Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обязан… Много ты понимаешь, князь!
Размочив в рюмке хлебный мякиш. Мелхисидек задумчиво пожевал его беззубыми деснами.
Закончил твердо – без возражений:
– Самый умный в губернии – жандарм…
Какое-то загадочное кольцо, слабо щелкнув, незримо замкнулось перед Мышецким: губернатор – Конкордия Ивановна – преосвященный – и жандарм.
Наугад он сказал – вроде бы равнодушно, более для проверки впечатления:
– Странная особа – госпожа Монахтина. Просила денег…
– А ты – посули и не дай. У нее и своих хватает!
– Но она как будто обиделась на меня?
– То баба, – резко ответил Мелхисидек. – Ты баб не впутывай…
И кольцо вроде бы снова разомкнулось.
– Как жить-то думаешь? – спросил Мелхисидек сурово. – С чего начнешь-то?.. Всяк по-разному. Иной деревья сажает, другой (был тут такой) городовых на флейте играть учил… Ну, а ты какую бомбу под Уренск наш заложишь?
Мышецкий заговорил о мужицком хлебе, о куколе, о переселенцах и с первых же слов понял, что угодил точно в цель.
– Согласитесь, что это преступление, – сказал он.
Грубо выругавшись, преосвященный встал и ударил клюкою в пол.
– Шуты, вопленики! – выпалил яростно он. – Что они знать могут? А я мужика наскрозь вижу… Сам из мужиков вышел!
Мышецкий осторожно подлил масла в огонь:
– Но его превосходительство Симон Гераклович…
Этого было достаточно:
– Ну, он – дурак! Ему только и место на сенате. А ты-то, князь? Думаешь ли?
– Я больше осматриваюсь, ваше преосвященство.
Мелхисидек приник – лицо к лицу – к Мышецкому:
– Послушь меня! Доколе же земля под ногами томиться будет? Она зерна просит, а мы кал в нее кидаем… Эвон, князь, взгляни с колокольни: сколько еще – не пахано, не сеяно. А мужика мы прочь гоним! Не даем к земле притулиться.
– Но переселенцы, ваше преосвященство, – снова прицелился Сергей Яковлевич. – Но опасность эпидемии…
И острие клюки расщепило паркетную плашку.
– Не сметь мужика обижать! – выкрикнул Мелхисидек. – Он добро несет, он сеет, от мужика Русь пошла… А его, как собаку худую, по степу гоняют, негде головы преклонить. Пока мужик плох – и Россия худа будет!
Мелхисидек сел и опорожнил рюмку. Сделался спокоен.
Что это было – неистовство или притворство, так и не понял до конца Сергей Яковлевич и решил терпеливо выждать.
– Вот ты, – снова начал архиепископ. – Пришел ты ко мне – спасибо! Ну, а что ты сказал мне умного? Каков ты есть? Другой бы хоть напился – эвон добра сколько!
Мышецкий улыбнулся, и брови Мелхисидека насупились.
– Улыбаешься, – сказал он. – Ну-ну, улыбайся… Роздали министры Россию по кускам своим племянникам. Сели вы мужику на шею – и любо вам!
Преосвященный отодвинулся от вице-губернатора.
– А я начальства не люблю, – досказал он. – И так полагаю: между царем и народом никого не должно быть… Ты тоже, князь, лишний!
Молчать далее становилось опасно. Сергей Яковлевич заговорил – намеками, догадками, часто запинаясь. Он и сам не мог еще уяснить до конца положения в губернии. С трудом настроил свою речь на убедительный лад (в основном – хлеб, переселенцы, грязь, нищета) и закончил ее словами:
– Ваше преосвященство напрасно ломали передо мной копья в справедливом негодовании. Я тоже, как и вы, полон желания помочь всем несчастным и обездоленным. И я счастлив отныне, что смогу видеть в вашем преосвященстве своего ревностного единомышленника…
– Ишь ты завернул как! – сказал Мелхисидек, удивленный таким оборотом дела. – А ты – не глуп вроде…
– И мне, – продолжал Сергей Яковлевич, – необходима лишь твердая уверенность, что вы поможете мне в моих начинаниях.
Преосвященный хмыкнул:
– Да у тебя же и конь еще не валялся!
– Моему коню еще не пришло время валяться. Я только прошу вас поддержать меня своим духовным авторитетом, когда я примусь за дело…
Два голубя, воркуя, уселись на подоконник. Мелхисидек напряженно и мрачно следил за их поцелуями.
– Жаль, – сказал он, – жаль…
– О чем вы? – спросил Мышецкий.
– Помру вот… скоро! – И совсем неожиданно закончил: – Ежели, князь, жандарм на твою доску станет – ну, куды ни шло, я подкачну вас. А ежели нет…
Он снова надолго замолчал.
– Тогда? – напомнил Сергей Яковлевич.
Мелхисидек бросил в голубей коркой, стал горячо просить:
– Слушай, князь, понравься жандарму… а? Понравься, милый. Жандарм-то с головой мужик, не с пенька сшибленный!
«Что за нежная любовь между ними?» – задумался Сергей Яковлевич и согласился:
– Я не знаю, сумею ли я понравиться начальнику губернского жандармского управления, но встретиться с ним я вам обещаю, ваше преосвященство!..
