Рейтинговые книги
Читем онлайн Зима. Все пьесы - Евгений Гришковец

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 45

И настроение улучшилось.

А когда целый день никуда не успеваешь, и, кажется, всех подводишь, и бьешься, как рыба об лед, об этот день. И стоишь в пробке, сильно опаздывая куда-то, показываешь поворот, а тебя не пускают, потому что все тоже куда-то спешат, а ты в отчаянии стучишь по рулю, сквозь зубы цедишь ругательства… Но вдруг какой-то усталый дяденька на своем стареньком грузовичке моргнул тебе фарами, и махнул, мол, давай, езжай, и ты сорвался с места, но успел показать открытую ладонь, а мужичок улыбнулся…

И настроение улучшилось.

А если ты долго сидел где-то в парке, на скамейке, и курил… но не бросал окурки под скамейку, не втаптывал их в дорожку, а собирал в пустую пачку. Или шел по аллее, жевал жевательную резинку, которая надоела, но не плюнул её на дорожку, а дошел до урны, плюнул её туда, туда же бросил окурки… И подумал про себя: а я все-таки… приличный человек, и мне еще можно пожить на этом свете. Еще можно.

Сигарета

Курить очень плохо, вредно, и бессмысленно. Но узнать это можно только купив пачку сигарет, и прочитав предупреждение какого-то очень серьезного ведомства о том, что это очень плохо, вредно, и бессмысленно.

И действительно: из двадцати сигарет, которые находятся в каждой пачке, настоящее удовольствие доставляют только две-три. И именно ради них жертвуют здоровьем, деньгами, и временем. Но бывают такие сигареты…

Ведь день начинается не с душа, не с завтрака, не с новостей по радио или по телевизору, а с сигареты. И хорошо, если этот день воскресенье. И вас не выгонят в подъезд, или на балкон, или в туалет, чтобы вы курили там, и никому не отравляли жизнь. Нет. Воскресенье надо начинать с сигареты, которую можно курить где угодно. И еще чтобы осталось немножко кофе, уже остывшего кофе, наполовину состоящего из гущи. И вот цедить этот кофе, курить эту сигарету, и чувствовать, как начинается хороший день.

А можно заранее готовиться к этому воскресенью. Заранее замочить шашлык, потом ехать за город, в осенний лес, долго собирать дрова, разводить костер, жарить мясо… И все это время очень хотеть курить. И еще обливаться слюной от предвкушения вкусного шашлыка. А потом, обжигаясь, большими кусками, почти не жуя, наесться сочным мясом, вернуться от компании к костру, выловить из костра уголек. Или запалить палочку, и прикурить от нее… лечь на сухую траву, увидеть прямо над собой осеннее небо, сквозь кружева веток, лежать, курить, и пускать туда дым. Туда, в небо.

Или стоять у открытого окна… А вы открыли окно в первый раз в этом году, потому что весна. На полу и на подоконнике сухие полосы бумаги, которой вы заклеивали окна осенью, а за окном дождь. И вот так стоять, курить, и выпускать дым в струи весеннего дождя.

Или придти домой пьяным и злым. Но не ругаться ни с кем, не скандалить, а сразу уйти в ванную, закрыться там, набрать полную ванну теплой воды, лечь туда прямо в одежде. Предварительно, конечно, достать из кармана сигареты и зажигалку. Вот так вот лежать, молча злиться, и курить. А они стучат в дверь, мол, что с тобой. А ты лежишь, молчишь и куришь.

А если одиноко… ты купил пачку хороших сигарет, не торопясь потянул за целофанновую полосочку, потом открыл пачку, убрал фольгу, понюхал сигареты, достал одну, потом щелкнул своей любимой зажигалкой — вот тебе уже и диалог.

И уж тем более, когда у тебя возникает ощущение, что все тебя бросили, и ты никому не нужен. Идешь, горбишься, под снегом или под дождем. А главное, кончились сигареты. Но у тебя есть возможность обратиться к первому встречному с просьбой, которую никто не расценит, как попрошайничество, или как что-то неприличное, и с тобой поделятся, поделятся сигаретой. И ты возьмешь сигарету из рук незнакомого человека, а он еще стряхнет пепел, и протянет тебе живой огонек своей сигареты, чтобы ты прикурил, и ты почувствуешь, что перед тобой не приятель, не друг, а почти родственник. И таких родственников очень много. Хотя курить очень вредно, очень плохо, дорого, и бессмысленно.

Но мало на свете вещей более желанных и важных, чем та редкая сигарета, с которой начитается день.

(Текст написан со слов разных людей. Я сам никогда в жизни не курил, и не люблю, когда это делают окружающие меня люди. Но эти пачки, и эти сигареты, а также сигары и трубки выглядят намного привлекательнее, чем все шоколадки и конфеты вместе взятые.)

