Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да вот те крест, ни при чем я тут! — закричал Семин, стуча себя кулаком по узкой, впалой груди.
— Тогда говори чистую правду, кто мог тебя впутать в это дело? Может, враги у тебя были?
Семин опять сник, опустив с безнадежным, подавленным видом свою коротко остриженную, начинающую седеть голову.
— Ну, если не хочешь говорить, твое дело, тогда нам с тобой нечего и время терять, — с этими словами я потянулся к звонку, чтобы вызвать конвой.
Семин вдруг встрепенулся, заволновался, запыхтел. Осмотревшись боязливо по сторонам, он махнул рукой и проговорил сдавленным голосом:
— А, все равно пропадать!.. Скажу уж. Только вы не записывайте. Как бы не дошло… У него ведь везде дружки.
— У кого это, о ком ты?
— Да был у нас в лагерях один, Королем его звали. «Вор в законе» и все такое. Ребята поговаривали, что за ним сроку было больше, чем на сто лет. Но только с нами он сидел по пустяковому делу и не под настоящей своей фамилией — Ивановым звался, и числилось, что это первая его судимость.
Нас всех он в кулаке держал, и мы боялись его страшно. Пикнуть, бывало, не смели. Чуть кто голос супротив его подымет, то быть тому проигранным…
Полагая, что я не знаю, что значило раньше в лагерях «проиграть» человека, Семин пояснил:
— Сядут они в карты играть впятером или вшестером, самые что ни на есть отчаянные, «воры в законе», как у нас называются, оценят чью-нибудь голову рублей в пятьсот или в тысячу и играют на него, будто это лошадь или вещь какая, а он и не чует, что его жизни конец приходит. Потом, кто проиграет, тот должен «пришить» того бедолагу, которого, значит, проиграли, иначе его самого обязательно прикончат. Иному такому человека убить — что раз плюнуть, если у него и так сроков до конца жизни хватит. Ну, присудят ему еще двадцать пять лет — будет у него семьдесят или вся сотня. Тогда ведь к расстрелу не приговаривали, ну и не боялись такие люди хоть кого подколоть.
Для другого, хоть для того же Короля, про которого я говорю, человека прикончить одно только удовольствие было. Ведь он всю свою семью и то порешил.
— Как же это так случилось?
— А очень просто. Уж очень ему хотелось, чтобы его все уважали, боялись и считали настоящим «вором в законе». Вот он как-то всех своих — отца, значит, старую бабку, которая его вырастила, и двух сестренок малолетних — проиграл поодиночке. И как только из тюрьмы вышел, пожил у них денька два, а потом зарезал их всех ночью. С тех пор, куда только он ни попадает, — в тюрьму ли, в лагерь, — все его трепещут, потому что для такого козыря лишить человека жизни ничего не стоит. И к тому же был он мастер своего дела, такой техник, что старые воры, глядя на него, диву давались. Замок открыть без ключа, кошелек вытащить, в карты обыграть — все это он мог так ловко, что комар носу не подточит. И грамотный был, печать любую подделывал. С начальниками всегда держался строго, кричать на себя не давал, законы все почище адвоката назубок знал. Заявление там какое или апелляцию состряпать — все к нему шли, в этом уж он никому не отказывал. Недаром на адвоката, говорят, учился. Но работать в лагерях он никогда не работал. Это уж мы за него отдувались. Начальники сколь раз, бывало, пытались добиться, чтобы он за кайлу взялся, так куда тебе! До голодовки дело доходило. И на допросах стоял камнем — никакой следователь расколоть его не мог.
Я не перебивал Семина и не записывал его слое, чтобы не спугнуть порыва откровенности, который овладел им.
— А когда амнистировали нас, — сказал Семин, — то Король, как только мы в Иркутск приехали, велел мне никуда не уезжать и прийти к нему утром. Я обещать-то обещал, даже землю ел, а как расстались мы с ним, так сразу — ноги в руки да пешедралом по шпалам до первой станции без отдыха и упорол. Потом сел на поезд и — сюда, к жене. Думаю: «На черта я себя мучить буду? Много ли жить-то осталось при моем здоровье? Как-нибудь пробьюсь помаленьку». А тут вон что вышло…
Семин умолк, и мне стоило немалых усилий вновь расшевелить его. Видимо, воспоминания о Короле, боязнь, что тот может узнать об этом признании, снова парализовали его волю.
Мне не особенно верилось, что фамилия, под которой Король отбывал наказание в лагере, была действительно — Иванов. К тому же очень сбивчиво обрисовал Семин его наружность. То, по его словам, это был невысокий, полный пожилой человек, рыжий, с голубыми глазами, то вдруг он начинал упорно утверждать, что Король был значительно выше меня ростом. Значит, особенно верить ему не приходилось. Однако я решил, не откладывая в долгий ящик, сегодня же навести кое-какие справки о Короле.
