к власти, Толлер писал о своей любви к Германии; его признания сродни признаниям Тувима: «Разве я не люблю эту страну? Разве среди пышных ландшафтов средиземноморского побережья я не тосковал по скупым песчаным лесам с сосной, по тихим, затерянным озерам германского севера? Разве не захватывали меня в детские годы стихи Гёте и Гёльдерлина?.. Немецкий язык — разве он не мой язык, язык, на котором я думаю и чувствую, не часть моего существа, не родина, вскормившая и вырастившая меня?.. Во всех странах поднимают голову слепой национализм и смешное расовое высокомерие. Неужели я дам увлечь себя психозу наших дней?.. Слова „я горжусь тем, что я — немец“ или „я горжусь тем, что я — еврей“ кажутся мне такими же бессмысленными, как если бы человек сказал: „Я горжусь тем, что у меня карие глаза…“».
Нет, он не поддался безумию эпохи: остался подлинным интернационалистом. Незадолго до трагической развязки, больной, отчаявшийся, он с каким-то исступлением собирал деньги на голодавших детей Испании, вырывал фунты или доллары у людей себялюбивых, равнодушных, собрал за короткий срок свыше миллиона долларов. Даже черствые люди мягчели, когда с ними говорил Толлер, от него исходило добро.
Незадолго до начала испанской войны, в июне 1936 года, я был в Лондоне на собрании комитета Антифашистского объединения писателей. Толлер повел меня после заседания к себе; он жил в маленьком домике на окраине города. Как всегда, он был занят множеством неотложных и кропотливых дел, как всегда, окружен людьми и одинок, еще более одинок, чем в камере тюрьмы, в этом он мне признался сразу. Я нашел его осунувшимся, помрачневшим. Его раздражало пренебрежительное, как ему казалось, отношение англичан и французов к немецкой эмиграции. Газеты писали о Гитлере если не благожелательно, то сдержанно, и Толлер сердито отчеркивал красным карандашом статьи, потом швырял газеты на пол. Он вдруг по-детски пожаловался, что в Лондоне очень холодно зимой, нельзя согреться, помню его слова: «Теперь на дворе зима длиннее, чем в Москве, длиннее, чем в Лапландии, на десять или двадцать лет. Люди с крепкими корнями выдержат. А другие вымерзают один за другим…»
Толлер продержался еще три года. Я видел его в последний раз в Париже. На минуту мне показалось, что он выглядит лучше; он пробовал даже шутить. Тогда-то он и собирал деньги на испанских детей. Когда мы прощались, он спросил меня: «Вы спите без снотворного?.. Ужасно ночью: всё видишь острее, чем днем… Ну, ладно… Скоро, наверно, увидимся. Я решил оставить Америку: слишком далеко, там нельзя даже заикнуться о том, что происходит на свете, удивляются, рекомендуют невропатолога… До свидания!..»
Мы больше не встретились. Весной 1939 года в Нью-Йорке был конгресс ПЕН-клубов. На парадном обеде Толлер попытался растревожить всех, напомнил о судьбе Мюзама, Осецкого, Тухольского. Несколько дней спустя, 22 мая, он повесился в ванной комнате гостиницы.
Я вспоминаю Толлера и тихо улыбаюсь; добрый человек, друг, поэт, не только в книгах — в жизни. Я люблю его книгу стихов, написанную в тюрьме «Книгу ласточек».
Строители готических соборов,
гордитесь вы. Дробили камень бедняки
и стеклодувы, полные тоски,
скрывали солнце горечью узоров,
и колокола отливали медью,
и к небу рвался свод, чтоб умереть,
вы посвящали ваши камни смерти.
А ласточки, роняя свист и вздох,
из глины строят, прутиков, соломы
и жизни посвящают те хоромы —
земное счастье, теплое гнездо.
Толлер сам походил на ласточку, может быть, на ту «одну», что прилетает слишком рано и не делает весны.
Об авторе
Эрнст Толлер (1893–1939) — немецкий поэт, драматург-экспрессионист, революционер, глава Баварской Советской Республики. Пьесы Толлера не сходили с советской сцены. В СССР Толлер побывал дважды, в 1926 и в 1934 гг. Его мемуары о поездках в СССР, США, Индию и Палестину вошли в книгу «Вдоль и поперек».
Мемуары Толлера полны неоднозначных впечатлений о стране, поднимающей голову после Гражданской войны, стране, переживающей небывалый технический рост, развитие городов, университетов, науки, прессы. Особое внимание он уделяет изменившейся роли женщины, ребенка. Толлер бережно передает обстоятельства встреч с деятелями революции, ведущими писателями 1920-х, людьми театра.
Книга переведена в рамках II Волжской переводческой мастерской в Казани.
Выходные данные
Эрнст Толлер
Заметки из путешествия в Россию
Редактор-составитель: Александр Филиппов-Чехов
Корректоры: Елизавета Григорьева, Наталья Иванникова
Дизайн: Кирилл Благодатских
Кураторы серии: Александр Филиппов-Чехов, Кирилл Маевский
Ранее в серии вышли:
• Брюс Чатвин, Йозеф Рот, Хеннинг Кейлер. Вниз по Волге
• Йозеф Рот. Путешествие в Россию
Центр современной культуры «Смена» s-m-e-n-a.org
420111, Казань, Бурхана Шахиди, 7
+7 (843) 249-50-23
ООО «Ад Маргинем Пресс», Резидент ЦТИ «Фабрика»
105082, Москва, Переведеновский пер., д. 18,
+7 (499) 763-35-95
www.admarginem.ru
[email protected]
libra
t.me/libra_verlag
vk.com/libraverlag
Переделкино
Дом творчества Переделкино
pro-peredelkino.org
108816, Москва, Погодина, 4
Примечания
1
Прожектор, № 5 (75), 1926 г.
2
Oskar Maria Graf. Reise nach Sowjetrußland (Reise in die Sowjetunion 1934). Darmstadt, Neuwied, 1974.
3
Sic!
4
Еще одна оплошность Толлера.
5
Сегодня в результате принятия пятилетнего плана и коллективизации сельского хозяйства часть описанных здесь проблем можно считать решенными. — Примеч. авт.
6
Вернер П. Правда об Эрнсте Толлере // Правда. № 64 от 20 марта 1926 г. С. 4.
7
Фрёлиха считают сегодня представителем «правой оппозиции», и ни московские, ни немецкие коммунистические газеты ни за что не поддались бы соблазну напечатать его портрет. «Классовый враг», «контрреволюционер», «предатель», «лакей социал-фашистов», «пособник буржуазии» — самые мягкие титулы, которыми награждают его эти издания. — Примеч. авт.
8
То же, что Баварская Советская республика.
9
Pater, peccāvi. = «Отец, я согрешил». Формула признания своей вины и раскаяния. Евангелие от Луки, 15:18.
10
См. «Песнь о колоколе» Шиллера.
11
Правда, 19 января 1926 г.
12
Первый Всесоюзный съезд советских писателей. 1934. Стенографический отчет. М.: Худ. лит., 1934. Перевод Козакова.
13
Письмо
