Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, что Эйзенхауэр превосходно общается с прессой. Прежде всего, он был очень импозантен. Он выглядел солдатом. Он держался прямо, расправив свои широкие плечи и откинув голову. Руки и лицо его были в постоянном движении, лицо багровело от гнева, когда он говорил о нацистах, и просветлялось, когда он рассказывал о громадной силе, которая собирается по всему миру, чтобы сокрушить их. Для фотокорреспондентов он был просто находкой — хорошей фотографии Эйзенхауэра, сурового, со сжатыми губами или весело смеющегося, обычно отводилось две колонки первой полосы. Его свободные манеры нравились, прозвище Айк приводило в восторг. Чувство юмора и приятная внешность привлекали людей. Большинство репортеров признавалось, что его невозможно не любить.
Его манеры дополняли образ. Записываясь перед камерой для киножурнала в США, он говорил проникновенно, прямо в объектив, не отрывая взгляда от невидимой аудитории. В нем чувствовалась искренняя верность долгу, которая заражала зрителей. Нравились им и его откровенные признания ожидающих страну трудностей, за которыми следовала его широкая ухмылка, выражающая неистребимый оптимизм.
Он часто употреблял выражения, которые выдавали в. нем простое происхождение. Он говорил, например, о человеке, что тот, дескать, "знает счет наперед", а о ком-то другом, что он "большая шишка". Он мог сказать: "Пусть сорит такими документами в другом месте". Свое начальство он называл "тяжелой артиллерией". Он очень часто упоминал "мой старый родной городишко Абилин" и считал себя "простым деревенским парнем", а отвечая на вопрос, мог вздохнуть и печально произнести: "Ну откуда это знать такому простаку, как я!" *23
Короче говоря, Эйзенхауэр был очень приятным человеком, общественное внимание к которому было привлечено в самый нужный момент. На европейском театре не происходило ничего, заслуживающего внимания, но Лондон кишел репортерами, жаждущими газетных материалов.
В течение всей войны Эйзенхауэр манипулировал прессой ради своего блага и ради общего дела союзников. Он, как никто другой из его современников, понимал значение прессы и лучше других мог использовать ее в своих целях. Причем добился он этого чисто инстинктивно, используя разве что свой здравый смысл. Кроме того, ему нравилось встречаться с журналистами, он многих из них любил, знал кое-кого лично еще со времен своей службы в Вашингтоне, обращался к ним по имени, льстил им не только своим вниманием, но и уверениями, что они должны сыграть решающую роль в войне. Эйзенхауэр верил в то, что демократия не может вести войну без массовой поддержки людей, которая и обеспечивается прессой. На своей первой пресс-конференции он сказал репортерам, что считает их "внештатными сотрудниками своего штаба", частью своей "команды" — эта мысль пришлась репортерам по душе, — и обещал всегда быть с ними искренним и открытым *24. Только самые циничные из репортеров могли не клюнуть на такую лесть.
Эйзенхауэр широко использовал прессу для пропаганды идеи союзнического единства. Он считал, что англо-американская дружба является необходимым условием окончательной победы, и делал все возможное, чтобы эту дружбу укрепить на долгие времена. Летом 1942 года основное внимание он уделял установлению добрых отношений между британской общественностью и американскими солдатами, летчиками и моряками, поток которых на Британские острова постоянно рос и достиг в конце концов двух миллионов.
Эйзенхауэр как командующий играл главную роль в формировании отношения британцев к американской армии. Он понимал это, осознавал свою ответственность и прекрасно справлялся со своей ролью. Лондон полюбил его. Он был такой большой, такой великодушный, такой неунывающий, такой умный, такой откровенный, такой энергичный — одним словом, такой американский.
