Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У него хранились обнаруженные в квартире Соледад письма Жоана Дольгута, которых он еще не читал, а также негатив, хранившийся вместе с ними в старой коробке из-под печенья. На нем, если глядеть на свет, явственно просматривались два силуэта. В суете расследования он забыл отнести негатив на проявку, но завтра с утра обязательно пойдет в фотоателье.
К вечеру следующего дня снимок, увеличенный до формата книжной страницы, был готов. Тонкие серые трещины покрывали его сверху донизу, портя изображение, но юная и счастливая пара была видна вполне отчетливо. Хрупкую девочку-подростка с черными косами окружало, словно нимб, неземное белое сияние, отчего она походила на влюбленную мадонну. Подле нее стройный юноша с растрепанными светлыми кудрями улыбался в объектив, одной рукой робко обнимая ее за плечи.
— Какая красавица, — выдохнул Ульяда, разглядывая девочку. Вылитая Аврора в наряде минувшей эпохи. Но здравый смысл подсказывал, что это не она, в почтенном возрасте снимка не могло быть никаких сомнений. Следовательно, это скорее всего ее мать или бабушка или еще какая-то близкая родственница. Девочка казалась ангелом, сошедшим с небес.
Юношу Ульяда определенно не узнавал, но чем-то он напоминал художника, представителя парижской богемы, вроде тех, что запечатлены рядом с Пикассо на фотографиях двадцатых годов.
— Ваши родители? — спросила служащая фотоателье, заметив, с каким вниманием Ульяда изучает снимок.
— Почти что так... родственники.
— Если хотите, можно убрать эти царапины, — она указала на серые линии. — Их видно, потому что негатив сильно поврежден и к тому же много лет хранился в плохих условиях. Я бы даже сказала, что наверняка он когда-то промок или долго лежал под открытым небом.
Ульяда подумал, что неплохо было бы подарить Авроре эту фотографию, отреставрированную и в хорошей рамке.
— Согласен. Тогда снимок я заберу, а негатив оставлю вам. Во сколько мне обойдется эта маленькая прихоть?
— Инспектор... мы же соседи. И раз вы говорите, что это ваши родственники, — половина цены. Тридцать евро, что скажете? Получите свою фотографию в лучшем виде.
— Когда мне за ней зайти?
Он сделает ей сюрприз. Позвонит и предложит встретиться под предлогом, что хочет отдать фотографию, оказавшуюся среди предметов, которые Бонифаци забрал из квартиры Жоана Дольгута, — дескать, в участке все равно не знают, что с ней делать. Потом пригласит ее на чашку кофе где-нибудь в Борне, и если беседа пойдет гладко, упомянет о фортепиано... Так, глядишь, они и договорятся о концерте на двоих в доме старого Дольгута. Кстати, инспектор выяснил, что там все осталось, как было, — более того, некто неизвестный распорядился ничего не трогать.
Тем временем Аврора Вильямари рассматривала то немногое, что удалось отпечатать в фотоателье с негатива, найденного ею в старом секретере. Ниже колен все было прекрасно видно, а остальное почему-то исчезло. Без сомнения, снимок в точности совпадал с истертой фотографией, хранившейся вместе с девичьим платьем в цветочек, с единственной разницей: на последней еле-еле, но угадывались очертания людей.
Пока что расследование Авроры не принесло сколько-нибудь осязаемых плодов. Ниточки путались и рвались в руках, никуда толком не приводя. Ей не удалось обнаружить доказательств того, что Жоан Дольгут вошел в жизнь матери давно, а не пять месяцев назад — срок, который она установила довольно точно, поговорив с булочницей и с соседкой Дольгута. Отдельные детали наводили на мысль, что за этим кроется целая история, но до сих пор Аврора только строила гипотезы и терялась в догадках.
Снова и снова перелистывая старинные альбомы, она четко различала два состояния души, отраженных на лице матери. С детства и до отроческих лет она сияла открытой, невинной улыбкой. Изумительные фотографии этого периода представляли ее в самых разных образах: маленькая принцесса с кружевным зонтиком в конном экипаже и при лакее, облаченном в ливрею; расцветающая дева в монашеском одеянии, благочестиво сложившая руки на груди; бесстрашная амазонка на величественном белом коне с развевающейся гривой; знатная дама в шелках и муслине, наблюдающая из ложи балет в Театре Колумба... Но позже, в какой-то неопределенный момент, на ее черты лег отпечаток суровости, несвойственной столь юному возрасту. Словно она в одночасье повзрослела, обремененная тяжким и мучительным долгом. Веселый смех уступил место сдержанной формальной улыбке.
Даже на фотографиях с бала, где она познакомилась с Жауме Вильямари, отцом ее дочери, Соледад выглядела прекрасной, но отстраненной и строгой. Авроре еще многое предстояло прочесть, пересмотреть и подвергнуть тщательному анализу, но она предпочитала разбираться в имеющихся данных постепенно, без спешки. Эту мозаику следовало собирать вдумчиво, кусочек за кусочком.
