— Эх, коник, закачу же я им рапорт! — произносит она вдруг во весь голос.
И, весело хлестнув коня, пускается галопом по ярко освещенной дороге.
Кусок золота
1
После полудня, когда солнце крепко пригревало спины золотоискателей, Мендель почувствовал, что ему «не по себе», и отпросился домой.
— Голова, — сказал он бригадиру, указывая на сдвинутую шапку… В тяжелых, облепленных грязью резиновых сапогах он вылез из котлована и неверным шагом побрел по направлению к поселку. Люди, работавшие на приисках, поднимали головы и с удивлением смотрели на удалявшегося Менделя:
— Что случилось, Мендель?
Куда это ты, Мендель?
— Смотрите, как он качается!
— Выпил, наверное…
— Да что вы! Куда ему!..
А Мендель, словно речь шла не о нем, подняв плечи и втянув голову так, что короткая шея слилась со спиной, тяжело шагал вперед.
Был ясный июльский день. Воздух заливало ослепительно яркими лучами, мучительно и сладостно резавшими глаза. Впереди в самозабвенной пляске носились мошки, отливавшие всеми цветами радуги. Мендель щурил глаза, морщил усеянное веснушками широкое лицо, шмыгал носом и глубоко вздыхал, будто собираясь чихнуть. Под мышкой у него жгло. Он поминутно ощупывал это место пальцами и что-то там поправлял, перекладывал. Лицо у него при этом бледнело, словно он пальцами касался открытой раны.
Солнце щедро рассыпало лучи, и стекла в окнах отливали золотом.
Детишки играли возле домов. Их веселые голоса доносились до слуха Менделя. Он остановился, огляделся по сторонам, потом сунул руку под мышку и начал осторожно, по-воровски, переставлять ноги. Хотелось, чтобы сейчас его никто не видел, чтобы даже тень его не заметили. И Мендель стал обходить поселок со стороны поля, минуя дорогу, ведущую к домам.
В кустах, оставшихся кое-где от раскорчеванной тайги, он присел перевести дух.
Он обливался потом. По лицу текли грязные капли, Мендель вытирал их рукавом и тяжело отдувался.
До ночи еще далеко. Если бы сейчас вдруг стемнело, он прокрался бы узенькими проулочками к себе в дом. Он страшился человеческого глаза, боялся встретиться даже с Сарой, с собственной женой, а больше всего пугал его двенадцатилетний сын Левка. «Хоть бы он не увидал!» — думал Мендель, лежа в кустах. С Сарой он как-нибудь поладит. Она, может быть, даже обрадуется и скажет; «Ты умница, Мендель!» Он озирается, прислушивается — кругом тихо. Мендель достает из-под руки кусок глинистой массы, повертывает его в руках, обтирает широкой ладонью и откусывает часть своими крупными желтыми зубами. В глинистой массе виднеется красноватый след, будто кровь проступила. «Золото! — думает Мендель. — Настоящее золото!» Но, испугавшись, снова сует его под мышку и оглядывается. Ему кажется, что со всех сторон на него устремлены глаза — огненные, сверкающие, колючие. В страхе он поднимается и начинает быстро шагать. Останавливается. Возникает мысль: «А может быть, отнести начальнику?» Но мысль эта тут же гаснет, и он направляется к своему дому.
Расстроенный, точно подгоняемый кем-то, Мендель вошел в дом. Увидев его, Сара испугалась. Она отпрянула в страхе, когда он сунул что-то под кровать. И если бы Мендель не приставил пальца к губам, она приставила бы палец ко лбу: «Рехнулся?» Сара молча смотрела на его измазанное, встревоженное лицо и отступила перед странным, каким-то чужим блеском его глаз.
— Где Левка? — спросил он, окидывая взглядом комнату.
— Где-то на улице, — ответила Сара, не отводя глаз от мужа.
И хотя в доме никого больше не было, Мендель тихо, шепотом, сказал жене на ухо, указывая глазами на место под кроватью:
— Нашел.
— Что?
— Кусок золота.
— Кусок золота? Настоящего золота?
— Золото. Чистое золото!
— Горе мне, Мендель! — Сара заломила руки и уставилась на него с удивлением и недоверием.
— Почему же горе, Сара? О чем ты горюешь?
— Кусок золота? Нашел? И взял домой?
— Нашел и взял домой.
— Наживешь себе беды, Мендель. Боюсь я, горе мне…
Мендель скользнул глазами по ее лицу.
— Не шуми, женщина, это целое состояние!
— Состояние? — не переставала удивляться Сара. — Я боюсь держать это в доме. Я не хочу. Отнеси. Как можно нам, Мендель…
Мендель стремительно шагал по комнате, в нем все кипело:
— Видали богачку? Х-ха! Швыряется! Как будто это бог знает что, а не чистое золото!
