Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судья монотонно, как диктор на железнодорожном вокзале: «Я предупреждаю Вас о недопустимости некорректного отношения к участникам процесса. Вы, Миронов, сообщили о себе часть сведений, господин Чубайс – другую часть. Обменялись любезностями, называется».
На том допрос Чубайса завершился. Мозаика прежних показаний потерпевших и свидетелей, экспертиз и обысков, при допросе главного потерпевшего сложилась в цельную и яркую картину, в которой события двоятся и логическому осмыслению не поддаются. Назовем их, по примеру классической логики, парадоксами Чубайса - в расчёте на то, что присяжные справятся с ними, приложив всю силу здравого смысла. Чубайс утверждает, что на него покушались еще в 2002 году, но никаких доказательств тому не найдено. Чубайс говорит, что был в БМВ под обстрелом и взрывом, но почему-то не помнит ни обстрела, ни взрыва, ссылаясь на то, что не отводил глаз от телефона. Чубайс уверяет, что ездил без охраны по неперекрытым дорогам, чему не поверит и ребенок. Чубайс утверждает, что его четырёхтонный броневик от взрыва подбросило и понесло по воздуху, что пули, как заговоренные, попадали исключительно в его БМВ, старательно огибая попадавшиеся на пути другие машины. Чубайс долго скрывал, что после взрыва приехал в РАО «ЕЭС» на другой машине, а когда его поймали на лжи, стал настаивать, что его об этом никто не спрашивал. Чубайс насчитал на БМВ десятки пулевых пробоин, а эксперты установили по всей машине не больше двенадцати, а там, где якобы сидел Чубайс, и вовсе ни одной. Загадкой осталось, где обстреляли броневик энергетика, в суде однозначно установлено, что это было не на месте взрыва. Чубайс убеждает, что против него действовали профессионалы, хотя именно профессионалы не полезли бы никогда подрывать бронированную машину РАО, когда есть возможность подорвать личную небронированную чубайсовскую. Чубайс жалостливо называет себя потерпевшим, ссылаясь на звон в ушах, страдания жены и друзей. От одного этого картина происшествия кажется гротеском, перерастающим в фарс. Фарс несомненный, если не принимать во внимание пяти лет жизни, потраченных подсудимыми на тюрьмы и суды. Фарс, имя которому имитация покушения на Чубайса!
Но для обычных граждан допрос Чубайса знаменателен тем, что они прикоснулись к своей заветной мечте, волнующей современников скоро двадцать лет – допросить и судить Чубайса. Конечно, допросить не так, как здесь, одним днем, при потворстве прокурора и угодливости судьи. Но все же и на этом суде прозвучали вопросы, которые каждый хотел бы задать Чубайсу. И каким предстал перед нами Чубайс – этот «всесильный демон реформ»? Путался и краснел, оправдывался и отпирался, потел от бессильной злости и леденел от страха проговориться, свои преступления валил на Президента и Парламент, я-де лишь исполнитель, от вины за Саяно-Шушенскую катастрофу трусливо отнекивался… Не так страшен Чубайс, как его малюют. И потому суд по делу о покушении на Чубайса, как первая ласточка, возвещающая о весне, заронил в нас надежду, что до воплощения великой российской мечты – суда над самим Чубайсом - не так уж и долго осталось.
Фабрикация уликВыражение «неоспоримые улики» знакомо всем. Это то, что убедительнее всего свидетельствует о причастности подозреваемых к злодеянию. Именно таких, «неоспоримых», по мнению обвинения, улик настало время на очередном судебном заседании по делу о покушении на Чубайса.
Однако адвокаты защиты были совсем иного мнения, посчитав предъявленные обвинением «неоспоримые улики» не только запросто оспоримыми, но и вовсе недопустимыми доказательствами, полученными с нарушением закона. Сначала адвокат Першин заявил, что недопустимым доказательством следует признать трассологическую экспертизу ковриков-лежаков, найденных в лесу у Митькинского шоссе - по той простой причине, что, согласно имеющемуся в деле протоколу осмотра места происшествия следственно-криминалистической бригады, все лежаки были разной длины: 1,48 м; 1,40 м; 1,60 м; 1,45 м; 1,47 м; 1,46 м, однако на экспертизу поступили почему-то заметно изменившись в размерах, как значится в экспертном заключении: «расстояние между сторонами фрагментов одно и то же для всех фрагментов и составляет 1,50 м». Однако умелым приёмом опытного софиста, были такие мошенники от философии в Древней Греции, прокурор сходу отмел ходатайство Першина. С чувством превосходства измерив взглядом адвоката, прокурор глубокомысленно изрек, и новорождённому им афоризму предстоит войти в анналы судебной премудрости: «Вы ставите вопрос не о недопустимости, а о недостоверности доказательств. А это решается судом». И хотя вопрос о недопустимости доказательств именно судом и решался в тот момент, не тетей же с одесского Привоза, судья охотно подписалась под афоризмом прокурора, оставив коврики-лежаки среди «неоспоримых улик», хорошо понимая, что если эти улики, действительно легко оспоримые и действительно недопустимые, у обвинения являются «неоспоримыми», то с чем тогда останется обвинение.
