Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книга пишет — нет прежнего задора, бойцы ходят вялые.
Все время погода, нагоняющая тоску, дороги разбиты, страшная российская деревенская грязь, не вытащишь сапог, солнца нет, дождь, пасмурно, проклятая страна.
Я болен, ангина, жар, едва передвигаюсь, страшные ночи в задымленных чадных избах на соломе, все тело растерзано, искусано, чешется, в крови, ничего не могу делать.
Операции протекают вяло, период равновесия с начинающимся преобладанием на стороне поляка.
Комсостав пассивен, да его и нет.
Я бегаю к сестре на перевязки, надо идти огородами, непролазная грязь. Сестра живет во взводе. Героиня, хотя и совокупляется. Изба, курят, ругаются, меняют портянки, солдатская жизнь, еще один человек — сестра. Кто брезгает из одной чашки — выбрасывается.
Противник наступает. Мы взяли Лотов, отдаем его, он нас отжимает, ни одно наше наступление не удается, отправляем обозы, я еду в Теребин на подводе Барсукова, дальше — дождь, слякоть, тоска, переезжаем Буг, Будятичи. Итак, решено отдать линию Буга.
6.9.20. Будятичи
Будятичи занято 44-ой дивизией. Столкновения. Они поражены дикой ордой, накинувшейся на них. Орлов — сдаешь, катись.
Сестра гордая, туповатая, красивая сестра плачет, доктор возмущен тем, что кричат — бей жидов, спасай Россию. Они ошеломлены, начхоза избили нагайкой, лазарет выбрасывают, реквизируют и тянут свиней без всякого учета, а у них есть порядок, всякие уполномоченные с жалобами у Шеко. Вот и буденновцы.
Гордая сестра, каких мы никогда не видели, — в белых башмаках и чулках, стройная полная нога, у них организация, уважение человеческого достоинства, быстрая, тщательная работа.
Живем у евреев.
Мысль о доме все настойчивее. Впереди нет исхода.
7.9.20. Будятичи
Мы занимаем две комнаты. Кухня полна евреями. Есть беженцы из Крылова, жалкая кучка людей с лицами пророков. Спят вповалку. Целый день варят и пекут, еврейка работает, как каторжная, шьет, стирает. Тут же молятся. Дети, барышни. Хамы — холуи жрут беспрерывно, пьют водку, хохочут, жиреют, икают от желания женщины.
Едим через каждые два часа.
Часть отведена за Буг, новая фаза операции.
Вот уже две недели как все упорнее и упорнее говорят о том, что армию надо отвести на отдых. На отдых — боевой клич!
Наклевывается командировка — в гостях у начдива — всегда едят, его рассказы о Ставрополе, Суслов толстеет, густо хам посажен.
Ужасная бестактность — представлены к ордену Красного Знамени Шеко, Суслов, Сухорукое.
Противник пытается перейти на нашу сторону Буга, 14-ая дивизия, спешившись, отбила его.
Пишу удостоверения.
Оглох на одно ухо. Последствия простуды? Тело расчесано, все в ранах, недомогаю. Осень, дождь, уныло, грязь тяжелая.
8.9.20. Владимир-Волынский
Утром на обывательской подводе в административный штаб. Аттестат, канитель с деньгами. Полутыловая гнусность — Гусев, Налетов, деньги в Ревтрибунале. Обед у Горбунова.
На тех же клячах в Владимир. Езда тяжелая, грязь непролазная, дороги непроходимы. Приезжаем ночью. Мотня с квартирой, холодная комната у вдовы. Евреи — лавочники. Папаша и мамаша — старики.
Горе ты, бабушка? Чернобородый, мягкий муж. Рыжая беременная еврейка моет ноги. У девочки понос. Теснота, но электричество, тепло.
Ужин — клецки с подсолнечным маслом — благодать. Вот она — густота еврейская. Думают, что я не понимаю по-еврейски, хитрые, как мухи. Город нищ.
Спим с Бородиным на перине.