Самодельное колечко из красной коробочки Аврора отнесла ювелиру, и тот подтвердил, что это не золото и не какой-либо другой ценный металл. По его предположению, колечко смастерили из обыкновенной латунной проволоки, которой прикручиваются пробки к бутылкам французского шампанского. Если мать хранила его в течение многих лет, значит, оно по какой-то причине было ей очень дорого.
В дедушкином дневнике то и дело описывались занимательные приключения, в которых Соледад принимала живое участие, однако нигде не упоминались ее друзья, ухажеры или даже просто знакомые. Последнее путешествие, судя по всему, семья совершила в 1939 году, и о нем Бенхамин Урданета рассказывал уже без того пламенного восторга, которым дышали все предыдущие истории. Ничто не давало повода предположить, что ее мать посещала Барселону до переселения сюда в 1950 году уже в качестве замужней женщины.
От тех лет, что ее родители прожили бездетными, не сохранилось и следа. Аврора не обнаружила ровным счетом ничего, что помогло бы ей восстановить этот период — очень важный, потому что, живя в Барселоне, мама могла познакомиться с Дольгутом в любой момент. Лишенный событий временной промежуток окончился с рождением Авроры. И теперь она изо всех сил пыталась сложить вместе обрывки детских воспоминаний, чтобы составить представление о супружеской жизни отца и матери, где Жоану Дольгуту, разумеется, не было места... или было? Главный вопрос оставался без ответа. Но по крайней мере, когда мать овдовела, Аврора жила с ней и совершенно точно помнила, что никакого Жоана Дольгута тогда не существовало.
В любом случае следовало еще повидаться с лучшей подругой матери, восьмидесятилетней Клеменсией Риваденейра. Тоже уроженка Боготы, она приехала в Барселону в сороковых годах, выйдя замуж за состоятельного каталонца. В юности они не общались, но на чужбине близко сошлись и полюбили друг друга почти как сестры. Аврора отыскала нужный телефон в маминой записной книжке, но на том конце провода ей сообщили, что Клеменсия проживает в доме престарелых, — у почтенной дамы болезнь Альцгеймера. И хотя сеньора Риваденейра почти в полном маразме, навещать ее можно, какой-то минимум умственных способностей у нее все же сохранился. Не исключено, что Соледад поверяла ей свои самые сокровенные тайны, и теперь она согласится их приоткрыть.
Жажда информации охватила Аврору до такой степени, что ей даже захотелось вернуться на Рамблу и поискать странную предсказательницу, которая настойчиво советовала уехать из Барселоны, чтобы обрести ключ к загадке. Аврора не могла позволить себе пренебречь даже самой ничтожной зацепкой. В тот августовский вечер, поддавшись суеверному страху перед оккультными науками, она сбежала и даже не дослушала пророчество до конца — а оно между тем начинало обретать некоторый смысл. Возможно, женщина была права: искать ответа надо за рубежом. Но ведь «за рубежом» — понятие растяжимое, это вся планета минус Испания. Куда же ей направиться?
Она позвонила в дом престарелых в Бонанова, договорилась о посещении на следующее утро, а вечер завтрашнего же дня решила потратить на прогулку по бульвару Санта-Моника, где в сумерках собирались всевозможные ясновидящие, прорицатели и прочие шарлатаны.
У входа женщина в белом халате встретила Аврору и проводила ее по длинным коридорам, мимо бесчисленных стеклянных дверей, в сад. Миниатюрная старушка стояла посреди дорожки, мерно покачиваясь взад-вперед и прижимая к груди алую розу. Острые шипы искололи ей пальцы до крови, но она, похоже, не замечала боли.
Что-то было щемяще трогательное в этой морщинистой пародии на маленькую девочку, заблудившуюся в парке. Аврора не узнавала подругу матери, но сердцем чувствовала, что перед ней именно Клеменсия. Она осторожно забрала у нее цветок, и все лепестки тут же осыпались ей на платье.
— Клеменсия? — Взяв старушку за руку, она ласково погладила кровоточащие ранки. — Я Аврора, дочь Соледад Урданеты. Помнишь меня?
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Там, где в дымке холмы - Кадзуо Исигуро - Современная проза
- Стоя под радугой - Фэнни Флэгг - Современная проза
- Квартира на крыше - Уильям Тревор - Современная проза
- Тигры в красном - Лайза Клаусманн - Современная проза
- Трое в доме, не считая собаки (сборник) - Галина Щербакова - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Семь дней творения - Марк Леви - Современная проза
- Сингапур - Геннадий Южаков - Современная проза
- Летать так летать! - Игорь Фролов - Современная проза