Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня не устраивало решение о возвращении по целой совокупности обстоятельств. Я не знал люберецкий аэродром «в лицо», да и район его окружающий тоже был мне неизвестен. Не устраивало меня это решение и по производственным соображениям: если бы я вернулся, то улететь снова удалось бы не ранее чем через два месяца: уже дня через два-три аэродром растает, а взлететь будет невозможно. А на нашем аэродроме ждали самолет уже сегодня. Испытательная бригада была на месте, и все было готово к работе. Ну, а каковы же шансы долететь домой? Пока не знаю, но я должен сделать все возможное и даже невозможное, чтобы доставить самолет на свой аэродром. Начинаю искать эти шансы, а пока лечу, прицеливаясь на далекую вершину облачности на моем курсе. Внезапно осенило: в Воронеже есть мощная ШВРС (широковещательная радиостанция). Знаю на память частоту, а позывные — две буквы из названия города: «ВЖ». Десять секунд настройки и слаще любой музыки зазвучали в наушниках точки-тире позывных, а затем замаячила в нужном направлении и стрелка радиокомпаса. Душа возликовала и я, окрыленный и восторженный, доворачиваю самолет на станцию. Но ликовать пока рано. ШВРС стоит на восточной окраине города, а аэродром на западной. И между ними километров 20. Зайти по ней на посадку невозможно, а я лечу за сплошными облаками. Сейчас подумаю, что делать дальше, время еще есть. И тут обнаруживаю, что совершенно спокоен. У меня нет и тени сомнения, что полет будет благополучно завершен. Это и дает мне возможность рассуждать и искать варианты. Один вариант: если на аэродроме летают, увижу за облаками самолеты, пристроюсь к одному из них, пробью облака и зайду на посадку вместе с ним. А если не летают (вариант с определенной степенью риска), пробью облака по курсу полета, когда до аэродрома останется (по расчету времени) минут пять лета. В этом районе высоких препятствий нет, а местность я знаю, как свои пять пальцев. Под облаками выйду на аэродром визуально.
Тем временем, я достаточно близко подошел к аэродрому и попытался связаться с ним по радио. Мне сразу ответили, и я попросил командный пункт дать мне контроль пути по радиолокатору. Сразу получил четкий ответ: «Мы вас не видим». Вот уж, воистину, несчастье в одиночку не ходит! Но у меня уже был такой набор невезений, что еще одно ничего не прибавило. Тем более, что у меня уже был план, который реализовывался без дополнительных средств. Даже интересно было его осуществить. Но я все же выразил недоумение, что меня не видит локатор. Чуткий руководитель полетов сразу уловил недоброе и спросил: «Что у тебя случилось?» Чтобы не сеять панику, я как можно спокойнее ответил, что компас не в порядке и приводную аэродрома радиокомпас не берет. Договорились, что, когда подойду поближе, примем вариант действий по обстановке. Я уже чувствовал приближение аэродрома не только потому, что подходило к расчетному значению время полета, но ощущал его каким-то внутренним чувством. Уже подумывая о том, что делать дальше, я осмотрелся по сторонам (в воздухе в этом месте уже могли оказаться самолеты) и вдруг справа впереди в сплошной плотной облачности увидел круглый, как лунка для подледного лова, разрыв, через который не просто просвечивала земля, но совершенно отчетливо виден был населенный пункт Семилуки с характерным песчаным карьером рядом с ним. Этот ориентир находился точно на посадочном курсе нашего аэродрома с западной стороны в 20 километрах от него. После цепи неудач, преследующих меня сегодня, я не мог поверить, что случай поднес мне такой драгоценный подарок. «Уж не галлюцинация ли?» — подумал я. Тряхнул головой, закрыл и открыл глаза — видение не пропало. Ну, теперь медлить нельзя. И я, как коршун на цыпленка, камнем свалился в подаренную мне лазейку. Выйдя под облака и убедившись, что местность опознал правильно, запросил разрешение войти в круг. Ничего не понимающий руководитель почти с испугом спросил: «А ты где?» Как ни в чем не бывало, отвечаю: «На третьем развороте, шасси выпустил». — «Как ты там оказался?» — вскричал руководитель. «Сяду, расскажу», — невозмутимо заключил я разговор. Еще три минуты и я, произведя посадку, сруливаю с полосы.
