Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее поездка в Париж или хотя бы в Мексику стала обязательной принадлежностью эмигрантской жизни. Как покупка джинсов и машины, заграничное путешествие должно регистрировать в глазах невидимых зрителей исполнение нашей программы, разработанной еще задолго до подачи документов в ОВИР. Съездить в Европу, привезти полсотни кодаковских снимков и пресс-папье в виде Нотрдам, отправить глянцевитые открытки по советским адресам — вот и еще одна исполненная мечта. Теперь можно переходить к вещам посущественней.
Американская индустрия досуга совсем не напоминает роскошный дом отдыха облегченного типа. В этой стране, как нигде в мире, ощущается дух пионеров, заставляющий потомков фронтьеров занимался охотой, дельтапланеризмом и родео. Человек, готовый к интеллектуальным приключениям, может за один уик-энд посмотреть танцы турецких дервишей, участвовать в хэппеннинге художников-концептуалистов и послушать стихи Вознесенского в исполнении автора. Если захочет, конечно.
Раньше мы хотели. Кто стоял ночами за полным Гоголем, сутками за билетами на "Царя Федора", годами за путевкой в сомнительную Болгарию? Здесь тяга к приключениям как духа, так и тела понемногу улеглась. Язык и нравы, комфорт и деньги, русская газета и телевизионный триллер — все это свело на нет нашу буйную жажду познания мира. Учиться никогда не поздно, но всегда лень. Вот мы и обходимся несколько пенсионным досугом, создавая его не то что на свой вкус, а так, как придется. Как принято. Как все.
Любовь
"…Я присел рядом и, положив ладонь на внутреннюю сторону ее бедра, говорю:
— А раздвиньтесь-ка немножко, Патриши… Дайте посмотреть на ваш цветок… Можно?
И я раздвинул ее розовые губки, окрашенные по краям серым пигментом… Нащупал нужную кнопочку и…"
И пошло, и пошло, и пожилой русский эмигрант доводит до исступления американскую девушку Патриши, и одно за другим следуют фельдшерски-подробные описания.
Нынешнего, закаленного Америкой, эмигрантского читателя этим не удивишь, и примечательно в тексте только то, что он опубликован в филадельфийской газете «Мир» — органе, предназначенном для нужд тамошней русской общины, среди которой преобладают пенсионеры. 80 процентов газеты посвящены празднованию Пурима, чествованию ветерана войны Циперовича и диете.
На остальные 20 процентов разливается творческая фантазия редколлегии. Надо полагать, они, споря и горячась, выбирают отрывки современной прозы, способной вовлечь не читающего по-английски эмигранта в новую жизнь, крепко встать на ноги "на новой родине". (Эмигрантская пресса почему-то очень любит выражение "новая родина", как будто родин может быть больше, чем одна. В Израиле — "историческая родина". А у нас — географическая?)
И кто его знает — может, и в самом деле, кишиневские старики читают, шевеля губами, про серый пигмент — и ничего, мол, что поделаешь, и за этим тоже ехали — Америка ведь.
Первая ласточка — книга Лимонова "Это я — Эдичка" — вызвала такую бурю возмущения, что Арцыбашев со своим «Саниным» зашелся бы от зависти. Но тогда эмиграция только начинала осваивать целину секса. А теперь — теперь мы образованные.
Сначала эмигрант открывает порнофильмы. Потом начинает присматриваться к журналам "Пентхауз" и «Скрю», переступает порог магазина "Секс шоп". Испуганно узнает о тайнах лесбианской жизни и прелестях греческой любви. Короче, простой советский человек, воспитанный на бесполом Павке Корчагине и самой целомудренной классике в мире, попадает из инкубатора на 42-ю стрит.
Там, на 42-й, и вправду кипение жизни. Рекламы зазывают на фильм "Она любила, не снимая, сапог" и на "живые акты на сцене — 8 за, сеанс, всего 3 доллара". Некрасивые негры тянут за рукав в бурлески и "топлесс"-бары. В изобилии бродят проститутки. С них-то, покладистых и неразговорчивых, и начинает свою карьеру секс-богатыря эмигрант. Но — в своем, специфически российском варианте. Наши знакомые, коллеги по бывшей службе в джинсовой фирме «Сассун», зимой ходили к проституткам только по двое. Один клиент заходит на обслуживание, а второй на улице держит его дубленку и пыжик.
Другой знакомый умудрился расплатиться «фуд-стемпами», приведя в изумление видавшую виды красотку.
Третий, выпив в день получки, был увлечен проституткой в ее апартмент, а после утех выяснилось, что всех денег у него — зарплатный чек на 200 долларов. Девушка деловито, сказала: "Завтра положу чек в банк, через неделю будет ясно — обеспеченный ли. Если да — можешь прийти ко мне еще четыре раза". Приятель не оценил благородства. Все не по-нашему: чек, банк, "еще четыре раза"… А поговорить когда?..
