Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И с этими словами вышел из комнаты.
25
Роскани в очередной раз пришлось сделать усилие, чтобы не ответить на вызывающее поведение Фарела. Когда ему было нужно, ватиканский полицейский становился грубым, упрямым и не обращал внимания на раздражение тех, с кем имел дело; папский престол и его благополучие он ставил превыше всего. Особенно заметно это проявлялось, когда он сталкивался с неподконтрольными ему сотрудниками иных полицейских ведомств и уж тем более с Роскани, который никому не позволял ограничивать свою самостоятельность и был совершенно не склонен к дипломатии. Смыслом повседневной жизни Роскани было отсекать все ненужное и как можно лучше делать свою работу, делать во что бы то ни стало. Такое отношение к делу он унаследовал от своего отца — кожевенника и торговца, который умер в восемьдесят лет от сердечного приступа в собственном магазине, пытаясь передвинуть стофунтовую наковальню; теперь эти же самые качества Роскани старался привить своим сыновьям.
Человек такого склада, относящийся к делу сознательно, вполне способен игнорировать людей, подобных Фарелу, и тратить свою энергию на вещи, более насущные и полезные для работы. Примером тому — первые же слова, которые произнес Скала, как только Фарел ушел. Они касались просмотренной видеозаписи, наклейки на лбу Гарри Аддисона. Скала предположил, что, скорее всего, американец поранился, когда автомобиль Пио столкнулся с грузовиком. Если так, то его раной, вероятнее всего, занимался профессиональный медик, и, если они сумеют найти его, это подскажет направление дальнейших поисков.
А Кастеллетти взял видеокассету и переписал номер и серию, напечатанные на обратной стороне. Кто знает, куда мог привести этот след? К изготовителю, оптовику, в сеть магазинов, в конкретный магазин, к продавцу, который, может быть, не забыл, кому он продал этот товар.
На этом совещание закончилось; люди стали расходиться один за другим. Остались Роскани и Талья. Талья должен был принять решение о дальнейших действиях, Роскани — выслушать его.
— Ты, наверное, хочешь предоставить запись средствам массовой информации? И через телевизионное шоу, наподобие «Разыскивается Америкой», попросить народ помочь нам? — задумчиво произнес Талья.
— Иногда это дает эффект.
— А иногда заставляет беглецов спрятаться подальше… Но есть и другие соображения. Что там говорил Фарел? Что все это весьма деликатное дело. И в результате между Италией и Ватиканом могут возникнуть дипломатические трения. Папа Римский лично может хотеть одно, но Фарел не упомянул бы кардинала Палестрину, не имея на то оснований. Ведь на самом деле в Ватикане заправляет именно Палестрина, и папский престол смотрит на мир его глазами.
— Другими словами, дипломатический скандал хуже убийства, и ты предлагаешь не обнародовать ролик.
— Да, мы этого делать не станем. Gruppo Cardinale будет вести поиски беглецов хотя и широко, но без огласки. Вся информация по этому делу будет засекречена. — Талья встал. — Извини, Отелло… Buona sera.[17]
— Buona sera…
Дверь за Тальей захлопнулась, и Роскани остался один. Расстроенный и измученный. Может быть, подумалось ему, жена права. Вопреки всем его усилиям мир не становится совершенней. И он в состоянии сделать очень немного, чтобы изменить его. И что лучше бы прекратить плыть, надрываясь, против течения. Лучше будет и ему самому, и его семье. Жена безусловно права. На самом деле — они оба знали это — единственное, чем можно хоть как-то переделать мир, это измениться самому. Он стал полицейским потому, что не хотел продолжать отцовское дело, и потому, что только что женился и ему нужен был стабильный заработок, чтобы обеспечивать семью, но дело было еще и в том, что эта профессия казалась ему опасной и благородной.
Но затем начались вещи непредвиденные: жизни жертв, исковерканные, напрочь сломанные совершенно бессмысленным (чаще всего) насилием, начали вторгаться в его повседневное существование. Его переход в отдел убийств все только усугубил: он почему-то стал воспринимать убитых, независимо от возраста, не как самостоятельных посторонних людей, а как чьих-то детей — чужих или своих собственных, может, трех, может, четырех, или девяти, или двенадцати лет, имеющих полное право прожить долгую жизнь до естественного конца, а не лишаться ее столь отвратительным и гнусным образом. А кардинал Парма был таким же сыном своей матери, как и Пио. Такое отношение делало для Роскани поимку преступников непререкаемой необходимостью. Их нужно было остановить, прежде чем они совершат следующее преступление. Но как же часто после того, как он ловил негодяев, суд по тем или иным причинам отпускал их на волю! Это вынуждало его вести борьбу с несправедливостью и в рамках закона, и за ними. Он вел войну без надежды на победу, но все равно продолжал бороться. И может быть, причина здесь крылась в том, что он был сыном своего отца и обладал такой же бульдожьей хваткой.