Возвращаясь с монастырского подворья, Мышецкий решил повидаться с Иваном Степановичем, который поселился в гостинице «Золотой якорь» (в просторечии – «Золотая вошь»). Князь был раздосадован по многим причинам, не мог оформить обилия впечатлений, потому и говорил отрывочно, раздраженно.
Кобзев молча слушал его, чесал бороду, покашливал.
– Вы растеряны, – заметил он Мышецкому. – И мне понятна ваша растерянность. Пошлость ведь имеет громадную силу. Об этом очень хорошо сказал еще Щедрин… И она всегда застает свежего человека врасплох. Она сминает его, вяжет. По рукам и по ногам. Старается сразу же подчинить его себе… Но есть – выход!
– Какой же?
– Подчиниться этой пошлости.
Сергей Яковлевич был искренне возмущен:
– И это советуете мне… вы? Именно вы советуете?
– Да я, – кивнул Кобзев. – Во время моих скитаний по России я часто встречался с администраторами подобного толка. Вроде вас, князь. Среди них попадались люди отменного духа и разума. Они долго не давались под седло условиям. Но условия российской действительности оказывались сильнее их!
– И каков же был конец? – спросил Мышецкий удрученно.
– В лучшем случае они… спивались.
– А в худшем?
Иван Степанович не ответил, разглядывая свои синеватые пальцы. На одном из них еще был заметен слабый оттенок от узенького колечка.
– Хлеб, – неожиданно произнес он. – Вот что выручит вас. Накормите людей – и ваша служба обретет благородную цель! В борьбе за русский хлеб вы никогда не замараете себя пошлостью. Народ будет благодарен вам…
Сергей Яковлевич взволнованно пробежался из одного угла комнаты в другой, куснул косточки пальцев.
– Ах, – сказал он, – я понял вас. Но поручить дела переселенцев, бредущих через всю Россию, моей канцелярии – это значит сразу же погубить все дело! Сегодня я обнаружил в хлебе куколь… Это ужасно!
Кобзев решительно пресек его жалобы:
– Постойте, князь. Чего вы хотите?
Сергей Яковлевич развел руками.
– Ну… – сказал он неопределенно.
– Вы и сами, выходит, не знаете?
– Нет. Я знаю. Мои намерения добрые, – заговорил Мышецкий. – Но положение отчаянное. Скоро вот нагрянут орды искателей счастья, голодные, рваные, хворые… Как я с ними управлюсь? Не могли бы вы, Иван Степанович, сообразуясь с обстоятельствами и опытом, наметить для…
– Для кого? – перебил его Кобзев.
– Пусть будет так. Хотя бы – для меня. Наметить конкретные меры, чтобы распутать этот клубок? Мне не справиться…
Пошлепывая себя ладонями по коленям, Кобзев четко и ясно выговорил:
– Слушайте! Надобно энергично пропустить переселенцев через просторы Уренской губернии. Используя для этого всё: поезда, пароходы, плоты, лошадей. Строгий карантин! – подчеркнул он.
Сергей Яковлевич одобрительно поддакнул:
– Строгий… я согласен!
– А часть переселенцев, – пояснил Кобзев, – отсеять. Поняли? Сразу же отсеять. И посадить их на этих землях.
– На каких на этих?
– Естественно, на пустошах, – невозмутимо ответил тот. – Две такие губернии, как Уренская, могут прокормить Россию.
Сергей Яковлевич подумал и рассмеялся.
– Если бы это было возможно! Эх, Иван Степанович, вашими бы устами… Но ведь я дам только землю. Только голую землю! А где – дома, пособия, плуги, скотина, горшки?.. Где я возьму для них яровые, если в губернии жрут хлеб пополам с куколем?
Он огорченно махнул рукою:
– Плевелы, кругом одни плевелы…
Кобзев снова глухо раскашлялся и отошел к окну.
– Иного выхода, – сказал он натужно, – у вас нет!
3Свидание, на котором так настаивал Мелхисидек, все-таки состоялось. Причем встреча с губернским жандармом произошла случайно.
Возвращаясь домой по темным улицам, Сергей Яковлевич заметил брызжущие светом окна особнячка. Через распахнутые форточки пахнуло табачным угаром мужской компании.
– Жандарм гуляет, – подсказал кучер. – Намается за день на мельнице своей, вот и… гуляет!
– На какой мельнице?
– Да сказывают так-то. Быдто у жандарма мельница така есть. Сунет в жернова человека, а сзаду порошок выходит.
– Не болтай глупостей. Ну-ка заворачивай, братец…
Позвонил. Угрюмая кухарка пропустила его внутрь. Стоя в тесном коридорчике, Мышецкий слышал щелканье бильярдных шаров, в гуле голосов позвякивали стаканы.
- На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Нечистая сила. Том 1 - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Нечистая сила - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Тайный советник - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Ястреб гнезда Петрова (сборник) - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Гусар на верблюде - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Зато Париж был спасен - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Фаворит. Книга вторая. Его Таврида. Том 4 - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Баязет. Том 2. Исторические миниатюры - Валентин Пикуль - Историческая проза