Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коновалов не успел ответить, как в дверь постучали. Фетюкин вышел на середину комнаты и закричал:
- Что там антимонию разводить!? Заходи прямо, без доклада - мы люди не гордые!
За дверью послышалось оханье, кряхтенье и удушливый кашель, а затем в землянку шагнула темная фигура мужчины, у которого вместо лица были видны только клочья черной, с обильной проседью бороды и нависшие над глазами густые пучки бровей. Он кашлял хрипло и глухо, несколько секунд молча разглядывая присутствующих.
- Ох-хо-хххо! Здравствуйте, милаи! Иду это, ай - огонек светит, дай, думаю, попрошусь ночевать; авось, не прогонят больного старика... Тайгой все шел, измаялся... Ох-хо-хххо!
- Откуда идешь, старик! Сам ты кто? - вдруг приняв начальственный тон, напустился Фетюкин на старика.
- Промысловые мы, охотишкой промышляем... Вот, заболел дядя Ерема и весь тут!
- Какой ты, шут, охотник: у тебя и ружья нет?!
- У ороченов осталось ружье-то. Две недели у них лежал, так и пришлось ружьишко им оставить.
- Да ты чего? - обратился к Фетюкину Коновалов, - пусть проспит ночь человек; нам какое дело, кто и откуда!
- Так-то так, да мало ли тут всякой швали шатается... Ты посмотри, что из него мошкары валит! Леший он из болота!
- И мошкаре жить-то надо, - смиренно ответил старик. - Всякая тварь от Бога, мил человек!
Старик водворился на нары. Коновалов разжег очаг и приготовил ужин, не забыв и старика пригласить покушать. Фетюкин уже успел забыть свои начальственный тон и вытащил бутылку водки.
- Хлопни, старче, кружечку; первое лекарство - как рукой снимет твою хворь!
К удивлению Коновалова старик выпил жестяную кружку не поморщившись, как воду, и принялся за еду с завидным аппетитом. С тех пор, как его пустили ночевать, он и кашлять стал мало...
Тут только Коновалов разглядел, что старик был настоящий таежлый волк, каких ему приходилось видеть только на Олекме и на Амурских приисках, когда Коновалов, тогда еще сын богатого золотопромышленника, приезжал на отцовские прииски.
Фетюкин, совсем уже пьяный, жаловался старику на несправедливость своего увольнения и щедро подливал ему водки.
- Лакай, старче, - все равно пропадать! Старик пил, прислушиваясь к разговорам и, видимо, что-то соображал. Вдруг он протянул руку к обрубку дерева под изголовьем Коновалова и хитро подмигнул:
- Липа, говоришь?
- Липа.
- Лоток мастеришь: стало быть, в город к аршинникам не поедешь? Коновалов помолчал.
- То-то, знаю, - продолжал старик, - по отцовской крови на золотишко тянет! Ведь ты же - Коновалов!
- А ты откуда знаешь?
- По обличью, милый! - Тут старика опять хватил кашель. - По обличью: старика-то твоего знавал. Ох-хо-хххо, - могутный был человек!
Старик замолчал на минуту и пытливым взором разглядывал обоих собеседников. Затем он оглянулся на дверь и заговорил приглушеннымы голосом:
- Не ездите в город к аршинникам! Дружным ребятам по секрету скажу: напоролся я на ключик в тайге. Золотишко аховое... Харч на три месяца надобен... Опять же - струмент! Вы расчет получите - можно. Ежели втроем... - тут голос старика понизился до шепота.
Фетюкин захлопал осоловелыми глазами и учащенно задышал. Через несколько минут у него вырвалось сдавленно:
- Леший тебя побери! Выходит, значит, что у меня собственный салон будет?!
Его мечтания, видимо, никуда выше этого не поднимались.
Головы трех мужиков склонились еще ближе друг к другу. Свет керосиновой лампы рисовал с них причудливые тени на стене.
А пока старик шепотом продолжал описывать свое открытие, - в землянку бесшумно вошла старая таежная сказка. Та самая, которая когда-то заставила предков Коновалова и тысячи им подобных "людишек" устремиться в холодные дебри Якутии.
Таежная сказка тихо уселась среди разговаривавших мужиков и блистала их взорам, перевоплощаясь в жгучие сны каждого из присутствовавших. Решение присоединиться к старику было принято. Трое мужчин обо всем уже договорились и легли спать, а таежная сказка, по-прежнему оставалась тут и навевала им сны.
Старому таежному бродяге, Ереме, снилась огромная бревенчатая изба. Стены тесаные. В переднем углу - большой стол, накрытый грубой скатертью, а на нем - нарезанный ломтями пирог с амурской кетой и дымящаяся чашка жирных щей.
Белолицая крупная баба, жеманно улыбаясь, ставит на стол поднос с рюмками и водкой, приговаривая:
- Откушайте, Еремей Макарыч, водочки! Сам Еремей Макарыч, в новых сапогах и в жилетке поверх рубахи на выпуск, - хитро прищурил глаз и ущипнул бабу за бок...
Коновалов же видел в это время зеленый пальмовый остров. Теплые волны пенистыми гребнями набегали на белый песчаный берег. При лунном свете, под страстно-стонущую гавайскую мелодию, плясали обнаженные женщины с белыми цветами в черных шапках волос и эбеновыми телами. Шумел океан...