Слеза

И вот ты жил, жил… жил, жил… и дожил. И вот тебе уже 20 или 25, или 30, или 35, или 40, или 45, или 50, или 55, или 60, или 65, и так далее лет. И ты живешь, но не чувствуешь себя ни молодым, ни старым. Ты все время чувствуешь себя… нормальным. Просто вокруг тебя молодые или старые люди, а ты — нормальный. И вот в таком вот возрасте вдруг застал тебя вечер, который лепит лобовое стекло снегом и дождем, и «дворники» не справляются и от этого все вечерние огни тянутся струями по лобовому стеклу… И еще ты прищурил глаза, и от этого фонари дают такие длинные-длинные лучи, а между ресниц застряла слеза. И эта слеза — это же самая лучшая линза, самая лучшая оптика для того, чтобы увидеть всю свою жизнь насквозь.

Но ты мчишься по вечернему городу, добавляешь газ и мчишься, гонишь свой автомобиль… Потому что если тебе 20 или 25, или 30, или 35, и так далее лет… Должен же быть у тебя к этому возрасту свой собственный автомобиль! И вот ты летишь, а вокруг много-много машин… и вдруг отчетливо, но при этом очень спокойно почувствуешь, что где-то рядом, в этом потоке, с той же скоростью, что и у тебя… мчится твоя смерть.

А как выглядит эта смерть? Это же не какая-то страшная, старая, тощая женщина в черных одеждах с косой. Нет, нет. Это нормальный человек, которому тоже 20 или 25, или 30, и так далее лет. Просто у него какой-то свой возраст, и свой период в жизни. И может быть он просто не проверил тормоза, или наоборот проверил, но выпил водки, потому что у него тоже в ресницах застряла слеза, но ему не хочется видеть свою жизнь насквозь… И вполне возможно, что вы, точнее ты — смерть для него.

Но ты спокоен. Потому что… а чего бояться? Ведь ты же сам держишь руль своего автомобиля, и тебе уже 20 или 25, или 30, и так далее лет. И ты уже много раз спокойно доверял свою жизнь пилотам самолетов, которых ты даже не знаешь, никогда не видел, и не увидишь. И диспетчерам… и машинистам. И если к твоим 20 или 25, или 30, или 35, и так далее годам у тебя уже есть дети… Ты приводил их к врачам, и отдавал своего маленького человека этим людям…

Ты спокоен, ты за рулем. И если рядом с тобой, в твоем автомобиле, кто-то сидит… кто-то… просто человек, то ты знаешь, что заботишься о его жизни гораздо сильнее, чем о своей. И поэтому ты спокоен. Хотя всегда где-то сбоку, или впереди, или сзади, но рядом, и с той же скоростью мчится твоя смерть.

А какая разница, сколько ты прожил — 20 или 25, 30 или 35, или 40, и так далее лет — это не важно. Тебе-то, ведь, кажется, что ты живешь уже очень давно. Всегда. И на твоем надгробии между датами жизни и смерти будет тире. И это тире у всех одинаковой длинны. Вне зависимости от того, прожил ты 20 или 25, или 30, или 35… И, конечно же, это тире будет намного короче, чем те лучи, от вечерних фонарей, которые так вытянула и видоизменила твоя слеза. Маленькая слеза, застрявшая между ресниц.

Как я съел собаку

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Рассказчик — молодой человек лет тридцати-сорока, одет в морскую форму, чаще держит бескозырку в руках, иногда надевает ее на голову.

На сцене много канатов, разных морских атрибутов, ведро с водой и тряпка. В центре стоит стул.

Текст можно дополнять собственными историями и наблюдениями. Те моменты, которые особенно не нравятся, можно опускать. Эту историю желательно рассказывать не меньше часа, но и не более полутора часов.

Рассказчик. Бывают такие моменты в жизни ну, например, приходишь домой чуть позднее, чем обещал, в смысле — обещал прийти в девять, а пришел в одиннадцать: не позвонил, не предупредил, ну вот, заходишь, начинаешь извиняться, ну, мол… А тебе говорят: «О, да ты еще и выпил, да ты пьян». А ты не пил, то есть вообще! И говоришь: "Да нет, мамочка (или кто-нибудь другой), Бог с тобой, я не пил…" — и тому подобное. И вдруг ловишь себя на мысли, четко понимаешь, что ведешь себя как пьяный, то есть, чем больше ты оправдываешься, чем больше возмущаешься — тем больше ты похож на пьяного, причем ты уже и это понимаешь, но все равно поделать ничего нельзя. «Ну, признайся, что выпил, да и иди спать, чего надрываться-то», — говорят. «Да не пил я, не пил…» — сквозь зубы процедишь, махнешь рукой и пойдешь, действительно, спать, а чего еще делать-то. И обижаться не на кого, потому что точно, как пьяный…

Это я говорю для того, чтобы было понятно, что я сам не понимаю причины, почему я это все буду сейчас рассказывать; кажется, что причин много, а как только называешь одну из них, так тут же и понимаешь, что это не та причина, или она не основная, или вообще… То есть будем считать, что все, что я рассказываю, — это я рассказываю без причины, ну а вы… вы слушаете по той причине, что пришли послушать, или просто — деваться уже теперь некуда, или по какой-нибудь своей причине. Не знаю…

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 45
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Зима. Все пьесы - Евгений Гришковец бесплатно.

Оставить комментарий