Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Королева сама нуждается в помощи. И если вы хотите ей помочь, скажите женам – пусть придержат свои злые языки.
Дочери (вернее, падчерицы) Рейфа зовут его полюбоваться их нарядами, однако от разговора остался горький привкус во рту, который не пройдет до конца праздника. Антони сыплет шутками; он, Кромвель, не слушая, смотрит на девочку в костюме ангела. За спиной у нее крылья из павлиньих перьев, сделанные им для Грейс когда-то давным-давно.
Давным-давно? Еще и десяти лет не минуло. Глазки2 на перьях мерцают; день темный, но свечи озаряют алые ягоды остролиста в венках из золотой мишуры, серебряную Рождественскую звезду. Вечером, когда за окном сыплет снег, Грегори спрашивает его:
– Где теперь живут мертвые? Есть у нас Чистилище или нет? Говорят, оно по-прежнему существует, но никто не знает где. Говорят, без толку молиться за страдающие души. Мы уже не можем, как раньше, их отмолить.
Когда умерли его близкие, он сделал все, что тогда было положено: внес пожертвования, заказал мессы.
– Не знаю. Король не позволяет проповедовать о Чистилище, слишком это спорный вопрос. Можешь побеседовать с епископом Кранмером. – Он кривит рот. – Узнаешь от него, как принято думать сегодня.
– Очень грустно, что мне не разрешают молиться за маменьку. Или говорят: молись, если хочешь, но тебя все равно никто не услышит.
Как вообразить полнейшую тишину в преддверии Божьих покоев, где каждый час – десять тысяч лет? Раньше представлялось, что души усопших лежат в огромной сети, в протянутой Богом паутине – хранятся там до поры, когда им придет время вступить в Его свет. Но коли она порвана, высыпались ли души в ледяное ничто, падают ли с каждым годом все дальше в безмолвие, чтобы в конце концов исчезнуть без следа?
Он подводит малышку к зеркалу – показать крылья. Девочка ступает мелкими шажками, благоговея перед самой собой. Павлиньи глазки2 говорят с ним из зеркала. Не забывай нас. На исходе каждого года мы здесь: шепот, касание, веяние перышка между тобой и нами.
На четвертый день Святок в Стипни приезжает Эсташ Шапюи, посол Священной Римской империи. Все радушно встречают гостя, желают ему счастья на латыни и на французском. Эсташ – савойяр, немного знает испанский, английским не владеет совсем, хотя последнее время начал кое-что понимать на слух.
В Лондоне они сдружились домами после того, как в особняке Шапюи случился пожар и черные от копоти погорельцы, таща на себе уцелевшие пожитки, заколотили в ворота Остин-фрайарз. Посол лишился мебели и гардероба; нельзя было без смеха смотреть, как бедолага кутается в обгорелую занавеску поверх одной лишь ночной рубашки. Шурину Джону Уилкинсону пришлось освободить для нежданного визитера свою комнату; домашние посла ночевали в гостиной на соломенных тюфяках. На следующий день щуплый испанский посланник вынужден был, к своему смущению, явиться на людях в непомерно большой одежде с хозяйского плеча – не надевать же кромвелевскую ливрею, а другого платья в доме не сыскали. Кромвель тут же задал работу портным. «Не знаю, найдем ли мы ваш любимый огненно-алый шелк, но я уже написал в Венецию». На следующий день они вместе обошли полусгоревший дом. Разгребая палкой мокрую черную массу – все, что осталось от официальных бумаг, – Шапюи тихонечко всхлипнул. «Как вы думаете, это Болейны?»
Посол так и не признал Анну Болейн, так и не был ей представлен. Генрих сказал, что Шапюи не увидит новую королеву, пока не согласится приветствовать ее, как положено. Шапюи верен старой королеве, той, что сейчас в Кимболтоне. Генрих говорит: когда-нибудь, Кромвель, надо ткнуть его носом в реальность. Хотел бы я видеть, как поведет себя Шапюи, если окажется перед Анной и увильнуть будет некуда.
Сегодня на голове у посла курьезная шапка – такая больше пристала бы повесе вроде Джорджа Болейна, чем солидному дипломату.
– Как она вам, Кремюэль? – Посол сдвигает шапку набекрень.
– Очень к лицу. Мне надо будет раздобыть себе такую же.
– Позвольте вам презентовать… – Шапюи изысканным жестом сдергивает убор с головы, но тут же замирает. – На вашу голову не налезет. Я закажу для вас чуть больше. – Берет Кромвеля под руку. – Мон шер, общество ваших домашних, как всегда, чрезвычайно приятно, но нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз?
Наедине посол сразу бросается в бой:
– Говорят, король прикажет священникам жениться.
Атака застает его врасплох, но он решает не терять благодушия.
– Тут есть свои хорошие стороны – лицемерия было бы меньше. Однако могу вас заверить, этого не будет. Король и слышать о таком не желает. – Он пристально смотрит на Шапюи: уж не прознал ли тот, что Кранмер, архиепископ Кентерберийский, тайно женат? Нет, в таком случае посол не стал бы молчать. Все они, так называемые католики, ненавидят Томаса Кранмера почти как Томаса Кромвеля. Он указывает послу на лучшее кресло. – Может, присядем и выпьем немного кларету?
