духам.
В этот день оставленная на земле нечисть беснуется и празднует избавление от железной пяты Желтого Источника, чтобы на следующее новолуние, во время Самой Длинной Ночи, вновь ощутить на себе всю тяжесть непреодолимой воли Владыки Ада.
— Поэтично, — Саргон кое-как сдержал вздох.
Однако остальные казались неохотно впечатленными, а Юлвей выглядел удовлетворенным, поэтому слишком придираться юный практик не хотел.
— Когда, ты говоришь, наступает…
— Через несколько дней. Три, семь или одиннадцать, это станет известно за сутки до малого затмения. Должно быть новолуние, последнее в старом году, поэтому волну Люйшунь иногда называют нулевой.
— Насколько опасной она предполагается?
— Я опросил несколько человек, от старых ветеранов до людей на месяц старше нас. Каждый говорит, что опасность не больше, чем на первой-второй волне. Однако существует много странностей, непредсказуемых явлений. Вплоть до нескольких видов демонов, земной нечисти, иногда — небесных зверей, сведенных с ума порчей или людской жадностью.
— То есть главная опасность — непредсказуемость? Ладно, с этим можно работать. Что будет после волны?
— Праздник Люйшуньцзы. Он же — Аметистовое Испытание Достойных. Говорят, соискателей в Старый Город из Лагеря Новичков делят на группы, а потом отправляют на задание. Само испытание длится от трех дней до… гм, недели? — Уру задумчиво похлопал себя флейтой по подбородку.
— Мне не сказали точно. Кажется, это зависит от наступления первого полнолуния в новом году. Тогда начинается первая волна. Чем больше времени до нее остается, тем дольше может идти Испытание. Но это не точно. В конце-концов, первую волну свободно отбивают и зеленые новобранцы, так что иногда имеет смысл пропустить ее, чтобы лучше узнать соискателей.
— Хорошо, я понял.
"С этим можно работать. Относительно безопасная волна, затем некая проверка, и, по крайней мере для меня, перевод в отряд Старого Города. Не думаю, что я провалюсь на Испытании. Однако, для этого желательно пережить Ксина.
Даже Милосерднейшая Богиня Нингаль (да сдохнет в муках усомнившийся в ее достоинствах) не сможет предсказать, что творится в голове у гвардейца. Наорать-наорет — это завсегда. А может, как Ленин из анекдота, еще и заточкой пырнуть."
— К слову, где Акургаль? — Он, наконец, понял, кого не хватало в казарме.
Внезапное молчание прозвенело неуютным, оскорбительным секретом. Требовательное мычание Юншэна, как всегда плюющего на атмосферу и контекст, добавляло неловкости. Забытые рабы почему-то бухнулись на колени, горбун задрожал, Айра по-девичьи ойкнула, нервно повела плечами. Остальные сокомандники стали озабоченно переглядываться.
Интерлюдия 1
Битва за адлайский взвар
Все началось утром, когда луч холодного рассвета осветил шаг предательства в стуке тыквенной фляги.
Шел час дракона: время, когда они парят в небе, чтобы пошёл дождь. Темные облака цвета кипящей ртути действительно нависали над многострадальным Фортом, однако вместо холодных капель лишь кружились перед глазами назойливые белые мушки.
Никто в отряде уже не спал.
Акургаль отсутствовал двое суток, Саргон — еще дольше, куратор исчез вместе с ним. В расположении казармы оставались самые обычные ее обитатели, которые почувствовали ослабленный контроль и, внезапно, обленились.
Уру два дня подряд пропадал неизвестно где: уходил под утро, возвращался к отбою, пропахший дымом костра и вонью снадобий. Юлвей, наоборот, весь ушел в медитации и работу с клинком. Выходил только поесть, и то подрядил к готовке двух рабов-близнецов Яна и Юня.
Те так незаметно выполняли свою работу, что иногда Вань вовсе забывал: у них пять рабов, а не три.
Ма обучал рыжего раба Хана своему нелегкому искусству, вернее, заставлял добывать ему пищу и ресурсы под видом обучения, да молился Богине. Отродье с недугом Яншао постоянно варило свои снадобья, благо занималось оно в уголке внутреннего двора. Последняя дюжина попыток ни к чему хорошему не привели, даже вчерашняя пилюля культивации не помогла, хотя за краткое избавление от старческой боли Вань испытал к Богам искреннюю благодарность.
Темная тварь из предгорий крутилась вокруг фармацевта, но со вчерашнего вечера подозрительно затихла после пилюли безумца, который дал ей ровно то же снадобье, что и всем остальным.
С тех пор элами никто не видел и Вань искренне рассчитывал, что пернатая нелюдь тихо сдохла где-нибудь подальше от их казармы. Так меньше достанется от злого куратора. Хотя жаль, труп этой твари можно выгодно сдать за облачные юани господину Распорядителю. Вот таких выгодоприобретателей и распнет в итоге за нарушение приказа Чжэнь лао сянь-шен.
Пусть даже всем остальным только легче станет, если тварь околеет.
О, Вань прекрасно помнил «Легкомысленные хроники переселенцев уездного писаря Чу» в которых подробно описывалось: какие органы элами можно продать алхимикам, как оградить от них селение, чем вытравливать, как не получить проклятие, если случайно встретился взглядом (носить с собой высушенную верхнюю лапу детеныша) и к какому виду существ они относятся (с выводом: «демоны» Вань категорически не согласился — среди тех встречаются и разумные виды).
На этом фоне упорные попытки его собственного сына, помимо все более злобных развлечений, найти общий язык и с душевнобольным фармацевтом, и с мелкой нелюдью причиняли этому несчастному старику почти физическую боль.
На фоне двух отрядных мерзостей и одного Каня, Камей казался почти нормальным. Он всего лишь рыскал в поисках выпивки, несколько раз устраивал драку, после чего медленно и расслабленно! выбивал дурь из первых попавшихся практиков чужих отрядов. Иногда даже нескольких одновременно.
Воистину, если человеку нужно лицо, дереву нужна кора, то Камею нужен Саргон. Или бандит начинает чахнуть, терять границы, безобразничать, как ребенок, хуже собственного сына Ваня. Вот только «проказы» великовозрастной детины становятся развязнее, злее и ожесточеннее быстрее, чем телега летит под гору.
Большой, злой ребенок, которому нужен ответственный взрослый. Кто-то, кто верит в него больше, чем он сам.
Старик благодушно покхекал, потеребил длинную сероватую бороденку в стиле придворных мудрецов, пока бывший бандит проходил мимо него, мучимый жаждой разрушения.
Не то, чтобы Вань всерьез осуждал своих товарищей по отряду. Нельзя помочь росткам, вытягивая их из земли, нельзя стать сильнее, если все время только тренироваться или выполнять приказы. Особенно такому измученному дисциплиной и своими сединами старику.
Поэтому и самому отрядному сказителю оказалось в радость в кои-то веки не скрипеть своим измученным, рассохшимся как древесина телом на тренировках да не выдавливать из себя крохи энергии в тщетных попытках преодолеть пределы (в его возрасте самым естественным пределом являлась банальная смерть, но в свою способность вознестись на ступень культиваторов за отпущенный ему Митрой срок он не верил).
Да, старая лошадь в конюшне
