Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не надо ничего упрощать! Упрощение и есть истинный корень Зла. Да, трудно поступать по закону и помнить десятки инструкций. Трудно удержаться от соблазна улучшить статистику раскрываемости, навесив липу на подвернувшегося невиновного. Пусть он хоть сто раз закоренелый преступник, но «вывешивание висяков» – это упрощение собственной работы, а значит, Зло по сути своей. Трудно доказать вину виноватого, но вам ПРИДЕТСЯ делать это, не фабрикуя улик. Иначе грош вам цена! Иначе Зло быстро и уверенно затянет вас в темные сети, как бы прочно ни стояли вы на стороне Света в начале пути. Вы даже не заметите этого, только в глазах бывших друзей прочтете презрение, только злорадство прочтете в глазах врагов».
Струйки пота вяло текли по щекам с начавшей пробиваться щетиной, Фролов почувствовал учащенный ритм сердца и чуть придержал бурлившие мысли. Он сам прошел через это, ощутил не только шкурой, но и самой душой. Граница между Добром и Злом пролегла через сердце, через разум, через воспоминания. Она подрагивала на подушечке указательного пальца, ждущего команды на спусковом крючке, она блестела в линзах прицела, нацеленного в живое. Только поступив до последней буквы правильно, Саша мог позволить себе нажать на спуск. И когда это «правильно» разошлось с его собственными представлениями о Добре и Зле, он без колебания попрощался со своей штатной СВДшкой и пошел к начальнику писать рапорт об увольнении.
И теперь, уже поступив так, он не находил оправдания этому несчастному Вите, сначала занесшему руку для удара, а потом выкрикнувшему формулу задержания. Омоновец упростил себе работу. Значит, совершил зло.
Саша прекрасно понимал, что не думал тогда ни о чем подобном, а нанес удар рефлекторно, в ответ на замах. Но в то же время он прекрасно знал и контролировал свои рефлексы… Если бы Витя сначала крикнул: «Стоять, вы задержаны!», то потом мог бы вить из Фролова веревки. Но неожиданный замах вызвал в ответ неожиданный рефлекс – короткий рубящий удар в горло. Ничего, выживет – в последний момент разум успел придержать бьющую руку.
Определить время в четырех стенах, чуть тронутых желтым светом одинокой лампочки, было никак невозможно, поэтому Саша совсем потерялся в смеси из ленивого течения бесцветных часов и собственных бурных мыслей. Лишь когда кожа уловила чуть заметный спад духоты, он понял, что день близится к вечеру. Снаружи жара быстро сползала в море, но нагретые за день стены и просмоленная крыша еще долго удержат в камерах почти духовочную жару.
Есть не хотелось, но Фролов знал, что вместе со струями пота тело теряет огромные количества соли, которые можно восполнить только с едой, иначе нарушенный водно-солевой баланс крови быстро даст о себе знать тошнотой, вялостью и жуткой головной болью. В боевых условиях он принимал небольшую соляную таблетку, запивая ее полным стаканом теплой воды, после этого и жажда сводилась в ноль, и пот не мешал работать, и о тепловом ударе можно было не думать. Но тут соли не было, еду тоже никто предлагать не думал, поэтому в ушах уже начинало знакомо посвистывать, а рот обжигало сухостью жажды. Верзила в углу чувствовал себя явно не лучше, скорчился на полу, потел, как зеркало в бане, а пересохшие губы дергались, что-то нашептывая.
Ладно, не помрем… Ужин ведь должны принести! Главное, после еды не облиться, а то совсем худо будет.
В коридоре послышались чьи-то шаги, дважды звякнула массивная вязанка ключей.
– Фролов, встать, лицом к стене! – появилось в дверном окошке лицо помощника дежурного. – Живо!
Саша вяло поднялся, опираясь ладонями о шершавую стену, его лицо честно выражало внутреннее состояние как души, так и тела – губы скривились, глаза собрались в узкие щелочки, обозначив морщины, а щеки ввалились, отчего пробившаяся щетина выглядела особенно колоритно. Здоровенные ссадины и пунцовые шишки на лице тоже не красили, а если принять во внимание изодранные штаны, босые ноги и потянутую футболку, то впечатление получалось просто жуткое. Фролов попросту был похож на опустившегося алкоголика, пристававшего к прохожим, получившего за это по морде и банально забранного в милицию за непотребное поведение.
Маскировка – лучше не придумаешь. Только к запаху пота надо добавить напористый алкогольный дух.
Снаружи лязгнул засов, и дверь со скрипом отворилась, впустив брезгливо скривившегося помощника.
– Назад не смотреть! – обыденно вымолвил он, сняв с пояса наручники и застегивая Саше руки за спиной.
Несмотря на неважное самочувствие, Фролов почувствовал к бывалому старшине вполне серьезное уважение. Вот это и называется вести себя до последней буквы правильно. Знает ведь уже, кто такой Александр Фролов, знает, что могу его убить не только отвернувшись, но и вообще с закрытыми глазами. Но не мутузит дубинкой до помутнения мозгов, не пинает ногами, не дергает. Хотя и про Витю тоже знает наверняка.