Особенно ценным из всех показаний Семина было, на мой взгляд, следующее: он заявил, что днем, накануне убийства, когда он колол дрова у себя во дворе, его окликнул через забор, со стороны соседнего пустыря, один из его бывших знакомых по имени Федор Бабкин, отбывавший вместе с ним наказание в лагере, но живший после этого не в Озерном, а где-то в другом месте.
Бабкин будто бы спросил Семина, чей это барак, давно ли он тут живет и почему сбежал от Короля? Семин ему ответил, что барак этот его собственный, достался ему после смерти брата, а с Королем он не хочет больше знаться. На этом якобы и кончился разговор. Однако Семину казалось, что Бабкин приходил неспроста. В лагере он был всегда одним из подручных всесильного Короля, и вполне возможно, что явился по его поручению.
Пока посещение этого Бабкина было единственной зацепкой, за которую я мог ухватиться, чтобы приоткрыть завесу, скрывающую от меня истинную подоплеку убийства Глотова. Внутренним чутьем, редко обманывавшим меня, я чувствовал, что Семин не убийца. Немало мне пришлось перевидать преступников, и я заметил, что обычные карманники или домушники, к которым относился Семин, редко идут на «мокрые дела», то есть дела, связанные с убийством.
Все средства связи — телефон, телеграф, почту и даже радио (применив шифр) я использовал, чтобы скорее получить сведения об убитом Глотове, а главное о Бабкине и Короле, которых мне следовало потревожить в связи с убийством старика.
Это только легко сказать получить сведения, а на деле пришлось пустить в ход очень сложный аппарат. Не один десяток людей занялся различными розысками. Они рылись в архивах, звонили в разные учреждения, посылали запросы, беседовали с людьми, которые лично знали тех, о ком я справлялся.
Начальник лагерей мне сообщил, что у них перебывало немало «Королей» — и рыжих, и черных, и толстых, и худых, но тот, который в то время отбывал наказание с Бабкиным и Семиным, был не рыжий, и фамилия его была не Иванов, а Литвинов. Его освободили одновременно с ними по амнистии, и, по слухам, он вскоре был убит в Иркутске при весьма темных обстоятельствах. Его обезображенный труп опознали по татуировке на груди его бывшие приятели, сидевшие в свое время с ним в лагере.
Бабкин, по словам начальника лагеря, был самым приближенным подручным Короля, а Семин, ничем не выделявшийся из общей массы заключенных, в их компанию не входил.
В телеграмме, полученной из Иркутска, подтверждались сведения о смерти Короля-Литвинова и сообщалось, что в числе свидетелей, опознавших труп Короля, был некий Бабкин, который будто бы вскоре после этого уехал в город Борск.
Опять мне приходилось иметь дело с Борском. Обрадовавшись случаю поговорить с Нефедовым, я тотчас позвонил ему по телефону. Оказалось, что он помнит Бабкина, который когда-то, еще до моего приезда в Борск, судился за ограбление. С год назад он возвратился в Борск после амнистии и поступил на работу.
Нефедов знал и Глотова. Тот работал в свое время в Борске следователем и, кажется, даже вел дело Бабкина и его банды. Во всяком случае, это можно было выяснить. Для этого Нефедов звал меня поскорее приезжать в Борск.
— Приезжай, — говорил он своим добродушно-ехидным баском. — Нечего тебе в Озерном торчать. Кстати, мы тебя тут маленько поучим, как по-настоящему работать нужно, а то уж, поди, зазнался. Как же, нешуточное дело: в область его затребовали как незаменимого специалиста! У кого от этого голова не закружится? Значит, будем ждать, а то Галя совсем засохла тут, с тех пор как ты от нее сбежал.
Я ответил, что скоро приеду, с досадой пропустив мимо ушей последние слова. Терпеть не могу, когда люди, хотя бы даже и друзья, лезут не в свое дело.
Теперь, когда я узнал, что Бабкин и Глотов не только знали друг друга, по даже находились между собой в таких взаимоотношениях, которые могли вызвать у одного из них (конечно, Бабкина) чувство мести, во мне вспыхнуло неудержимое стремление поскорее разыскать дело Бабкина в борском суде и одновременно лично познакомиться с этим, крайне интересовавшим меня субъектом. Мое намерение вести дальнейшее расследование не в Озерном, а в Борске заметно обрадовало начальника озерновской милиции, отношения с которым у меня так и не наладились.
- Народные мстители - Анатолий Галкин - Детектив
- Миллионерша желает познакомиться - Полякова Татьяна Викторовна - Детектив
- Обыкновенное зло - Ким Сочжин - Детектив
- Первая жертва - Рио Симамото - Детектив / Триллер
- Монета Александра Македонского - Наталья Александрова - Детектив
- Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
- Осужден и забыт - Фридрих Незнанский - Детектив
- Случай на реке - Любовь Арестова - Детектив
- Коварная дама треф - Вячеслав Белоусов - Детектив
- Свадьба по-английски - Юлия Алейникова - Детектив