к её побегу. И эти бесконечные тайны и ложь! Блядь… Эта дерьмовая ложь, что способна убить любого! Из-за гнилья вранья ссорятся лучшие друзья, соседи, родные, народы… Именно ложь превращает жизни в ад.
– Давай, детка… Расскажи о себе! – шептал я как сумасшедший, изощряясь над поисковиком разнообразием вариантов найти её. Но везде был тупик… Даже на официальном сайте галереи был указан номер приёмной, телефон которой молчал.
– Кондра, – я выдохнул и сдался, набрав другу. – Дай номер Ночкиной?
– Рай, она запретила… – прохрипел Кондрашов, чуть заикаясь. – Ну не заставляй ты меня!
– Кондра, блядь!!!
– Щас скину… – выдохнул он с явным облегчением. Он словно так долго этого ждал, вынашивая напряжённое ожидание неизбежного. Секунды текли бесконечностью, пока экран не вспыхнул входящим сообщением. Не моргнув, ткнул в одиннадцать цифр и задрожал, услышав длинные гудки.
– Алло, – её голос был тихим, осторожным…. Ждала?
– Ночка…
– Я умоляю, Раевский… – зашептала она с таким жаром, что руки затряслись от её явного отчаянья. Ада с такой скоростью сбегала из ресторана, что натыкалась на посетителей, роняла стулья, лишь бы только не видеть меня и творящегося вокруг бабушки хаоса. – Умоляю, отстань… Исчезни, растворись, сгинь! Что мне сделать? Скажи! – вдруг заорала Адель, разрывая душу в клочья своим надрывным рыданием. – Ты можешь просто исчезнуть вместе со своими родственничками и фамилией?
– Рано умолять, Ночка. Предлагаю сделку, ты мне одно свидание…
– А ты навсегда отстанешь от меня? – она цеплялась за соломинку вымышленной надежды. Понимала, что обману. Готова была обмануться, но всё равно хваталась! Потому что сама этого желает.
– Да.
– Обещай, Рай! Обещай!
– Обещаю, – скрестил всё, что можно было, заодно и помолился, на всякий случай.
– Хорошо…
– Но у меня одно условие, – внезапная шальная мысль вспыхнула крошечным огоньком под сердцем. – Мы не говорим о прошлом…
Глава 13
Над головами посетителей будто рой пчел завис. В ресторане было так много людей, что их монотонное бурчание сливалось в грозовую тучу, готовую рвануть в любой момент.
– Так ты спроси у неё! – Гора был ошеломлен моим рассказом. Он переводил изумленный взгляд с Каратика, знавшего мою Ба с детства, на Верку, познакомившуюся с ней совсем недавно. Друзья кивали головами, подтверждая каждое сказанное мною слово, чем вводили его в еще больший ступор.
Мы с моими верными друзьями Гориславом Горозией, Вадиком Вьюником и Костей Каратицким прошли многое. Поднимались медленно, поддерживая друг друга на ухабах жизни. Но это было далеко от дома, там вроде и жизнь была другая, и об «изюме» сложных семейных взаимоотношений распространяться не хотелось. Поэтому Гора сейчас и хмыкал так загадочно, пытаясь переварить полученную информацию о причине моего побега из родного города.
– Гор, ты такой наивный, мля, – я закатил глаза и закурил, радуясь, что Вера забронировала столик на террасе. – Скажи, друг мой Горозия, а ты много на лапу даешь? Чтобы отделаться от придурков, чтобы ускорить процесс и обмануть машину бюрократии, которую запустили уже давно. Вот какой процент отката ты вынужден закладывать в бюджет?
– Пошёл ты! – рыкнул Гора, скосившись от фантомной боли. Это было больной точкой для Горозии, слишком остро он реагировал на продажных, и не только в бизнесе, людей, потому что на своей шкуре испытал это гадкое человеческое качество.
– Вооот… Ты-то уже должен был понять, что люди рождены, чтобы врать! Вер, а скажи, ты в МЕД пошла, чтобы отцу насолить? Ведь папочка так хотел, чтобы его прыткая доча стала матерой адвокатессой-сукой, отобравшей весь список моих клиентов, – с каждым словом Мелкая наливалось румянцем, сжимала губы и пыталась спалить взглядом.
– Ты не с той ноги встал, что ли? – окрысилась Вера и со всей дури пнула меня под столом. – На своих же бросаешься.
– Меня не трожь! – предупреждающе зашипел Каратик, когда я повернул голову в его сторону. – Во мне сложнее найти что-то хорошее в горе компромата, поэтому на хер иди.
– Не, Кость, если раздавать, то всем. А ты врёшь, что не хочешь подвинуть отца на его месте мэра. И моську корчишь, будто тебя силой сюда притащили. Пиздишь, Каратик. Так что все врут. И Ада врёт, потому что тешит свое эго, когда я таскаюсь за ней по пятам. И бабка врёт, потому что обиженному старческому сердечку так приятно, когда непутевый внучок вопросы задаёт и кутает вниманием, по которому так тосковала театралка. И у кого спрашивать? У той, что наслаждается местью? Или у той, что готова сыграть инфаркт, лишь бы отвести от себя подозрения?
– А ты? – Вера подкидывала маслины вверх и ловила их ртом, звонко щелкая челюстью. – Тогда и ты врёшь. Только в чем?
– Ой, Верусик, не видать тебе мужика нормального, – заржал я, а следом и друзья подтянулись. – Хер кто вывезет такую занозу, как ты. От твоих вопросов порой вздёрнуться хочется!
– Так точны́?
– Так унизительно точны́. И я вру… – затянулся, откидывая голову на подголовник ротангового кресла, и с силой выплюнул облако дыма в чёрное небо.
Конечно, вру.
И себе вру, что правда нужна, и друзьям вру. Хотя прекрасно понимаю, что мне просто нужна моя Ада. Столько лет прошло, а сердце до сих пор ноет, сочится кровью и ядом тоски. Это чувство становится монотонной тупой болью, с которой ты учишься уживаться. Просыпаешься по утрам, заставляешь себя работать, встречаешься с другой женщиной, ведешь её в ЗАГс, хотя на подкорках зудит лишь одна мысль: не назвать супругу чужим именем.
– Раюш, ну, с женщинами мы разобрались. Им только очная ставка поможет, либо пытливый нос Кондрашова вашего. Ну а с тобой-то что? – Вера бросила оливку в мартини и стала бултыхать ей, создавая воронку в фужере. – Врешь, что любишь? Или врешь, что забыл?
– Вер, я просто вру… – точно заноза… Я осмотрел Мелкую, оценив степень её актёрского мастерства, с которым она пыталась скрыть любопытство. И ведь не в бровь, а в глаз…
Дальнейшую нить разговора я потерял окончательно, потому что периферийным зрением заметил оживление в основном зале.
– Ебучий случай… – выдохнул, ощущая, как все мышцы тела стягиваются диким спазмом.
В дальнем углу в окружении толпы прессы стояла моя Ночка рядом с педрилой-мучеником Ляшко. Они позировали фотографам на фоне небольшой картины, спрятанной за красивой резной витриной. Я даже привстал, пытаясь рассмотреть её, но видел лишь большие малиновые мазки на фоне чёрного звёздного неба.
– Она подарила им картину! – взвизгнула Вера и стала быстро топать каблучками от ярости.
– Зачем? – я откинулся на спинку поудобнее, чтобы наблюдать этот спектакль.
Ляшко выхаживал павлином, жестикулировал руками, то и дело
