«…Так мы провоевали весь тот день — воскресенье — вплоть до темноты. Взбирались на холм, определяли цель, стреляли, съезжали назад. К вечеру в лагере Суфа собралось десять танков. Организуемся заново. Настроение тяжелое. Люди лежат на трансмиссиях совершенно измотанные, подавленные. Открыли боевые пайки. Рами ни к чему не притронулся. Он и Ханан в большой тревоге: что завтра? Как остановить сирийцев? Ханан сказал, что, если так будет продолжаться еще день, они захватят все Голаны. Нахман спросил, что же тогда помешает им спуститься к Иордану и взять Тверию? В тот момент я стоял у танка и произносил молитву арвит: „…и мы, Израиль, народ Его… Он спас нас из рук царей… Сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги. Он провел нас по высотам врагов и вознес над всеми ненавистниками нашими… Благословен Ты, Господь, спасший Израиль! Дай нам, Отец наш, с миром отойти ко сну и подыми нас [назавтра] для благой жизни и мира… И направь нас своим добрым советом и спаси нас в скором времени ради Имени Своего. И защити нас и устрани врага, что впереди нас и позади нас. И храни нас, когда мы выйдем в дорогу и когда будем возвращаться…“ Вечерняя молитва, которую мы произносим ежедневно, но сегодня она звучала совершенно иначе.

Подошли Ханан и Рами. Мы разговорились. Я рассказывал об обетовании, данном народу Израиля, сказал, что в этом мы полагаемся на Бога. Само возникновение Государства Израиль знаменует собой начало Избавления. Это как утренняя заря, чей свет поначалу едва-едва пробивает тьму, но вскоре тьма отступает и рассеивается под лучами восходящего солнца. То же и с нашим Избавлением. Оно происходит постепенно. Нам неизвестно, как это произойдет и когда. Но мы знаем, что „Превечный Израиля не солжет и не раскается, ибо не человек Он, чтобы раскаиваться“[41]. Мы не можем быть уверены, что лично с нами, с каждым в отдельности, не случится худого. Но народ Израиля победит. Так я говорил и говорил, а Рами и Ханан смотрели на меня и слушали. Не знаю, убедил ли я их. Да я и не ставил себе такой цели. Просто говорил от всего сердца и хотел их подбодрить. Может быть, и себя тоже. Ханан взглянул на меня и произнес лишь: „Будем надеяться“. После войны он признался мне, что в тот ужасный день, вечером, завидовал моей вере. „Тебе было легче“, — сказал он. „Не знаю“, — ответил я.

Утром в понедельник, с первыми лучами солнца мы двинулись. Из Алики шли по дороге, огибающей лагерь Ицхак…»

— Северное шоссе? — спросил историк.

— Да, мы обходили с севера, — ответил Эльханан и продолжал:

«…Меня поразила тишина. Мы пришли на место, где вчера кипел бой. Никакого движения. Тишина абсолютная. Приятный день. Светлый. Так удивительно прекрасен восход. Солнце как-то по-особому освещало дома деревни Нафах — все блестело и сверкало под его лучами.

Наше подразделение, состоявшее из трех танков и для связи получившее название гейсон[42], шло на соединение с танками Данона — заместителя командира батальона. Я подумал: наконец-то боевой порядок восстановлен, ЦАХАЛ пришел в себя. Вчера меня больше всего угнетало ощущение полной неразберихи. Никто не знал, с кем вместе воюет, связь работала из рук вон плохо. Сейчас, когда я увидел, что мы снова стали регулярной боевой единицей, связь налажена, идем в боевом порядке, я успокоился, решил, что теперь-то будем воевать, как нас учили. Это мы умеем. Однако порядок был нарушен очень скоро, в самом начале. Застрял первый танк. Мы пробуем ему помочь. Тем временем на дороге появляются танки, посланные на соединение с другими частями. Связь держать невозможно: сплошной шум. Когда он утих, эфир заполнили команды, позывные разрозненных частей, которые искали друг друга и вклинивались в разговоры друг друга, и все друг другу мешали. Трудно было понять, что происходит. Восходящее солнце било прямо в глаза. Я не видел дороги. Лишь сплошную светлую пелену. Рами сидел на башне и направлял меня. Пришел приказ. И приказ был такой: продвигаться к каменоломне с северной стороны…»