Кроме того, что он привлекал внимание сам по себе, он представлял американскую военную машину, призванную сокрушить нацистов, поэтому он неминуемо становился центром притяжения. Его отношения с лондонской прессой были столь же хорошими, как и с американской. Англичанам нравились статьи, в которых, по описаниям, он принимал их такими, какими они были, не пытаясь копировать их манеры, но и не насмехаясь над их привычками. Англичане смеялись над статьей, в которой говорилось, как Эйзенхауэр брал штраф в два пенса с любого американца, употреблявшего чисто английское выражение. Еще одна популярная история была связана с непомерным курением Эйзенхауэра — он выкуривал четыре пачки "Кэмела" в день. Удивленный американский посол сообщил Эйзенхауэру после ужина, что в Англии не принято курить за столом, пока не выпит тост за короля. Эйзенхауэр ответил, что больше не будет посещать официальных приемов.
Когда Маунтбэттен тем не менее пригласил его на ужин, Эйзенхауэр ответил "нет". Маунтбэттен проявил настойчивость и заверил Эйзенхауэра, что с курением проблем не будет. Эйзенхауэр неохотно согласился. После хереса гости принялись за суп. Как только суп был съеден, Маунтбэттен вскочил на ноги и выпалил: "За короля, джентльмены!" После тоста он повернулся к Эйзенхауэру со словами: "Теперь, генерал, вы можете курить все, что угодно*25. После таких историй и часто помещаемых в газетах фотографий Эйзенхауэр стал популярным человеком в Лондоне. Таксисты приветствовали его взмахом руки, люди на улицах желали удачи.
Кроме хороших отношений с английской публикой. Эйзенхауэр сумел установить добрые отношения и с британскими властями, особенно с самим Черчиллем. Он вскоре оказался среди регулярных воскресных посетителей Чекерса, загородной резиденции Черчилля. Простота Эйзенхауэра нравилась Черчиллю, и он платил ему тем же. Вот что, например, писал в своем дневнике Эйзенхауэр вечером 5 июня: "Начало вечера мы провели на лужайке перед домом... потом гуляли по лесу, обсуждая общие проблемы в связи с войной". После ужина они посмотрели кинофильм, а затем говорили до полтретьего ночи. В ту ночь Эйзенхауэр спал на кровати, на которой когда-то спал Кромвель *26. Маунтбэттен часто сопровождал Эйзенхауэра на полевые учения: если они выезжали на юг от Лондона, то ночевали в Брондлендсе, просторном поместье Маунтбэттена; если же они отправлялись на север, в Шотландию, то ночь проводили на его яхте.
Адмирал сэр Эндрю Б. Каннингхэм был еще одним представителем британской элиты, который, несмотря на то что имел очень мало общего с "простым канзасским фермером", стал одним из близких друзей Эйзенхауэра. Каннингхэм был воплощением королевского военно-морского флота, это был человек достойный и благородный, запоминающейся наружности, выдержанный, знающий и решительный. В послевоенных воспоминаниях он так описывал свое — да и большинства британцев — восприятие Эйзенхауэра: "Он мне понравился с первой встречи. Меня поразила его абсолютная искренность, прямота и скромность. В те далекие дни у меня сложилось впечатление, что он не очень уверен в себе; но что в этом странного? Он командовал одной из величайших десантных операций всех времен и работал в весьма необычной стране... Но вскоре все увидели в нем истинно великого человека — настойчивого, одаренного и дальновидного, с подкупающими манерами и постоянным наивным удивлением той высокой позиции, на которой он оказался" *27.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Нахалки. 10 выдающихся интеллектуалок XX века: как они изменили мир - Мишель Дин - Биографии и Мемуары
- Профессионалы и маргиналы в славянской и еврейской культурной традиции - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Как писать книги - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- Как писать книги. Мемуары о ремесле. - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- Лукашенко. Политическая биография - Александр Федута - Биографии и Мемуары
- Эра Адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота - Дмитрий Лихарев - Биографии и Мемуары
- Крестовый поход в Европу - Дуайт Эйзенхауэр - Биографии и Мемуары
- Крестовый поход в Европу - Дуайт Эйзенхауэр - Биографии и Мемуары
- Тора, Библия и Коран или Третья Мировая Война - Давид Эль-Гад (Календарев) - Биографии и Мемуары