Адвокат Закалюжный попытался оспорить «неоспоримые улики», заявив, что протоколы обысков на квартире сына В.В. Квачкова Александра и автомобиля самого Квачкова марки СААБ являются недопустимым доказательством, потому что обыски эти проводились с грубейшим нарушением закона без участия адвоката, без присутствия обвиняемых. Но тщетны были веские, убедительные доводы адвоката. И в самом деле, если во всём руководствоваться законом, так не только «неоспоримые улики» обвинения рассыпятся в прах, но и выстроенное на них само уголовное дело развалится!
Дружно, слаженно судья с прокурором отстаивали «неоспоримые улики» и, как ни странно, отстояли.
Присяжных заседателей пустили в зал, прокурор принялся демонстрировать им во всем блеске следственной проницательности главные сокровища обвинительного заключения.
Вначале он огласил трассологическую экспертизу, проще говоря – замеры ковриков-лежаков. Главная удача следствия состояла в том, что коврики нашли не только на месте происшествия, у Митькинского шоссе, но кусок из такого же материала оказался на даче Квачкова. Трассологическая экспертиза установила, что коврик с дачи очень удачно совпал по разрезу с одним из лесных ковриков. Прокурор, как никогда уверенный в себе, выступал, будто обвинительный вердикт в руках держал: «Вопрос эксперту: «Какие из фрагментов материала составляли друг с другом единое целое?» Выводы эксперта: «Фрагмент полимерного материала, изъятого при обыске на даче Квачкова и три фрагмента материала с Митькинского шоссе составляли друг с другом единое целое».
И присяжные, и народ в зале вытаращили глаза на прокурора. Присяжные скорее дивились первой действительно серьезной улике, изобличающей повязанность событий на Митькинском шоссе и дачей Квачкова. А вот зрителей, слышавших в начале заседания, до появления присяжных подробности дела, потрясло, что при оглашении экспертизы прокурор ни словом не обмолвился о том, что ни один коврик, поступивший на экспертизу, не совпал по своим размерам ни с одним ковриком из обнаруженных следственно-криминалистической бригадой на месте происшествия. Ни один! Прокурор просто умолчал о размерах ковриков. И что должны были претерпеть коврики в полуторамесячном пути с Митькинского шоссе до Экспертно-криминалистического центра, чтобы так измениться до неузнаваемости? Да что угодно! Ведь и подрезать могли, и подравнять, и заменить… Казалось, немой крик сидящих в зале сгущается в тучу, но судья в такт прокурорским словам лишь удовлетворенно кивала головой, а защитники обвиняемых бесправно молчали.
Прокурор победоносно двигался дальше, предъявляя присяжным протоколы обысков квартиры на Беловежской, где проживал сын Квачкова - Александр. Улов следователей здесь был немалый: две шапки с прорезями для глаз, пачки с книгами Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию», свидетельство на имя Александра Квачкова о присвоении ему квалификации «частный охранник», его же медицинская карта и свидетельство о рождении, молитвослов, коробка видеокассет с мультфильмами и боевиками. И, наконец, главная удача второго обыска - рукописная запись на тетрадном листке в клеточку, имеющая прямое отношение к РАО ЕЭС. Прокурор озвучил содержание записи: «30.11.04. РАОЕЭС 9:38. А184АР BMW удлин. куз. около РАО с ней С182ТМ 99рус BMW5 синяя Н336 ЕВ 90рус. BMW 2.12.04 РАОЕЭС около РАО Н336ЕВ 90рус BMW 9.40 В065АА Ауди 9.50 А566АВ 18.01.05.».
Стоп! В конце записи А566АВ – это же номер машины Чубайса! Улика из неоспоримых. И снова волнение в зале. Ведь эту записку нашли во время второго обыска, спустя пять дней после происшествия, - о чем напомнили суду адвокаты защиты, когда пытались оспорить это доказательство как недопустимое. В первый раз что, плохо искали? Или не успели подготовить нужный вещдок?..
Новонайденная записка содержала несколько дат и перечень номеров машин из одних лишь цифр и печатных букв, трудно поддающихся идентификации почерка, поэтому удивительно, что прокурор вдруг огласил судебно-почерковедческую экспертизу загадочной записки: «Запись, расположенная на тетрадном листе в клетку, выполнена Квачковым А.В.».
- К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №15 от 12.04.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №7 от 16.02.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №31 от 03.08.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №28 от 13.07.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №27 от 05.07.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №32 от 10.08.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- Газета К Барьеру! №23 от 27.10.2009 - К барьеру! (запрещенная Дуэль) - Политика
- Газета "Своими Именами" №10 от 26.10.2010 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Политика
- Газета "Своими Именами" №19 от 28.12.2010 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Политика
- Газета "Своими Именами" №17 от 14.12.2010 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Политика