Подавляющее большинство милиционеров, работающих на улицах, сочло бы его поведение глупым – как можно не заботиться о собственной безопасности? Многие сочтут его безнравственным, ведь этот гад задержанный посмел ударить верного боевого товарища. Но на самом деле этот человек действительно был на своем месте. Изо дня в день, без надежды на почести и понимание, за скудное жалованье он возится со всякой мразью, просто выполняя то, что от него требуется. Это не признак ума, конечно, но не всем ведь звезды с небес хватать! Зато по отношению к этому маленькому сорокалетнему человечку, не дослужившемуся даже до офицерских погон, можно применить замечательное слово «честь». Оно позволяет ему спокойно спать, не прятать взгляда на улицах, здороваться с соседями, не опасаясь презрения, надевать на праздники парадную форму и гордиться ей по праву. А потом от души напиваться дешевой водкой вместе с горсткой таких же, как он.
Жаль только, что такие погибают первыми, приняв на себя удар несовершенных законов и глупых приказов, жаль, что другие, наворовав и заведя связи, не пьют дешевую водку, а жрут в те же самые праздники истекающий соком гриль, ездят на приличных машинах и водят девок в хорошие кабаки. Именно эти сытые, вздрагивая в оправданном страхе разоблачения, придумали расхожую ментовскую поговорочку: «Сегодня живу напротив тюрьмы, а завтра напротив своего дома». И пусть оно будет так, если существует хоть где-то какая-то высшая сила. Ведь всегда, у всех есть выбор – упрощать или нет.
– Вперед, на выход! – взявшись за цепь наручников, скомандовал помощник дежурного.
Саша склонил голову и, морщась от боли в разбитых об асфальт ступнях, шагнул в коридор.
Они прошли до конца коридора, где напротив дежурки светился прямоугольник распахнутой двери в комнату для допросов. Это хорошо… Что-то куда-то движется, а это намного лучше, чем стоячее болото неопределенности.
Окон в комнате для допросов не было, только два прикрученных к полу стула в торцах длинного тяжелого стола да четыре лампы дневного света на потолке, одна из которых натужно гудела скрытым за ребристым пластиком нутром. Помощник дежурного усадил Сашу на стул и перестегнул наручники так, чтоб цепь проходила за крестообразной металлической спинкой. Теперь не вскочишь и ради спасения жизни… Старшина сунул ключ от наручников в карман и молча вышел, оставив задержанного рассматривать облупленные стены со следами плесени и наслоений селитры. Вентиляция у них тут хреновая…
В коридоре мягко щелкнул электрический замок, отпирающий дверь дежурки, знакомый голос что-то наставительно буркнул, и тут же в комнату для допросов вошел Владислав Петрович – уставший, замученный, без очков и без папки, а рубашка расстегнута аж на две пуговицы.
– Ну что, зек… – с чуть заметной улыбкой вымолвил он, усаживаясь на свободный стул. – Попался?
– Во-во… – сморщил нос Саша. – По самые уши… Нос, блин, чешется, спасу нет. Почеши, а?
– Иди ты… – уже смелее улыбнулся следователь. – Я смотрю, тебя не сильно тут укатало, если не считать чуть помятого вида.
– Бывало и хуже, – пожал плечами Фролов. – За что хоть меня загребли? Выяснил?
– У меня, Саша, работа такая, выяснять-вынюхивать… Вообще-то из-за ерунды ты влип, скажу честно, и если бы…
– Короче, – насупился Саша.
– А, ну да… Магнитофон Форсы помнишь, который ты в сквере разбил?
– Ну.
– А как зовут в миру этого Форсу не знаешь небось?
– Оно мне надо?
– Сейчас да. Потому что молодой человек по кличке Форса, несовершеннолетний, ученик девятого класса третьей школы, носит, согласно свидетельству о рождении, гордое имя Константин Дед.
– Что?!
– Что слышал. Это родной и горячо любимый племянник нашего генерала. Сын его младшего брата. Каково?
– Лихо… – невесело вздохнул Фролов. – Теперь я верю, что тот магнитофон стоил сто баксов.
– Тебе от этого легче?
– Не очень-то…
- Серый. Мир - Николай Марчук - Боевая фантастика
- Взломать Зону. Новый рассвет - Юрий Уленгов - Боевая фантастика
- Красный рассвет - Федор Березин - Боевая фантастика
- Поле боя – Севастополь - Георгий Савицкий - Боевая фантастика
- Белое солнце Пандоры (На Пандоре только психи) - Сергей Александрович Давыдов - Боевая фантастика / Повести / Разная фантастика / Фанфик / Юмористическая фантастика
- Рождение огня - Сьюзен (Сюзанн) Коллинз - Боевая фантастика
- Операция «Караван» - Дмитрий Янковский - Боевая фантастика
- Воины ветра - Дмитрий Янковский - Боевая фантастика
- Кровь океана - Дмитрий Янковский - Боевая фантастика
- Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест - Боевая фантастика / Социально-психологическая