— Но ведь это же позор, Мендель! Подумай! Ведь кто-нибудь из бригады мог заметить. Бог знает, что будет, когда до начальства дойдет.
— Если ты болтать не будешь, — не дойдет. Никто не видал. И, пожалуйста, не шуми!
На этот мирный дом, который, подобно стволу с ветвистыми корнями, прочно стоял на земле, в этот вечер надвинулась темная туча.
Мендель смыл с себя глину, переоделся, сел за стол и взял в руки газету, но читать не мог. Монотонно стучал он пальцем по бумаге и тихо что-то мычал про себя… Сара места себе не находила. Несколько раз она выбегала на улицу и озиралась по сторонам. Ей казалось, что со всех сторон идут к ее дому. Придут, начнут искать и найдут этот проклятый кусок золота. А что будет дальше, она и представить себе не может… Весь поселок сбежится… Ох, позор какой! Лицо у нее пылает, темные глаза наполняются слезами. Она то и дело перевязывает платок на голове, всхлипывает, потом входит в дом. Мендель все еще сидит за столом, барабанит пальцем по газете и что-то напевает. Сара, сделав над собою усилие, подходит к столу. Стоит с минуту, опустив голову, потом кладет руку мужу на плечо.
— Мендель, Мендель!
Мендель приподымает бровь и смотрит на нее.
— Что такое?
— Мендель, а вдруг придут, найдут… Ведь нас перед всем миром на позор выставят…
Мендель машет рукой:
— Кто придет? Никто не придет. Надо только положить в надежное место.
Он встает, подходит к кровати, ложится на пол и хочет достать из-под кровати кусок золота, но вдруг доносится крик, свист, лай собаки… Кто-то вскакивает на ступеньки крылечка…
Сара, ни жива ни мертва, кричит:
— Мендель, идут!
И не успевает Мендель высунуть голову из-под кровати, как в дом влетает Левка со своей собакой Шариком.
— Фу ты, провались вы к черту! — сплюнула в сердцах Сара.
Мендель, обозленный напрасным испугом, вскакивает, хватает палку и хочет выместить свой гнев на собаке, но она, прижимаясь к стенам, прячется под кровать. Левка зовет собаку, чтобы вывести ее из комнаты, но та напугана и не отзывается. Тогда он наклоняется, чтобы вытащить Шарика, но отец хватает его за ногу.
— С собаками возишься! — кричит он. — Сходил бы лучше в клуб, там сегодня кино показывают!
Левка смотрит на отца, на мать и ничего не понимает. Но долго думать не приходится. Он подлетает к двери, распахивает ее, свистит, собака выскакивает следом за ним, и оба исчезают.
— Вот кого остерегаться надо! — произносит Мендель и запирает дверь…
2
Сара никак не могла освободиться от тягостной заботы, которую Мендель так неожиданно принес в дом. Она ничего не могла делать. Все время стояла и смотрела в окно. Вечер был такой же тихий и теплый, как и вчера, а ей все казалось, что воздух сперт, что душно. И еще казалось ей, что сейчас затянет небо тяжелыми тучами и грянет страшная буря.
— Завесь-ка лучше окна, — сказал Мендель, — нечего смотреть! Никто о тебе и не думает.
Он стал спокойнее, Мендель. Какое-то озорное веселье напало на него. Он налил в миску воды, поставил ее посреди комнаты, и когда Сара завесила окна темными одеялами, вытащил из-под кровати свой кусок золота и стал его обмывать.
— Ничего хорошего из этого не выйдет! — сказала Сара, тяжело вздохнув.
Он несколько раз меняет воду, трет, чистит, обтирает золото руками, тряпками и, наконец, чистым полотенцем. А когда кусок засверкал, он поднял его над головой и держал в руках словно осколок солнца. Сара подошла к окнам, чуть приподняла одеяло и посмотрела. Вокруг дома тихо. Доносится только шум мониторов и горят электрические лампочки на россыпях. Мендель облизывается, веснушки на лице сияют, серые глаза блестят, а ноздри большого мясистого носа расширились и дрожат.
— Вот, Сара, посмотри — какой кусок!
— Я такого никогда еще не видела! — признается жена и осматривает золото со всех сторон.
— Вот видишь, — с гордостью говорит Мендель и протягивает руку. — Это состояние! Богатство! Ай-ай-ай, — произносит он, почесывая голову, — если бы мой отец имел такой кусочек золота лет пятнадцать тому назад, он жил бы в самом центре города, в самом красивом каменном доме, матери приносили бы в дом самые жирные куски мяса, отца называли бы не Лейзер-погонщик, а богач реб Лейзер, а меня звали бы Менделе — сын богача Лейзера… — Он делает несколько стремительных шагов по комнате и выкрикивает; — Разве богачи у нас были? Оборванцы! Шушера! Ни у одного из них не было такого куска золота, черт бы их батьку с прабатькой взял!