Шапюи не дает сменить разговор.
– Я слышал, вы хотите выбросить на улицу всех монахов и монахинь.
– Кто вам сказал?
– Подданные вашего короля.
– Послушайте, сударь. Мои проверяющие только и слышат от монахов, что просьбы их отпустить. А монахини в слезах умоляют моих людей избавить их от неволи. Я собираюсь назначить монахам пенсии или отыскать полезное занятие. Если они учены, пусть идут в университеты. Если рукоположены – в приходы. И монастырские деньги, хотя бы отчасти, я хочу отдать приходским священникам. Не знаю, как в вашей стране, а у нас иные приходы дают четыре-пять шиллингов в год. Как печься о душах за деньги, которых не хватает на дрова? А когда священники получат доход, на который возможно жить, я поручу каждому наставлять и поддерживать одного бедного студента, чтобы тот мог окончить университет. Начиная со следующего поколения у нас будет образованное духовенство. Передайте своему господину мои слова. Объясните, что я хочу не растоптать религию, а возрастить.
Однако Шапюи нервно теребит рукав и гнет свое:
– Я не лгу своему господину. Я рассказываю о том, что вижу. А вижу я народное недовольство, Кремюэль, нищету и голод. Вы покупаете зерно во Фландрии. Благодарите императора, что тот позволяет своим землям вас кормить. Вы же знаете, он может закрыть порты.
– Чего ради ему морить голодом моих соотечественников?
– Чтобы они поняли, как дурно ими управляют, до чего довели их королевские непотребства. Что ваши послы делают в Германии? Говорят с тамошними князьями, говорят, говорят, месяц за месяцем. Знаю, они хотят заключить союз с лютеранами и завести здесь такие же порядки.
– Король не позволит изменить чин мессы. Он ясно об этом говорит.
Шапюи поднимает палец.
– Однако еретик Меланхтон посвятил ему книгу! Книгу не спрячешь, верно? Сколько бы вы это ни отрицали, Генрих рано или поздно отменит половину таинств и войдет в союз с еретиками против моего господина, их законного императора. Генрих начал с насмешек над Папой, а закончит дружбой с дьяволом.
– Сдается, вы знаете его лучше меня. Генриха, я хочу сказать. Не дьявола.
Ничто не предвещало такого поворота событий. Всего десять дней назад они с Шапюи дружески ужинали, и посол сказал, что император думает только о безопасности страны. Тогда и речи не было о блокаде, о том, чтобы уморить Англию голодом.
– Эсташ, – спрашивает он, – что стряслось?
Тот резко садится, упирает локти в колени и подается вперед. Шапка сползает на лоб, и посланник без всякого сожаления бросает ее на стол.
– Томас, мне написали из Кимболтона. Сообщают, что королева не может есть, даже пить не может – ее тошнит. За шесть ночей она не проспала двух часов кряду. – Шапюи трет кулаками глаза. – Ей остались считанные дни. Я не хочу, чтобы она умерла одна, не видя рядом ни одного любящего лица, и боюсь, что король меня к ней не пустит. Вы позволите мне поехать?
Горе Шапюи неподдельно, оно идет от сердца, а не от обязанностей посла.
– Мы поедем в Гринвич и спросим короля, – говорит он, Кромвель. – Сегодня. Сейчас. Надевайте свой колпак.
На барке он говорит:
– Ветер почти весенний. Будет оттепель.
Шапюи только сильнее кутается в овечий мех.
– Сегодня король собирался участвовать в турнире.
– На снегу? – фыркает посол.
– Поле можно расчистить.
– Уж конечно, руками монахов.
Ну как тут не рассмеяться!
– Нам надо надеяться, если турнир состоялся – тогда Генрих сейчас настроен благодушно. Он только что навещал маленькую принцессу в Элтхеме. Спросите о ее здоровье. И вам следует сделать ей новогодний подарок, вы этим озаботились?
Посол только злобно сверкает глазами: ему бы хотелось пристукнуть маленькую Елизавету, а не слать ей подарки.
– Хорошо, что река не встала. Иногда мы не можем путешествовать на лодках несколько недель. Видели замерзшую Темзу?
Никакого ответа.
– Екатерина сильна, вы же знаете. Если не наметет еще снега и король разрешит, сможете выехать завтра утром. Она болела и прежде, но всегда выкарабкивалась. Вот увидите: она будет сидеть на постели и еще удивится, чего вы приехали.
- Подари себе рай - Олег Бенюх - Историческая проза
- Государыня и епископ - Олег Ждан - Историческая проза
- Тайна поповского сына - Федор Зарин-Несвицкий - Историческая проза
- Молодые годы короля Генриха IV - Генрих Манн - Историческая проза
- Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове - Герман Данилович Нагаев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Советская классическая проза
- Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень - Историческая проза
- Сын Спартака - Саймон Скэрроу - Историческая проза
- Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра - Историческая проза / Русская классическая проза
- Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк - Историческая проза / Повести
- Викинг - Георгий Гулиа - Историческая проза