руки и так далее. Но одно я знаю наверняка: они всем сердцем любили друг друга. Гвен была рядом с Линдой, когда та скончалась.
 – Значит, вы поддерживаете связь и с Гвен?
 – Конечно, более близкими были мои отношения с тетей, но после ее смерти я старалась звонить Гвен несколько раз в год. В последнее время уже реже. У нее Альцгеймер, не уверена даже, что она вообще помнит, кто я такая. Но мою тетю помнит, и это меня радует.
 – С трудом верится, что вы ни словом не упоминали об этом Луанн.
 – В силу привычки. Даже мои родители до сих пор делают вид, будто ничего не