Форма входа
Читем онлайн Дневник писателя - Борис Зайцев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
На Кресте наша Родина, что говорить: распинают ее, на наших глазах распинают, что ни день, глубже вбивают гвозди. Не снегами занесло, страшная, клубящаяся туча, с дьявольским заданием: в пять лет все «дезинфицировать», все уничтожить, выморить более крепкое крестьянство, извести интеллигенцию, мораль, религию — голого дикаря посадить на престол славы.
Только уж мало становится и самой русской земли. Хорошо бы забраться и под голубой воздух Франции, и в старинно-джентльменскую Англию.
«Голубой воздух Франции!» — воздух свободы и культурной жизни, человеческой, а не дикарской. Иду в голубом этом воздухе чудесным утром по Булонскому лесу и дышу им, глаз любуется синеющей дымкой Мон Валерьяна, а сердце тяжело, вспухло сердце, как говорят итальянцы про бурное море: «mar grosso». В каждом автомобиле точно бы «те»: ложный ажан{65}, недели стоявший на перекрестке, где ему вовсе не полагается стоять, дама в бежевом, бритый господин лет пятидесяти пяти. О, всех Яновичей не переберешь! Не опросишь всех дам и барышень в бежевом (цвет как раз модный).
Сейчас страдные дни для нас, русских. На какое ни гляди небо, на какие каштаны, озера — облик Креста заслоняет все. Он дан нам теперь здесь просто, зрительно: человек с черной бородой, которого на днях еще встречали в церкви, сильный, крепкий, упорный — ныне принял этот Крест, за Россию и за нас всех. В хмурый вечер, сырой и туманный, был я на молебне в церкви галлиполийцев{66} на рю Мадемуазель. Вот уж где нет «туалетов». Шоферы, рабочие, барышни, дамы в потертых пальтишках, странники русские, тело и душа России страждущей — все мы без завтрашнего дня, без текущих счетов, — мы стояли и молились «о здравии воина Александра», и надо верить, и надо молиться, сколько бы ни было сердце «mar grosso». «Слышишь ли меня, батько?» — отвечал Остап. «Слышу, сынку!» — отвечал Тарас Бульба. Было ощущение: да поддержит ток добра, из Церкви излучавшегося, «воина Александра» в горчайшие, может быть самые грозные, минуты его. Если же жизни физической, страшного марева, в котором бьемся, уже для него нет, то в ином, верим, светлейшем, чем наш, мире да сольются наши чувства, в таинственных излучениях своих, с его душою.
Я почти не знал лично Кутепова{67} — раза два-три приходилось здороваться. В церкви галлиполийцев видел супругу его — Л.Д, Кутепову — Голгофу живую. И теперь все это стало своим, как бы родным. Мне не важно знать, такой или этакий был Кутепов, сколько у него врагов, сколько друзей. Сейчас он — знамя мученичества, знамя России распинаемой, он не может, не может не быть своим каждому русскому, каких бы взглядов тот ни был. Горе сближает, но и проводит грань. Кто с тобой чувствует, тот свой. Кто против тебя, от того отойду. Пусть он отличнее, он уж не мой.
* * *— Ну и что же дальше? — спрашивает некто. — Что делать с этой общностью чувств? Вообще: что делать, чего ждать?
— Делать… все то же, что делали. Шофер возит, рабочий работает, писатель пишет. Кто в состоянии — помогает следствию. Все — дают что-то, какой-то обол{68} на ведение розысков. И главное — все сдерживаются, все на высоте спокойствия и силы. Сила и здоровье. Вот чем завоевывается жизнь.
А дальше идет вера. В силе — ждать. Не вечно так будет. Из скопившегося может грянуть такой гром, такая молния, что зашатается сатанинский престол. Когда это будет — не знаем. Но нас этот час должен застать бодрствующими, не расслабленными и не падшими.
Кутепову дан Крест тягчайший. У каждого из нас есть свой, меньше и больше, но отказываться от него нельзя — а друг друга поддерживать и ободрять, живить — необходимо.
«ПАМЯТИ ТВОЕЙ» ГЕОРГИЯ ПЕСКОВА{69}
Имя Пескова{70} стало встречаться года четыре, пять назад. Запомнился в «Звене» его рассказ «Что Тебе до меня, Иисус».
Встреча с автором своеобразным всегда радует. И разно бывает: то — знал его вот таким, а он вдруг, по таинственному развертыванию своей натуры, открылся с новой стороны, ранее неизвестной и очень важной. То — и вовсе его не знал. Он просто появился. Первый случай для меня Сирин, второй Песков.
Сирина приходилось читать тоже уже несколько лет, стихи и прозу. Он всегда казался мне даровитым, но даровитости сероватой, даже думалось, салонность в нем есть и легкая мертвенность. И только в самое последнее время, когда вышли его книги «Возвращение Чорба» и в особенности роман (печатающийся в «Современных записках») «Защита Лужина» — выяснилось, как необычен его путь, какое пронзительное и волнующее искусство он в себе хранил.
