виделись.
Автобус подъезжает к остановке с глухим рычанием старого двигателя. Тормоза скрипят противно, металл стонет. Двери открываются с шипением гидравлики и резким, режущим слух звуком. Из салона доносится смесь запахов: бензин, пот, дешевые духи пассажиров.
Я смотрю на открытую дверь и замираю. Всего один шаг, и я окажусь в автобусе. Еще час езды, и я буду сидеть в кабинете психолога, рассказывать незнакомому человеку о самом страшном, что со мной случилось. О том, как я потеряла ребенка. О том, как муж меня предал. О том, как я превратилась в этот жалкий призрак.
А что, если он меня осудит? Что, если поймет, что со мной что-то не так, что я больна, сломана?
— Девушка, садитесь или нет? — нетерпеливо кричит водитель.
Сердце колотится, руки дрожат, в горле пересохло.
Идти к психологу — значит признать, что я больна. Что я не справляюсь. Что та сильная девочка, которой я была, умерла окончательно.
А что скажут люди? В нашем маленьком городке все знают всех. К вечеру половина поселка будет знать, что Ксения Демидова ездила к психологу. Будут шептаться за моей спиной, качать головами, строить догадки. «А помните, как она уехала в столицу? Говорили, удачно замуж вышла. А оказывается…» Сплетни в маленьком городе разносятся быстрее ветра. К утру все будут обсуждать мое сумасшествие за утренним кофе.
— Последний раз спрашиваю! — рявкает водитель.
— Хорошо, — слышу я свой голос, хотя не помню, как приняла решение. — Встретимся.
Денис улыбается еще шире:
— Отлично! В семь вечера за тобой заеду. Ты же у родителей остановилась?
Я киваю, не в силах произнести ни слова. Двери автобуса закрываются с тем же шипением. Мотор ревет, черный дым валит из выхлопной трубы. Автобус медленно трогается с места, набирает скорость и исчезает за поворотом, оставляя за собой только запах солярки и мое чувство стыда.
Я стою на остановке и смотрю на пустую дорогу. Только что я упустила свой шанс. Возможность получить помощь, вырваться из этого кошмара.
— Пойдем, подвезу тебя домой, — предлагает Денис.
— Спасибо, я пройдусь.
Медленно иду обратно, чувствуя, его взгляд за спиной. Когда поворачиваю за угол, слышу, как заводится его машина. Он уезжает.
Прихожу домой. Мама уже ушла на работу. Это хорошо, не придется объяснять, почему я вернулась так быстро. Почему не поехала к врачу. Не нужно будет придумывать отговорки, врать, что прием перенесли.
Захожу в свою комнату. На верхней полке стоят мои старые учебники по психологии — толстые тома, которые я изучала с таким энтузиазмом.
Достаю один из них, «Клиническая психология», открываю на разделе о посттравматическом стрессовом расстройстве. Читаю симптомы: навязчивые воспоминания, ночные кошмары, избегание травмирующих ситуаций, эмоциональное оцепенение, повышенная тревожность.
Все сходится. Каждый пункт как будто написан обо мне.
Листаю дальше, изучаю методы лечения. Когнитивно-поведенческая терапия, EMDR, групповая терапия. Все это я помню с лекций. Теория, которая казалась такой далекой от реальности, теперь стала моей жизнью.
Может быть, я и сама смогу справиться? Ведь я почти психолог. Я знаю, как это работает. Знаю техники, упражнения, методики. Зачем мне идти к врачу, если я могу помочь себе сама?
Беру блокнот, начинаю записывать план самопомощи. Дыхательные упражнения — каждое утро по десять минут. Ведение дневника эмоций. Постепенное возвращение к обычной жизни — сначала магазин, потом более далекие поездки.
Пишу и чувствую, как становится немного легче. Впервые за долгое время у меня есть план, цель. Я могу контролировать свое лечение, не зависеть от чужого мнения.
А вечером я пойду на встречу с Денисом. Развеюсь, отвлекусь от мрачных мыслей. А то каждый день превратился в борьбу с собственными страхами и воспоминаниями. Может быть, общение со старым другом поможет мне вспомнить, какой я была раньше.
Сижу за столом, делаю записи в блокноте, когда внезапно раздается стук в дверь.
Я подскакиваю, словно от удара током. Сердце начинает колотиться бешено. Ручка выпадает из дрожащих пальцев, оставляя кляксу на странице.
Кто это может быть? Мама и папа на работе, у них есть ключи. Соседи обычно не приходят в такое время.
Стук повторяется — более настойчивый, громкий. Три четких удара, пауза, еще три.
Я замираю, не решаясь пошевелиться. В голове проносятся панические мысли. А что если это он? Тот человек, который на меня напал? Что если он нашел меня?
Но это глупо.
Медленно встаю со стула, ноги подкашиваются. Выхожу из комнаты, на цыпочках подхожу к входной двери. Прислушиваюсь — за дверью тишина.
Может быть, мне показалось? Может быть, это был сосед, и он уже ушел?
Стук повторяется снова, теперь еще более настойчивый. Кто-то действительно хочет попасть в дом.
— Кто там? — спрашиваю я, и собственный голос кажется мне чужим, дрожащим, испуганным.
Пауза. Потом из-за двери раздается голос, от которого у меня холодеет кровь:
— Ксюша, это я. Максим.
Глава 17
Максим
Следующие две недели проходят как в аду. Каждое утро я просыпаюсь в пустой квартире, где все напоминает о Ксюше. Ее шампунь в ванной, который я не могу выбросить. Ее кружка на кухне. Книги по психологии на полке.
А потом еду на работу, где меня ждет Виктория.
Она ведет себя так, будто ничего не произошло. Приносит кофе, подает документы, улыбается своей профессиональной улыбкой. Но я чувствую ее взгляд на себе постоянно. Хищный, оценивающий, ждущий момента, когда я сломаюсь.
Иногда она задерживается в кабинете дольше, чем нужно. Наклоняется над столом, показывая декольте. Случайно касается моей руки, подавая бумаги. Каждое такое прикосновение отдается во мне тошнотой и злостью.
— Если вам что-то еще понадобится, Максим Андреевич, я буду рядом, — говорит она сладким голосом, делая ударение на словах «что-то еще».
А я сижу и понимаю, что попал в ловушку. Не могу ее уволить без серьезных оснований. Не могу заставить уйти. Могу только терпеть ее присутствие, как хроническую боль.
По вечерам возвращаюсь в пустой дом. Пью виски или пиво, пытаюсь дозвониться до Ксюши, но ее телефон отключен. Не знаю даже, где она.
Ем кое-как, сплю по три-четыре часа в сутки. Худею, обрастаю щетиной, хожу в мятых рубашках. Сотрудники косятся на меня с опаской.
А Вика наблюдает за моей деградацией с плохо скрываемым удовлетворением. Ждет, когда я окончательно сломаюсь и приползу к ней.
И вот в пятницу, когда я сижу в кабинете и тупо смотрю в монитор, не видя цифр