Роскани схватил пульт телевизора, направил его на большой телеэкран, нажал кнопку «Перемотка», затем «Пуск» и стал просматривать ролик заново. Смотрел на Гарри в темных очках, сидевшего на табурете, слушал, как тот говорит:
«Дэнни, умоляю тебя, перестань прятаться… Сдайся… Им все известно… Прошу тебя, ради меня… Сдайся… Прошу тебя… Умоляю…»
Роскани видел, как он сделал в конце паузу, а затем еще какое-то неуловимое движение, прерванное с окончанием записи. Он снова перемотал пленку и пустил ее на просмотр. И еще раз. И еще. Чем больше он смотрел, тем сильнее закипала в нем ярость. Ему хотелось, подняв голову, увидеть входящего в дверь Пио с его неизменной дружелюбной улыбкой, рассказывающего о домашних делах и расспрашивающего Роскани про его семью. Вместо этого ему приходилось смотреть на Гарри, на этого мистера Голливуда в черных очках, сидящего на табуретке и уговаривающего родного брата сдаться, чтобы его могли убить.
ЩЕЛК.
Роскани выключил телевизор. В полумраке к нему вернулись те же мысли. Он гнал их от себя, но они возвращались снова и снова. О том, как он убьет Гарри Аддисона, когда до него доберется. А он доберется, никаких сомнений быть не может!
ЩЕЛК.
Он снова включил телевизор, зажег сигарету, с силой швырнув погашенную спичку. Он не имеет права так думать. Интересно, как в такой ситуации повел бы себя отец.
Отстраниться — вот что нужно. Он снова просмотрел запись. И еще раз. И затем, после этого — снова. Заставляя себя оставаться хладнокровным аналитиком, опытным полицейским, отслеживающим любые мелочи, которые могли бы помочь делу.
Чем больше он смотрел, тем сильней его внимание привлекали две вещи: текстура обоев, покрывавших стену, еле видимую за спиной Гарри, и то, что происходило в самом конце, когда Гарри приоткрывал рот, как будто продолжая говорить, но так и не успевал ничего произнести, потому что запись обрывалась. Вытащив небольшую записную книжку, он написал: «Усилить через компьютер изображение на обоях. Найти человека, умеющего читать по губам по-английски для анализа непроизнесенных слов(а)».
«Перемотка».
«Пуск».
Роскани нажал кнопку «Без звука» и просмотрел кассету еще раз. Когда же запись кончилась, он начал снова.
26
Рим. Посольство Ватикана в Италии. Виа По. То же времяПервое после убийства кардинала-викария Рима появление на публике приближенных советников Папы произошло во время неофициального коктейля, устроенного архиепископом Джованни Беллини, папским нунцием[18] в Италии. Кардиналы Умберто Палестрина, Йозеф Матади, Никола Марчиано и монсеньор Фабио Капицци смешались с заполнявшими зал членами Совета министров Европейского союза, съехавшимися в Рим на конференцию по вопросам экономических взаимоотношений с развивающимися странами.
Казалось, что из всей четверки лучше всего чувствовал себя государственный секретарь Ватикана шестидесятидвухлетний Палестрина. Одетый не в церковное облачение, как присутствовавшие здесь его собратья по ватиканской иерархии, а в обычный деловой черный костюм с полагающимся католическим священникам воротничком, кардинал почти безостановочно перемещался от одного гостя к другому. Обмениваясь с каждым несколькими оживленными репликами, он, казалось, совершенно не замечал наблюдавших за помещением охранников из швейцарской гвардии, одетых в штатское.
Палестрина привлекал к себе внимание уже своими габаритами — двести семьдесят фунтов весу и шесть футов семь дюймов росту. Но секрет его обаяния нельзя было свести к какому-либо одному качеству — здесь играли роль и неожиданная для столь крупного человека легкость движений, и широкая улыбка, и цепкий взгляд серых глаз, и буйная, хотя и совершенно седая шевелюра, и железное пожатие руки, одновременно с которым он обращался к человеку, как правило, на его родном языке. Все это неизменно позволяло кардиналу захватывать любого собеседника врасплох.
- Базилика - Уильям Монтальбано - Триллер
- Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм - Эллен Датлоу - Триллер
- Убийца по прозвищу Англичанин - Дэниел Сильва - Триллер
- Какая удача - Уилл Литч - Детектив / Триллер
- Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей - Публицистика / Триллер
- Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч - Триллер
- Тайная жизнь Джейн. Враги - Черненькая Яна - Триллер
- Клуб частных расследований (Сезон 1) - Александр Николаев - Триллер
- Гарри Поттер и двойной капкан - Rulez - Триллер
- Пять абсолютных незнакомцев - Натали Д. Ричардс - Детектив / Триллер