Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Седлецкий зааплодировал.
— Подождите с аплодисментами, может быть, вам кое-что не понравится… — Ветров вытер носовым платком лоб, повысил голос. — Эти «железки строк» читатель фронтовой газеты обнаружит в стихах Дмитрия Солонько и Валентина Зайцева. — очень одаренного молодого поэта-бронебойщика. Семен Степанович Седлецкий разговор о поэзии встретил аплодисментами. Позволительно спросить, почему же он так долго не сдавал стихи Зайцева в набор? Семен Степанович упорно доказывал редактору, что они слабы с формальной стороны и к тому же в стихах мало искренности.
— Седлецкий бездушно отнесся к стихам Зайцева, — с места сказал Солонько. — Пусть он выступит и объяснит.
— Я выступлю, — перебил Седлецкий Дмитрия, — и как бы не пришлось вам краснеть, товарищ Солонько.
Синчило снова постучал карандашом по графину.
— Тише, товарищи! Давайте выслушаем подполковника Ветрова.
— Поговорим о месте литератора в армейском строю. Дмитрий Солонько присылает в редакцию не только свои стихи. Он пишет очерки, статьи о маскировке, делает интересную полосу о традициях сталинградской гвардии, находит в полках одаренных поэтов, художников. Недавно Солонько опубликовал остроумные стихотворные подтекстовки к рисункам солдата Шатанкова. А Седлецкий? Раз в неделю он дает в газету стихи короче воробьиного носа…
— Я написал пьесу, — перебил Седлецкий.
— Я говорю о том, что вы делаете для газеты. Но кстати и о пьесе. Я читал ее: неудачная пьеса. А могли бы посоветоваться с товарищами. Каждый бы вам помог, и я в том числе. Как говорят, одна голова хороша…
— А полторы еще лучше, — быстро подал реплику Седлецкий.
Раздался смешок. Ветров покраснел.
— Я люблю, когда собрание проходит остро, — улыбнулся Синчило. — Но сейчас словесная перепалка отвлекает нас от главного Гм… гм… Я попрошу докладчика уделить больше внимания статьям, очеркам, заметкам — нашему газетному хлебу.
Бобрышев придвинулся к Дмитрию, тихо сказал:
— Синчило переводит стрелку. Ловко… Ветров — чудак, не сумел ответить… Седлецкий срезал его.
Как только Ветров окончил доклад, поднялся капитан Гуренко.
— Я с большим увлечением делал рисунки к стихам Зайцева. А вот сегодня… я случайно прочитал стихотворение Седлецкого и призадумался, признаться, даже удивился. — На лбу у Гуренко появилась глубокая складка, прозрачные глаза его остановились на Седлецком. — За Днепром с винтовкою в руках лежит смертельно раненный солдат Чумаченко — герой стихотворения. Кричат вороны. Коршун уходит кругами в синюю даль, и видно, как у него краснеет крыло от заката. Но какой подвиг совершил Чумаченко? О чем он думал, за что боролся? Где его однополчане? Почему он брошен товарищами? На эти вопросы в стихах нет ответа, и получается: не ходи, солдат, за Днепр, а то упадешь смертельно раненный на безымянной высотке, и над тобой будут кружиться вороны да коршуны.
— А мы готовимся освобождать Украину.
— Штурмовать Днепр.
— Я протестую! — Седлецкий вскочил. — Пусть скажет Гуренко, где он нашел стихи?
— Они напечатаны на редакционном бланке и вместе с другими материалами лежат на столе ответственного секретаря. Совершенно точный адрес! Так разрешите заняться дальнейшим разбором стихотворения. Видит ли наш поэт настоящую фронтовую жизнь? Поднялась вся Россия. С нами сыны Белоруссии, Узбекистана, Литвы, все советские народы. К линии фронта подходят колонны танков. На стальных башнях написано: «От челябинских рабочих», «От саратовских колхозников». А солдат Чумаченко одинок и вооружен винтовкой. Я не против винтовки, она нужна! Но вы присмотритесь вообще к стихам Седлецкого: поэт очень строго соблюдает военную тайну. — Гуренко усмехнулся. — Никакой боевой техники, кроме винтовки, вы там не найдете…
— Разрешите! Я хочу рассеять это… эту клевету, объяснить… — Седлецкий подбежал к столику.
— Вы хотите дать справку? — спросил Синчило. — В вашем распоряжении три минуты.
— Заместитель ответственного редактора и ответственный секретарь, — как можно торжественнее произнес Седлецкий, — могут подтвердить, что этих стихов я им не сдавал. Все знают, что за столом подполковника Ветрова работают многие товарищи и часто забывают там свои черновики. Капитан Гуренко нашел такой черновик, отрывок из моей неоконченной поэмы. Не разобравшись, в чем дело, он выступил здесь не как честный критик, а как злопыхатель.
— А почему ваши стихи напечатаны на редакционном бланке? — не выдержал Гуренко.
— Виновата машинистка! — бросил реплику Бобрышев.
