на место, образуя узкие белые полоски.
Вдруг впереди на снегу я увидел мелкие следы. Они были свежими.
— Стоп! Стой и не двигайся!
Латкин замер и медленно повернулся ко мне.
— Следы, видишь? Не наступи, — пояснил я, указывая рукой в варежке на тропу, — заячьи. Беляк пробегал здесь совсем недавно, под утро может час, максимум три часа назад.
Андрей осторожно отступил назад и стал ждать.
Я проследил взглядом направление движения и увидел на соседней белой полоске такие же следы.
— Умеешь ставить проволочные петли?
— Нет.
— Сейчас научу. Раньше это называли силками. Пошли, только на заячью тропу не наступай, а лучше иди за мной. Люди с незапамятных времен практиковали искусство добычи зверей. Про охотников собирателей слышал? — Я не останавливаясь, обернулся к Латкину через плечо.
Он кивнул на ходу.
— Все придумано до нас, уже и не скажешь, кто и где изобрел петлю. Ее использовали все народы, во всех странах и на всех континентах. Просто сейчас появились новые материалы. Если раньше ловили на шнурок сделанный из коры или пеньковой бечевки или конского волоса, то сейчас из проволоки.
Мы шли рядом с заячье тропой, пока не дошли до места где она проходила между двумя с небольшими деревцами, карликовыми соснами, на которых уже не было шишек.
Однако, но деревцах было все еще много хвои, которую зайцы обглодают по зиме. Я остановил Латкина метрах в четырех в позиции, позволяющей наблюдать за тем, как я ставлю силок.
Я достал из рюкзака пару перчаток и оторвав небольшую веточку тщательно обмазал их смолой.
— Тут главное постараться не оставлять человеческий запах, если зац учует, то скорее всего запах его отпугнет. Он вернется но через неделю. Нам так долго ждать не нужно.
Достав тонкую проволоку, я сделал самозатягивающуюся петлю, которую тоже предварительно смазал сосновой смолой.
Наклонив одну из веточек, я подвесил петлю диаметром сантиметров в пятнадцать.
— Он скачет по своей тропе просовывает голову и застревает.
Для большей наглядности я просунул в петлю руку, имитируя голову зайца.
— Все так просто? — Латкин наблюдал за моей работой с неподдельным интересом. В детстве он определенно был типично городским мальчишкой, как и я. Все эти премудрости выживания, охоты я узнал только здесь, на Севере.
Андрей был внимателен. Для того чтобы лучше видеть он подался вперед и наклонился, упершись ладонями в свои колени.
— Вечером или самое позднее завтра утром я накормлю тебя шашлыком из зайчатины,- я улыбнулся, глядя ему в глаза, — это будет шашлык, который ты будешь вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Я тебе это гарантирую мой дорогой диссидент!
Он довольно улыбался, как кот объевшийся сметаны.
— Главное, чтобы этот самый шашлык решил еще раз пройти по этой тропе, а то вдруг куда налево к соседской зайчихе свернет.
— Не переживай, не свернет. У них гон, то есть брачный период длится всю весну и лето. Знаешь, как узнать брачуются ли зайцы?
— Нет, как?
— Они начинают прыгать, как дурные акробаты.
— Как это?
— Ну смотришь в поле или в долину. А самец устраивает показательные демонстрации, чтобы привлечь внимание самок. Они начинают кочевряжиться, выделываются и так и эдак. Устраивают высокие прыжки над полем, повороты в воздухе, чуть ли не сальто и другие акробатические действия.
— Все, как у людей.
— Примерно. Только у людей еще шампанское, конфеты и букеты. Пошли, дальше. К вечеру вернемся проверим наш силок.
— Можно спросить, Илюх?
Я кивнул.
— Валяй, давай так же ты впереди, — я пропустил Латкина мимо себя.
— У тебя девушка или жена есть?
— Есть, только она еще не знает об этом.
С чего бы ему интересоваться? В таких случаях, чем меньше про тебя знают, тем лучше. Если он Проводник, то ему будет сложнее найти мои слабые точки.
— Кто она? Там на материке?
— Она просто хороший и добрый человек. Не заставляй меня вспоминать о ней. А у тебя?
— Я же рассказывал, что была, но сплыла.
— Жалеешь?
— Уже нет. Но как только сел, сразу писать мне перестала, я ей слал письма, но она обрубила все концы.
— Ну что ты хотел? Небось ей все тыкали тем, что ты антисоветчик. Ты же про машинистку говоришь?
— Нет про другую. Это она меня в диссидентские круги ввела, познакомила со всеми. А я ее не сдал. Считал своей невестой.
— Ну и не переживай тогда, если от тебя сбежала невеста,то это еще большой вопрос, кому повезло больше. Может ее тоже посадили? Или она уехала за границу?
— Да нет, я писал знакомому, он ответил, что видит ее регулярно. Не посадили и не уехала. Женщины странный народ. Ну напиши ты мне, что всё, наши дороги разошлись, прошла любовь, же некзисте па, итд, итп. Что бы я знал, чтобы определенность была.
— Так если не пишет, то и так все понятно. Или ты еще на что-то надеешься?
— У меня такое чувство, что она и разрывать не хочет, и говорить, что будет ждать тоже не желает. Будто я запасной аэродром. Если она никого не найдет до окончания срока, когда я выйду, она скажет я тебе так ждала…
— Послушай, Андрюх, иногда не нужно гадать — ответы все на поверхности. Был у меня знакомый Толик. Ходил за одной, а она с ним вроде как и дружила, встречалась, но так высокомерно, как бы делала одолжение. Ленкой Белоусовой ее звали. Мы ему говорили Толик, что же ты себя так не ценишь? Бегаешь за ней? Она же к тебе, как к мебели относится. А он всех убеждал, что она его любит. Повел он свою Белоусову как-то раз в ресторан. Выпили, закусили, танцуют, веселятся. Ленку пригласил какой-то хмырь с соседнего столика.
Они потанцевали раз и два, и три. Лена привела хмыря за столик, посидели. Толик хмурится. Но молчит. Хмырь снова ее приглашает танцевать и руку уже на бедро ей кладет. Толик вежливо так намекает, что мол, Ленок его невеста, и вообще, хорошего помаленьку.
А хмырь, не говоря ни слова, как врежет Толику в лоб. Тот вместе со стулом назад опрокинулся. Елена хохочет. Толик промолчал, потом позвал хмыря в туалет и там отметелил по полной программе. Хмырь завалился и даже мычать не может. А Толик умылся, причесался, поправил галстук и пошел