Георгий Песков обнаружился более прямо. В первой же, упомянутой вещи дал звук острый, напряженный и трагический. Место действия этого рассказа — Россия в революцию. В одной квартире оказались умирающая старая женщина, «прежний мир», и комсомолец. Он завоеватель и победитель. У него «идеи», экономические базы, марксизмы и пр. У старухи ничего нет (внешне): все отобрано, сын погиб, сама она умирает. Но у ней есть только одно, чего никак не получить комсомольцу: доброта, тишина. Он всячески старается ее задеть и надерзить. Пытается смеяться над ее верой. Но ничего не выходит. Ему гораздо хуже, чем ей. Она его жалеет. А он все сердится, задыхается в своей злобе. Все не по нем, все не так, сентиментальности, чепуха. Если сам пожалеет, если тронется, двинется как-то его сердце, он озлобляется еще сильнее: не надо, надел маску, так и оставайся в ней. Христос мучит его своим присутствием в слабой женщине. Умирая, она сильней и счастливее жалкого завоевателя.
А его судьбы мы не знаем. Погибнет ли во злости или как Савл возопиет — неизвестно.
Рассказ написан без сентиментальности. Вот уж не женский стиль: повествуется от лица комсомольца — сухо, почти злобно.
Автор прикрывается. Но под его щитом глубокая человечность.
* * *После этого рассказа другие стали появляться в разных изданиях. «Валькирия» (сильная и трогательная вещь) и «Фокс» — в журнале «Перезвоны», некоторые в «Последних новостях», и наконец, Песков продвинулся в «Современные записки». Издательство этого журнала и выпустило теперь том его произведений — «Памяти твоей».
Первая книга — дело жуткое и любопытное: тут можно увидеть писателя целиком, какой он вот сейчас, на нынешнем уровне. Писатель разумный подбирает к дебюту наилучшие свои работы, чтобы нас закупить, понравиться. Чтобы мы его полюбили. Он правильно поступает. Ибо если он настоящий, то дело свое любит и действительно должен постараться.
Иногда писатели (и крупные) утверждают, что пишут «только для денег», а остальное будто бы неинтересно. Верить им не приходится. Это говорится для того, чтобы вышло «пожестче», чтобы не быть заподозренным в сентиментальности («святое искусство, творчество, наитие» и т. п.). Но писательство — невыгодная вещь. Для денег проще открыть ресторан или играть на бирже. Радость одержимых нашего клана состоит в том, чтобы делать свое дело (довольно странное и мало кому нужное) как можно лучше. Постараться. Потрудиться. Это и есть признак художника. Болтуны быстро исписываются. А зрелые и, казалось бы, опытные маэстро считают, что с годами писать труднее, ибо растет к себе требовательность.
Песков сделал для книги серьезный отбор. Он от этого выиграл. И укрепляет облик автора. Он не случайный гость в литературе. Оттого и серьезна, значительна его книжка. Не так себе, не зря написана.
Почти вся она возросла на революции. И резко отличается от «советской» литературы тем, что изображает не вещи, а человека. Быт революции для Пескова только фон, второстепенное. Советские писатели не-духовны, даже (в большинстве) не-душевны. Изображают факты, внешность. У Пескова все другое. У него свой мир, непростой и нелегкий, он пишет сквозь него своих действующих лиц, их поступки, обстановку. Его герои всегда в важном, трагическом, иногда ужасном. У него нет среднего климата. В этом он идет, конечно, от Достоевского. Песков сумрачный и не успокоительный писатель (но пишет увлекательно — никогда не скучно). Мир его иногда страшен, но никак не плосок.
В так называемый «иной» мир автор заходит нередко. В замечательном рассказе, открывающем книгу, расстрелянный священник является «оттуда» к семье в сумеречный час очень просто — написан он с такой убедительностью, будто для написавшего все это — свое, довольно даже обычное. Принявший мученическую смерть о. Дмитрий приходит из Христова мира со словом любви и утешения и ест любимое черносмородинное варенье, а чай пьет из чашки, а не из стакана (и на виске у него не зажила еще ранка, дотрагиваться больно).
Другие же люди Пескова знают и кошмары («Курносая»), и царство дьявола. Очень сильно написана одержимость дьяволом в «Пробуждении» — преступная любовь к нему. В этом произведении вообще очень переливаются одно в другое, «наше» в «тамошнее».
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник писателя - Борис Зайцев бесплатно.
Похожие на Дневник писателя - Борис Зайцев книги
- Безумие (март 2008) - журнал Русская жизнь - Публицистика
- Последний бросок на Юг - Владимир Жириновский - Публицистика
- По поводу статьи B. C. Соловьева «О церкви и расколе» - Иван Аксаков - Публицистика
- Куда идут русские? - Александр Лапин - Публицистика
- Великая Отечественная. Хотели ли русские войны? - Марк Солонин - Публицистика
- Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского - Владимир Грибовский - Публицистика
- Портрет незнакомца. Сочинения - Борис Вахтин - Публицистика
- Почти дневник - Валентин Катаев - Публицистика
- Русское солнце - Андрей Караулов - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