— Нет, не машинистка… У меня просто не было другой бумаги. Но вернемся к главному! У меня солдат Чумаченко… не положительный персонаж. Он трус! Это лермонтовский Гарун. И, конечно, автор не может нести ответственность за мысли отрицательного героя. — После небольшой паузы Седлецкий с иронической усмешкой продолжал: — Представьте на миг, что я захожу в хату, где работает художник Гуренко, снимаю с мольберта начатую картину, забираю неоконченные этюды, а там пока что вырисовываются танки с черно-белыми крестами, самолеты со свастикой. Ах, вот оно что! Я поднимаюсь на собрании, требую слова и, показав товарищам наброски, говорю: «Вы, Гуренко, воспеваете вражескую технику. Вы антипатриот!» Каково это, а?
— Ой ли? — покусывая стебелек, проронил Грачев.
— Ловкач, все придумал на ходу. Стихи он оставил на столе секретаря не случайно. Но сейчас забил отбой, и ему удалось успешно отступить, — заметил Бобрышев.
Синчило еще резче постучал карандашом по графину.
— Я всегда приветствую бдительность. Гм… гм… Но критик с дубинкой может отбить у наших поэтов всякое желание дерзать. Не зная всего произведения, мы не можем учинять расправу над его отдельными главами. Меня вполне удовлетворяет справка поэта Семена Степановича Седлецкого.
— У Седлецкого нет никакой начатой поэмы. Он не сможет нам показать черновики. Все это выдумка. Я разбирал вполне самостоятельное и законченное стихотворение. — Голос Гуренко задрожал от гнева. — Я прошу дать мне возможность выступить вторично.
— Можете оставаться при своем мнении, — отрезал Синчило.
— Я прошу…
— Хорошо, вы получите слово. Я вовсе не зажимщик критики, капитан Гуренко. — И Синчило презрительно улыбнулся.
Принимая позу победителя, Седлецкий сказал:
— Разрешите мне уж заодно выступить в прениях по докладу…
Синчило молча кивнул и засек время.
— Подполковник Ветров сделал обстоятельный доклад. — Седлецкий откинул со лба седую прядь, пригладил рукой волосы. — Газета «Красное знамя» учит войска смелому маневру на поле боя, искусству маскировки, активной обороне. Наши статьи, заметки, очерки разъясняют солдатам приказы командования, подготавливают их к решительной битве. Ветров убедительно рассказал об этом. Он совершенно прав, когда критиковал некоторые материалы за сухой и бесцветный язык…
— Что-то мирно настроен Седлецкий, — шепнул Грачев Бобрышеву.
— Сейчас он развернется и сделает заход на бомбежку…
— Ответственный секретарь редакции, наш уважаемый начальник штаба, на все лады расхваливал здесь стихи молодого поэта Зайцева и увенчал лавровым венком Дмитрия Солонько. — Седлецкий помедлил, как бы собираясь с мыслями.
Грачев с Бобрышевым переглянулись. Седлецкий сделал шаг вперед. Казалось, он брал разгон для своей речи.
— Докладчик, рассуждая здесь о месте литератора в армейском строю, пытался утверждать, что я — поэт Седлецкий — стараюсь заглушить молодые голоса, отбить у начинающих авторов охоту к творчеству. Что я будто бы барин и, находясь в армии, не работаю, как говорят пулеметчики, «на полную железку». Но даже подполковнику Ветрову, обладателю столь подвижной фамилии, трудно угнаться сразу за двумя зайцами!
Синчило ухмыльнулся, но сейчас же принял строгое выражение.
— Я не рекламирую своей работы с начинающими поэтами, она у меня протекает порой незаметно, как подземный ручей. — Седлецкий сделал плавный жест, словно провожая невидимую волну. — Я хочу привести один пример, но самый яркий и убедительный… В гвардейской армии есть одаренный начинающий поэт Геннадий Крупчаткин. Не смотрите на меня с иронией, товарищ Солонько, я говорил, что вам придется краснеть, — вспыхнул Седлецкий. — Так вот… Приезжает Дмитрий Солонько в часть, где служит Геннадий Крупчаткин. Начинающий поэт обрадовался, он получит на месте квалифицированную консультацию, ему дадут ценные советы… Но увы! — Седлецкий грустно улыбнулся. — Я недавно встречал Крупчаткина… Что и говорить, помог Дмитрий Солонько начинающему поэту… Он его срезал под корень. Солонько сказал: «Ваши стихи далеки от поэзии так же, как переводная картинка от настоящей живописи. Вы поверили в свои поэтические способности, а их нет у вас…»
- Записки разведчика - Василий Пипчук - О войне
- В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Легче воздуха - Константин Андреевич Чиганов - Мистика / О войне
- Воронка - Константин Семёнов - О войне
- Шиза - Егор Алексич - Альтернативная история / Боевая фантастика / О войне / Периодические издания
- Разведчик морской пехоты - Виктор Леонов - О войне
- Зарубки на сердце - Виктор Васильев - О войне
- Отечество без отцов - Арно Зурмински - О войне
- Моя маленькая война - Луи-Поль Боон - О войне