ко мне в трусы запихал свои усы. Остальное он не смог. Полыхай огнем, Совок!»
— Тоже неплохо! Похоже на «Красную плесень».
— Это еще что такое?
— Рок-группа такая.
— Наша?
— Угу. И очень известная.
— Кстати, Кац тоже был довольно известной личностью в определенных, скажем так, кругах. На «Голосе Америке» о нем целую передачу сделали. После этого им заинтересовался КГБ. Вызвали на «беседу» и предложили публично покаяться. Отказался. Дали двушечку за антисоветскую агитацию. Но это его не сломило. Освободившись, устроился кочегаром в котельную и продолжил чудить. Открыл там литературный салон. По вечерам у него собиралась отборная публика из опальных писателей и борцунов с режимом. Читали стихи и рассказы, пели песни под гитару, спорили. Водочка, драки, оргии — все как полагается. И закончилось как обычно. Кто-то стуканул в компетентные органы, и всю их шайку накрыли. Кого-то посадили, кто-то подписал бумагу о сотрудничестве. А Каца упрятали в дурдом. Вышел инвалидом второй группы и сразу подал документы на выезд в Израиль, но получил отказ. Ну и вконец озверел. Пришил на пиджак желтую звезду Давида и стал пикетировать ОВИР с плакатом «Визы в Израиль вместо тюрем». Его задерживали за мелкое хулиганство, били, вновь отравляли в дурку. Но не помогало. Уехал он только в Перестройку, когда рухнул «железный занавес». В Израиле тихонько жил на пенсию, пописывал статейки в эмигрантские газетенки, а потом случилось то, что случилось…
— И его тоже похитили? — удивился Луцык.
— Да, и он тоже зачем-то понадобился. Выпил Кац перед сном чекушку пейсаховки, закусил хумусом. А проснулся уже на Карфагене.
— Он что, реально не понимает, что находится на другой планете?
— Да все он понимает.
— А к чему тогда все эти разговоры про израильское посольство?
— Придуривается.
— А он точно не ку-ку?
— Точнее некуда.
— Он ведь в психушке лежал.
— В советских психушках люди поздоровей нас с тобой лежали, — отпустила реплику Джей.
Председатель осуждающе покачал головой, услышанное ему не очень понравилось, но ничего не сказал.
— Кац по натуре актер, а Маяковка — его сцена, — пояснил он и шепотком прибавил: — Порой мне кажется, что он даже рад, что очутился здесь.
— Это еще почему?
— Ну сами посудите, кем он был в Израиле? Рядовым пенсионером, каких тысячи. А тут Кац — публичная фигура, единственный на всю Маяковку оппозиционер. Он буквально купается во всеобщем внимании!
— Тогда почему Кац из Совка… прости, из СССР эмигрировал? Думаю, там внимания побольше было.
— Сказал же, что там его били, в тюрьму сажали, в дурку…
— А здесь к нему какие меры применяют?
— Никаких. Пусть фестивалит, у нас в Маяковке развлечений мало, а тут какое-никакое зрелище.
С ними поравнялась стройная и красивая девушка, одетая в синее платьице и коричневые сандалики. Фигурка у нее была просто космос. В глазах плясали искорки. В кудрявых рыжих волосах скопились соломинки. Веснушки на носу светились, а щеки пылали озорным румянцем, словно кто-то надавал ей пощечин.
— Как батя? — ответив на приветствие, поинтересовался у нее Лаптев.
— Спасибо, все хорошо, — словно колокольчик, прозвучало в ответ.
— Печь починил?
— Чинит. Говорит, к завтрашнему дню все будет исправно.
— Вот и славно. Бате привет.
— А это кто такая? — не замедлил осведомиться Луцык, глядя вслед незнакомке.
— Ванда. Дочь кузнеца.
— Хорошенькая.
— Есть такое… — председатель пожевал губу и хлопнул собеседника по плечу. — Есть, да не про вашу честь!
