смотрел на телефон.
– Не вы. Жена ваша.
– Нет, – твердо ответила Ира, перехватив у мужа аппарат.
– Тест делали?
– Н-не-е-ет…
– А почему тогда уверены? Ожидайте врача.
Молодожены сидели, глядя на друг друга, секунд тридцать.
Наконец Миша вскочил, резко рванул так и не надетую до конца футболку и побежал в аптеку. Благо круглосуточная находилась как раз в их доме. Вернулся запыхавшийся, торжественно держа в руках тест на беременность, как факел олимпиады.
Ира нырнула в ванную. Потянулись бесконечные секунды…
Две полоски!
– Ну что ты так долго? А? Ну ты где там? – скребся в дверь Миша.
Она молча протянула ему результат. Говорить не могла, понимая: если даже просто моргнет, хлынут слезы. «Зай-ка-а-а-а…» – радостно заскулил муж и прижал ее к себе.
– А как же скорая? – бормотала она в укрывшее ее и слегка вздрагивающее плечо. – Мы же вызвали…
Врач настоял на поездке в больницу, проверить, все ли хорошо. Еще радость не успела толком поднять голову, робко озиралась по сторонам – уже можно? – как ее бесцеремонно отшвырнула в сторону тревога. Такой вот ночной контрастный душ эмоций.
– Тонус матки повышен. Причин может быть много. Нужно УЗИ. Заодно исключить внематочную беременность.
Тонус… Много причин… Внематочная…
Зачем это все? Откуда вдруг выскочили все эти слова? Верните Иру домой, в покой, к тем двум полоскам! Туда, где они с Мишей обнимаются, сдерживая сентиментальные всхлипы.
Через полчаса можно было выдохнуть: беременность подтвердили. Но не до конца. Напугали еще больше: она может быть ложной. И для полноты ощущений оставили в стационаре на неделю, понаблюдать, так как оставался риск потери ребенка.
Качели продолжали свой однообразный бег: туда-сюда, туда-сюда.
Как легко, оказывается, определить, что по-настоящему важно, а что нет.
Важно – удержаться и чтоб качели остановились.
Надежда и икра
В палате у Иры оказалось две соседки. Обе лежали, как говорится, на сохранении.
Одна из них, Алла, женщина тридцати семи лет, находилась здесь уже второй месяц, ей почти не разрешали ходить и постоянно ставили капельницы. Вторая – Маша, совсем молодая девочка, с прозрачной кожей, худенькая, руки-ноги как палочки, самая настоящая трепетная лань. Страшно напуганная, вздрагивала, как только открывалась дверь в палату. Наверное, дышала через раз, чтоб ничего не случилось. Она изводила медсестер своими бесконечными «помогите, мне показалось», «а это нормально?», «ой, а почему это?».
Ведущий врач у всех была одна. Красивая стремительная женщина лет сорока. Сдержанная на эмоции, без сантиментов, все только по делу и по сути. Приходила почти всегда по первому зову либо присылала вместо себя медсестру, если была занята. От нее веяло уверенностью. Ира смотрела на нее, слушала четкие инструкции и успокаивалась: все будет хорошо. Ее даже звали Надежда, Надежда Михайловна.
– Температура у нас повышена, тридцать семь…
– И что это значит??? – Ира резко поднялась на кровати.
– Что беременность прогрессирует. Не надо так резко прыгать. Лежи.
Миша звонил бесконечно, ему было важно и интересно буквально все. Такое внимание давало чувство уюта даже в больничной палате. Ира улыбалась, чувствуя тепло, льющееся даже через телефонную трубку.
Про Лену больше не вспоминала. Вдруг стало очевидно, что это в прошлом, начинается новая жизнь, где нет места бывшим женам. Как и положено.
Вика тоже не оставляла без внимания, требовала эксплуатировать ее без стеснения: привезти, увезти, найти.
– Если деньги нужны, ну мало ли, обращайся, поняла?
Ира гладила свой еще никак не заявивший о себе живот и приговаривала: «Держись там, малыш. Не убегай. Вон как тебя все здесь ждут и любят».
На третий день в палату поместили новенькую, с сериальным именем Роза. Ей было двадцать семь лет, эту информацию она сообщила всем, громко и практически сразу: «Я Роза, мне двадцать семь». И тут же шло пояснение, почему это так важно.
Девушка жила в каком-то небольшом азиатском городке, где родилась, закончила школу, вышла замуж. Родила двух дочек, сейчас им уже семь и девять лет. Дочки прекрасные, хозяйственные, скромные. Но сама Роза всегда мечтала о сыне. Вот сколько себя помнила, чуть ли не с детского сада! Когда родилась старшая дочь, сильно расстроилась, хотела больше не рожать, но потом решилась, вдруг сынок будет. «Для матери сын – это особенное. Это любовь!» – говорила она мечтательно.
Но, увы, вторая тоже оказалась дочка. Роза тогда даже плакала от расстройства, прям в родильном блоке. Фантазировала: вот бы сейчас нянечки случайно перепутали детей и принесли ей мальчика. Любого. Она бы его растила как своего. Любила бы больше жизни.
И вот третья беременность. Но теперь уже поздно. Даже строить догадки о том, кто там, смысла нет.
– Это же неприлично – быть беременной в двадцать семь лет? – хлопала глазами Роза. – А потом что? Я с маленьким ребенком буду в тридцать?! Ну уж не-е-е-е-ет! Ужас! Я пришла на аборт.
Тридцатисемилетняя Алла, лежавшая под очередной капельницей, отвернулась к стене.
– Ну вы же сами же понимаете, да? Короче, я решилась. А прикиньте, что самое-то главное? – продолжала рассказ Роза. – Как я вообще залетела?! Я в шоке вообще! Мне три года назад удалили одну трубу. Так я потом еще же спираль поставила год назад. Представляете? И вот как??? Залететь разве можно так? И вот же. Я в шоке просто… И цепкий такой, в ванной лежала, со стула прыгала, по лестнице бегала, чего только не ела, ни-че-го! Не берет! Прицепился намертво!
– Блин… – выдохнула прозрачная Маша и, кажется, впервые налилась краской.
Вечером в коридоре выстраивалась очередь на уколы. Очень болезненные, пациентки заходили в процедурный кабинет так, как погружаются в прорубь. Выходили со стоном, у кого больше трех уколов, прихрамывали.
Ира вышла самой последней, ногу сводило от боли, поэтому присела рядом. В кабинет зашла Надежда Михайловна, по пути успев уточнить: «Все в порядке?.. Хорошо».
Врач разговаривала с медсестрой. Ира старалась не слушать, но дверь была открыта и отрывки до нее долетали. Медсестра возмущалась, зачем эту Розу положили в палату, где девочки на сохранении? Она же им там будет про свой аборт рассказывать. «Да, нехорошо. Но, может, до нее что-то дойдет. Опасно ее оперировать», – ровно ответила Надежда Михайловна.
Еще через полчаса врач вызвала Розу к себе. Та вернулась в палату переполненная возмущением: мотала головой, как китайский болванчик, хмыкала и закатывала глаза. Ее распирало, а соседки не выражали никакого интереса к ее новостям. Роза взорвалась:
– Нет, представляете?! Эта врач, значит, уговаривала меня не делать аборт! А?! Вообще! Нормально? Типа опасно и фигня всякая. Потом вообще говорит: ты