Полет завершен благополучно. Я хорошо помню свое душевное состояние после этого полета. Умом понимал, что многие мои решения были весьма рискованными и даже достойными осуждения. Однако я не ощущал чувства досады, которое испытывал всегда, допуская в полете малейшие промахи, не говоря об ошибках. Наоборот, я был удовлетворен и внутренне доволен собой. И не только потому, что самолет, который так ждали здесь, на моем аэродроме, благополучно и своевременно доставлен. Я ощущал чувство удовлетворения от того, что в очень сложной, по существу критической обстановке, когда вводные сыпались как из рога изобилия, ни разу не потерял присутствия духа, не запаниковал, не оказался в тупике, не видя выхода из создавшегося положения. И, напротив, все время сохранял ясность мысли и какую-то, ранее в себе не замечаемую, железную уверенность в том, что прилечу домой, если даже все приборы откажут, лишь бы турбина вращалась.
На чем же основывалась эта уверенность? Видимо, на том, что был я в то время в хорошей летной форме, верил в самолет, которым овладел в полной мере, а, главное, много лет летал уже на этом аэродроме и прекрасно знал местность в районе полетов. То есть я перешел в своей летной профессии в то состояние, которое М.Л. Галлай очень точно определил как «смелость знания».
Цена беспечности
При выполнении наиболее ответственных испытательных полетов выделяется специальный самолет-наблюдатель. Летчик этого самолета должен хорошо знать содержание испытательного полета, чтобы помочь летчику, проводящему испытание, в случае возникновения каких-либо осложнений. Мы приступили к испытанию вооружения самолета МиГ-15бис«ИШ» и решили, что, по крайней мере в первых полетах, выделение наблюдателя необходимо.
На роль наблюдателей подобрали двух летчиков-исследователей, основательно изучивших материалы испытаний и технику. Но однажды, когда я готовился к первому полету с пуском весьма оригинальных мощных ракет «С-1-ОФ», на роль наблюдателя напросился летчик, к испытаниям отношение не имевший, но являвшийся авторитетным товарищем и хорошим летчиком. Отказать, вроде, было неудобно, и мы согласились, уповая на наше пресловутое «авось». По причине того же «авось» ему даже инструктаж перед полетом не дали.
А то, что он должен был наблюдать, было весьма необычным. На специальных балках, встроенных в крыло, подвешивались пусковые устройства необычных ракет: они имели вид артиллерийских снарядов большого калибра (даже имели обычные для снарядов ведущие пояски). Устойчивость их в полете обеспечивалась не оперением, а как у тех же артснарядов, за счет вращения. Пусковыми устройствами для них служили гладкие стальные трубы. На каждой из двух балок, встроенных в самолет, друг за другом размещалось по два спаренных пусковых устройства. Главной особенностью системы было то, что при стрельбе пусковые устройства с помощью специальных механизмов отклонялись вниз на 15°. Это позволяло производить пуск ракет залпом из всех восьми орудий. Причем пуск ракет можно было осуществлять и с пикирования и с горизонтального полета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Триста неизвестных - Петр Стефановский - Биографии и Мемуары
- Жизнь летчика - Эрнст Удет - Биографии и Мемуары
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Воспоминания немецкого генерала.Танковые войска Германии 1939-1945 - Гейнц Гудериан - Биографии и Мемуары
- Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя - Валерий Меницкий - Биографии и Мемуары
- Первый Гвардейский кавалерийский корпус - Александр Лепехин - Биографии и Мемуары
- Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - Михаил Зефиров - Биографии и Мемуары
- Гневное небо Испании - Александр Гусев - Биографии и Мемуары
- Игорь Святославич - Сергей Алексеев - Биографии и Мемуары
- Слово о полку Бурановом… Рассказы очевидца - Владимир Ермолаев - Биографии и Мемуары