9.9.20. Владимир-Волынский
Город нищ, грязен, голоден, за деньги ничего не купишь, конфеты по 20 рублей и папиросы. Тоска. Штарм. Уныло. Совет профессиональных союзов, еврейские молодые люди. Хождение по совнархозам и профкомиссиям, тоска, военные требуют, озорничают. Дохлые молодые евреи.
Пышный обед — мясо, каша. Единственная утеха — пища.
Новый военком штаба — обезьянье лицо.
Хозяева хотят выменять мою шаль. Не дамся.
Мой возница — босой с заплывшими глазами. Рассея.
Синагога. Молюсь, голые стены, какой-то солдат забирает электрические лампочки.
Баня. Будь проклята солдатчина, война, скопление молодых, замученных, одичавших, еще здоровых людей.
Внутренняя жизнь моих хозяев, какие-то дела делаются, завтра пятница, уже готовятся, хорошая старуха, старик с хитринкой, притворяются нищими. Говорят — лучше голодать при большевиках, чем есть булку при поляках.
10.9.20. Ковель
Полдня на разбитом, унылом, ужасном вокзале во Владимире-Волынском. Тоска. Чернобородый еврей работает. В Ковель приезжаем ночью. Неожиданная радость — поезд Поарма. Ужин у Зданевича, масло. Ночую в радиостанции. Ослепительный свет. Чудеса. Хелемская сожительствует. Лимфатические железы. Володя. Она обнажилась. Мое пророчество исполнилось.
11.9.20. Ковель
Город хранит следы европейско-еврейской культуры. Советских (денег) не берут, стакан кофе без сахару — 50 рублей, дрянной обедишка на вокзале 600 рублей.
Солнце, хожу по докторам, лечу ухо, чесотка.
В гости к Яковлеву, тихие домики, луга, еврейские улички, тихая жизнь, ядреная, еврейские девушки, юноши, старики у синагоги, может быть парики, Соввласть как будто не возмутила поверхности, эти кварталы за мостом.
В поезде грязно и голодно. Все исхудали, обовшивели, пожелтели, все ненавидят друг друга, сидят запершись в своих кабинках, даже повар исхудал. Разительная перемена. Живут в клетке. Хелемская грязная кухарит, контакт с кухней, она кормит Володю, еврейская жена «из хорошего дома».
Целый день ищу пищу.
Район расположения 12-ой армии. Пышные учреждения — клубы, граммофоны, сознательные красноармейцы, весело, жизнь кипит ключом, газеты 12-ой армии, Армупроста, командарм Кузьмин, пишущий статьи, с виду работа Политотдела поставлена хорошо.
Жизнь евреев, толпы на улице, главная улица Луцкая, хожу с разбитыми ногами, пью неисчислимое количество чаю и кофе. Мороженое — 500 р. Позволяют себе весьма. Суббота, все лавочки закрыты. Лекарство — 5 р.
Кочую в радиостанции. Ослепительный свет, умствующие радиотелеграфисты, один пытается играть на мандолине. Оба читают запоем.
12.9.20. Киверцы
Утром — паника на вокзале. Артстрельба. Поляки в городе. Невообразимое жалкое бегство, обозы в пять рядов, жалкая, грязная, задыхающаяся пехота, пещерные люди, бегут по лугам, бросают винтовки, ординарец Бородин видит уже рубящих поляков. Поезд отправляется быстро, солдаты и обозы бегут, раненые с искаженными лицами скачут к нам в вагон, политработник, задыхающийся, у которого упали штаны, еврей с тонким просвечивающим лицом, может быть хитрый еврей, вскакивают дезертиры с сломанными руками, больные из санлетучки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Первая конная армия - Семен Михайлович Будённый - Биографии и Мемуары
- Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта - Ганс Киншерманн - Биографии и Мемуары
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942 - Генрих Хаапе - Биографии и Мемуары
- Зигзаги судьбы - Сигизмунд Дичбалис - Биографии и Мемуары
- Штурмовая бригада СС. Тройной разгром - Леон Дегрелль - Биографии и Мемуары
- Исаак Ньютон. Биография - Питер Акройд - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- На фронте затишье - Геннадий Григорьевич Воронин - Биографии и Мемуары / О войне