Что же касается Фетюкина, то он видел себя хозяином блестящей, с огромными зеркалами парикмахерской. Везде лежали никелированные машинки для стрижки, ножницы, тарелочки, одеколон... И публики полно! Подмастерья не успевают. Везде сидят брюнеты, блондины, даже лысые, и всех нужно стричь, стричь...
СОБАКИ ВОЮТ
Когда на замолкнувшую степь спускается холодная осенняя ночь, а луна зеленоватым светом обливает побуревшую траву и черными платками раскидывает тени от песчаных бугров - фантастической и неживой кажется монгольская степь.
Кости людей умерших поколений, когда-то пославших своих потомков на шепчущий лесами север, - чудятся тогда под этими буграми...
В такие минуты я забираюсь обычно в юрту, поближе к живым, чтобы слышать дыхание спящих и их сонное бормотание: все-таки от них веет жизнью.
Так было и в этот вечер.
Под таганом еще тлел огонек, и войлочные стены хорошо сохраняли тепло. Полагалось бы спать, но старый монгол Тай-Мурза упорно не ложился.
И я знал, почему: на прошлой неделе были получены известия, что всего в дне пути от нас пройдет обоз Малыгина, - отважного купца и ловкого плута. Молодежь решила поживиться, т. е. попросту говоря - пограбить.
Теперь старик ждал всадников обратно с похода, но они почему-то долго не возвращались.
Уже с полчаса мы со стариком молча просидели у тлеющего аргала, как вдруг у скотного загона протяжно завыла собака.
Это был Баралгай, громадный пес с черной шерстью и невероятно могучей грудью. Как подобает существу такого сложения, он брал ноту почти басом, затем доводил ее до самых верхних октав и заканчивал жалобным замиранием. Это послужило как бы сигналом: за ним сперва залаяли, а потом залилась воем Фай-ду, молодая собака, а к ней присоединился целый хор от соседнего загона.
Нестройная, иногда замирающая, иногда усиливающаяся рулада, как смычком, водила по моим нервам, и меня охватила невыразимая жуть.
По-видимому, это действовало даже и на старика, он вышел из юрты, зажав в руке плеть, и, спустя короткое время, вой замолк, и взамен их послышались беготня, ворчливая грызня и повизгивание собаки, которой попало сильнее других. Старик вернулся в юрту.
Не успели мы, однако, выкурить очередной трубки, как вой, сперва поодиночке, а потом хором, - опять понесся к бесстрастному небу.
Старик встал опять, но уже не пошел вон, а затеплил длинные бумажные свечи курений перед коллекцией богов у стены.
- Для чего ты это делаешь?
- Собаки воют - смерть ходит по степи. Она ищет человека, потому что ей холодно и она хочет согреться у живого, а живой от этого умрет, - ответил он.
- А молодежь еще не вернулась? - совсем некстати спросил я.
- Молодежь еще не вернулась, - глухо сказал старик.
В голосе его слышалось раскаяние отца, необдуманно отпустившего сына на рискованное предприятие.
- Они скоро явятся, - сказал я успокаивающе, и старик, как эхо, повторил за мною: - Они скоро явятся.
Я завернулся в тулуп и растянулся на войлоке.
2
От шума голосов и топота ног за стеной я проснулся.
Я их слышал сквозь сон уже давно, но проснулся только тогда, когда ночной холод через открытую входную лазейку хлынул мне прямо в лицо.
Смех и возбужденный говор за стеною свидетельствовали, что молодежь вернулась благополучно и, по-видимому, с хорошей добычей.
Голова Тай-Мурзы просунулась в юрту.
- Вставай, русский! Все хорошо! Барана зарезали, араку принесли и водка есть - гулять будем!
- Смерть не встретила твоих молодцов в пути?
- Мимо прошла! Близко была - мимо прошла! - бросил мне Тай-Мурза и опять скрылся.
Через несколько минут я сидел среди шумной ватаги у костра, ел баранину и обжигал горло водкой.
Воровской ужин был великолепен: молодежь ела и пила с жизнерадостностью, которая родилась там, в буйной схватке и диком беге.
У одного дикого племени я спасал свою обреченную жизнь и оцененную голову, потому что участвовал в походах Унгерна-Штернберга и вместе с ним верил в возможность создания нового монгольского государства. Но теперь мне было все равно - будет ли великая Монголия, поймают ли меня эмиссары красной Москвы, убьют ли меня завтра. Правда была в том, что Унгерна уже не было в живых, а меня приютило дикое племя бывших соратников, и у них я жил фантастической жизнью...
- Садоводы из 'Апгрейда' - Анастасия Стеклова - Рассказы / Научная Фантастика / Проза / Русская классическая проза
- Настигнут радостью. Исследуя горе - Клайв Стейплз Льюис - Проза
- Беатриче Ченчи - Франческо Доменико Гверрацци - Проза
- Печатная машина - Марат Басыров - Проза
- Три вдовы - Шолом-Алейхем - Проза
- Сочинения - Стефан Цвейг - Проза
- Три часа между самолетами - Френсис Фицджеральд - Проза
- Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона - Артур Конан Дойль - Проза
- Папа сожрал меня, мать извела меня - Майкл Мартоун - Проза
- Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад - Кейт Бернхаймер - Проза