— Почему? Я что, рылом не вышел?
— Ты «Формулу любви» смотрел?
— Донна белла маре, кредере кантаре… Конечно, смотрел.
— Тогда шутку оттуда про кузнеца вспомнишь сам.
— Уяснил.
Джей задумчиво почесала локоть:
— Я смотрю, у вас в коммуне много молодых.
— А как иначе-то? Жизнь не стоит на месте. Люди рождаются, люди умирают.
— И воскресают…
— Ты про зомби?
— Ну да. Пора и про них бы рассказать, а, Сергей Леонович?
Тот достал из кармана платок и высморкался:
— Да что там особо рассказывать-то… Все как в американских ужастиках. Человек умирает, и через несколько часов превращается в пожирателя плоти. Убить его можно только выстрелом в голову. Ну или еще как-нибудь повредить мозг, к примеру, раскроить черепушку топором или нож в висок воткнуть. Раньше мы всегда так и поступали, но однажды один умный человек, наш конюх, предложил использовать зомби в качестве рабочей силы.
— Офигеть! — вырвалось у Луцыка.
— И я того же мнения. Идея просто великолепная! — председатель показал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем. — Кстати, если хотите, могу показать нашу зомбюшню.
— Зомбю… Чего?
— Домик с мертвецами.
Зомбюшней, как нетрудно догадаться, называлось помещение для содержания зомби.
— Свое название зомбюшня берет из слияния двух слов «зомби» и «конюшня», — пояснил председатель.
Внешне она никак не отличалась от места жительства лошадей и представляла собой длинное строение с высокой двухскатной крышей.
Внутри было темно и воняло мертвечиной. По обе стороны от прохода располагались стойла. В десяти из них находились зомби, удерживаемые кожаными ошейниками, которые крепились к крепко вбитым в стены скобам. Рядышком суетился конюх. Горбун, на вид лет пятьдесят с гаком, бородатый, с густой копной черных волос на квадратной голове.
— Игорь, — представился он.
Луцык непроизвольно улыбнулся. Ведь именно так, Игорем, звали злодейского горбуна из черно-белого фильма ужасов «Сын Франкенштейна», который он знал наизусть. Сама собой всплыла в памяти коронная фраза этого персонажа, а язык тут же воспроизвел ее:
— Однажды меня повесили, Франкенштейн. Шея сломалась, и они подумали, что я мертв. Они срезали веревку и бросили меня здесь.
Игорь устало глянул из-под густых бровей и пробормотал:
— Никогда бы не подумал, что столько людей смотрели этот треклятый фильм!
— Прости, если обидел, но не смог удержаться. Обожаю «Сына Франкенштейна»!
— Вообще-то Игорем меня директор детского дома нарек. Меня подбросили туда совсем малюткой. Вот он и придумал имя. Большой шутник был. Хорошо хоть Квазимодой не назвал.
— То есть ты зомбонюх? — уточнила Джей.
— Чего?
— Ну если конюшня для зомби — это зомбюшня, то работник, следящий за зомби, должен называться зомбонюх или как-то так.
— Звучит как-то не очень.
— А по-моему, очень даже мило.
— Мне так не кажется.
— Ну как знаешь. А какую работу выполняют зомби?
— Разную. Они вообще способные ребята. А самое главное — выносливые и сильные. Один зомби легко заменяет пятерых грузчиков.
— Никогда бы не подумала, что зомбаки поддаются дрессировке.
— Еще как поддаются!
— В «Дне мертвецов» был дрессированный мертвяк Боб, — заметил Луцык.
Джей легонько хлопнула себя ладошкой по лбу.
— Точно! Как я могла забыть старину Боба⁈ А как вы их приручали?
— Гипноз, — сообщил Игорь.
— Разве зомби поддаются гипнозу?
— Наши — поддаются.
— На Карфагене Игорь обрел