Но проблема даже и не в том, что в большинстве своем мы пользуемся третьеразрядным набором удовольствий. В конце концов, разбогатеем, осмотримся… Осмелились же после супермаркетов заглянуть во французские лавочки на Мэдисон авеню. Проблема в принципе. Голливуд и «Хастлер» создали расхожие стереотипы сексуальной жизни. Прекрасные женщины склоняются к вам на сиденье «Мерседеса». Красотка, вся в анатомических подробностях, доверчиво признается: "Больше всего я люблю это делать, скача с моим другом верхом на лошади по пустынному пляжу". Шорох шин у белоснежного особняка… Шорох молнии…
И вот неофиты вседозволенности не заметили, что Голливуд — это кино. А настоящие американцы хоть простыней не вывешивают, но и на пляже не вольтижируют. Их сексуальная революция — в основном для хиппи и радикальных студентов. И «Хастлер» с порнофильмами — так, поправка к Конституции. А сами все больше по старинке — женятся, растят детей, мучаются от измен, расходятся, снова соединяются. То есть, все очень на нас похоже. Почти как люди.
Но это — сходство — становится заметно погодя. Сейчас почти так же ненавидишь американскую бюрократию, как прежде — советскую. Сейчас начинаешь замечать, ч то улицу за месяц третий раз роют. Что эскалатор через день не работает. Что горячей воды опять на шестом этаже нет. Что в магазинах, бывает, хамят. И даже непонятно, огорчаться (чего ж хорошего без воды) или радоваться (почти как люди).
Но так или иначе, поначалу замечаешь не сходства, а различия. Ведь они (как и мы) делают детей и мучаются от измен не на наших глазах. А «Хастлер» — вот он, в соседнем киоске. И вообще все на виду: "шестой развод Элизабет Тейлор", "Жаклин Биссет — любовница Александра Годунова", "если у вас нелады с мужем, войдите в интимные отношения с женщиной", "30-летние супруги ищут молодую пару для совместных развлечений"…
Острее всего реагирует на эту свободу женщина. Должно быть, потому, что в Союзе равенство полов зашло так далеко, что и разницы полов не осталось. А здесь впервые — полная возможность развития и самовыражения. Призрак эмансипации возникает перед воспаленным взором эмигрантки: сколько можно терпеть унизительное мужское иго! Срабатывает известный эффект гласности: там иго было, но проблемы не было, здесь — наоборот. И вот как-то забывается, что это все, там — изнурительный рабочий день, стояние в очередях, рваные детские, штаны, стирка вручную, щи из топора, склока с соседями… Да разве до эмансипации было. Здесь другое: здесь красивые, ухоженные, хорошо отдохнувшие дамы выходят на улицы, чтобы протестовать, Сколько можно терпеть тяжкую женскую долю: верная жена, любящая мать, хозяйка очага?
Окрыленная последними открытиями журнала «Плейгерл», эмигрантка приносит домой ненависть к рутинной семейной жизни. По Бабелю, "просится на травку".
И происходит то, как писал Салтыков-Щедрин, "что всегда случается, когда просвещение слишком рано приходит к народам младенческим". А именно: младенческие народы бунтуют и разрушают.
Эмигрантские браки разваливаются, как кегли, в первые годы и даже месяцы американском жизни.
Множества тех предпосылок к заключению союза, что были там, здесь просто нет. Не надо биться над проблемой жилплощади и прописки. Нет сложностей с администрацией. Заработка одного человека хватает на нормальное существование даже с детьми. Нет необходимости укреплять тылы, обороняясь от наступления тоталитарного общества на личную жизнь.
Зачем же в Америке люди женятся? Это вполне резонный вопрос — если хочется, живите и так, никто документов не спрашивает. Но есть религия, есть мораль, есть то, что высокопарно именуется "браки заключаются на небесах". Видно, потому и сходятся люди "безо всякой надобности" — чтобы совершить таинство вечного союза.
А теперь прикинем, сколько семей в Союзе возникает из-за того, что надоело сидеть в парке и торчать в парадном. Что не убереглись — ребенок будет. Что вдвоем легче в окружающей гнусности. Что комнату отнимут — надо кого-то прописать. Что решили ехать (еврейская жена — средство передвижения). И так далее. Один наш знакомый женился исключительно под давлением антисемитизма: взяв фамилию жены, стал из Зильбера Курепкиным и успешно сделал карьеру.
- Иосиф Бродский: труды и дни - Петр Вайль - Публицистика
- Джон Мильтон и его поэма «Потерянный Рай» - И. Одаховская - Публицистика
- Упрощенность - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Как нам избежать нищеты. Что делает и что должно делать правительство - Юрий Болдырев - Публицистика
- Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник) - Александр Проханов - Публицистика
- XY-Вселенная. Учение об иерархиях - Алексей Васильевич Салтыков - Прочая научная литература / Публицистика / Прочая религиозная литература
- ЧВК. История и современность. Горе побежденным! - Вагнер Рихард - Публицистика
- Чувство психологической эстетики - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Предел прощения (сборник) - Рафис Кадыров - Публицистика
- Юмор императоров российских от Петра Великого до Николая Второго - Арсений Александрович Замостьянов - Публицистика / Прочий юмор