Я сижу и слушаю рассказ Эльханана. Как только он упомянул каменоломню, я вспомнил. В то утро мы как раз вели там бой. Значит, это были их танки. Те, что подошли с севера. Их я и видел через прицел. Меня охватила дрожь. Помню хорошо, как обнаружил идущие с севера танки и не знал, чьи это: наши или сирийские. Из-за слепящего глаза солнца различить что-либо было невозможно. Я все время просил Гиди, чтобы он как-то постарался определить: может быть, все-таки наши. Он отвечал, что тоже ничего не видит из-за солнца. Тогда я сказал, что не буду по ним стрелять до тех пор, пока не удостоверюсь, что это не наши. Стоял на своем и так и не выстрелил. А потом не удосужился проверить. И Гиди тоже не пытался. Сейчас я знаю: это были Эльханан и Рами и их подразделение.

Я слушаю дальше.

«…Нахман и я сидели внутри и ничего не видели. Тоже благо. Особого рода милость. Ханан и Рами были головами наружу, и они видели все. И то, что видели, Ханан передавал нам с Нахманом по внутренней связи, и голос его дрожал. Представшая перед ними картина их потрясла. Повсюду стояли сожженные во вчерашнем бою наши танки и бронетранспортеры. То и дело мы слышали: „Еще один сожженный“ или: „Башня, сорванная с танка прямым попаданием“. Они пытались прочесть номера. Потом Ханан передал, что видит, как кто-то на бронетранспортере объезжает подбитые танки. Около каждого останавливается, влезает на него, а затем слезает. Стоявший на перекрестке офицер направил нас южнее, к невысоким холмам. Мы заняли один из них, заросший злаками почти в человеческий рост. Рами пытается наладить связь с другими танками нашего „гейсона“, выяснить, где они. Не получается. Наконец возникла какая-то связь, но столь часто прерываемая, что ничего нельзя разобрать. Слишком много в эфире голосов. Мы не понимаем, кто с кем говорит. И вдруг слышим через наушники звуки боя, приказ: „Огонь!“, крики: „Нас подбили!“ Мы не знаем, какие части ведут сейчас в каменоломне бой, кто стреляет, куда и по каким целям. Чувствовалось, что каждый танк воюет в одиночку. И тут мы поняли, что исход этой войны решат люди, а не техника. Такие, как Ханан. Как Рами. Как Перец.

Командиры наших танков привыкли на учениях к совместным слаженным действиям рот и батальонов, к постоянной координации по четко работающей линии связи. Сейчас они оказались в ситуации, когда каждый вынужден воевать отдельно, сам по себе. Как солдат-пехотинец, бегущий с ручным пулеметом. Тот, у кого окажется больший запас прочности, больше душевных сил, тот и победит. Так я тогда подумал. Не знал еще, сколько сил потребуется.

Рами решил продвигаться вперед и не имея на то приказа командира нашего подразделения. Спустившись с холма к востоку, мы направились к каменоломне и горе Йосифон…»

— Ты уверен, что вы шли в восточном направлении? — спросил историк.

— Да, — не колеблясь ответил Эльханан, — я уверен, что мы шли на восток, потому что солнце било мне прямо в глаза. Все время приходилось отыскивать на местности какую-нибудь точку в качестве ориентира, чтобы не сбиться с пути. В конце концов мы нашли свой «гейсон». Между танками сновало несколько машин. Не знаю, к какому подразделению они относились. Возможно, это была разведрота. Они указывали нужное направление.

— Разведрота вашего полка? — спросил следователь, открывая синюю папку.

Эльханан снова сделал жест, означавший «кто знает?», и продолжал:

«…Нас стала донимать артиллерия. Поначалу, каждый раз, когда снаряд ложился близко от нас, мы меняли позицию, но затем, когда увидели, что разброс чрезвычайно широк, поняли, что в этом нет смысла. Рами решил не обращать на артиллерию внимания. Вдруг кто-то крикнул: „катюши“! Ханан пригнулся, и ракета пронеслась прямо над его головой. Тянувшийся за ней провод упал на него, и Ханан с трудом из него выпутался. Позднее нам объяснили, что это не „катюша“, а советский „сагер“ — птурс. В них провод является частью механизма наводки…»

— А до этого случая вы ничего о противотанковых ракетах не знали? — спросил следователь.

— Ничего, — ответил Эльханан. Следователь обменялся несколькими словами с историком и что-то записал.

«…Мы получили новый приказ: поменять направление и идти на Синдиану. Там опять появились сирийские танки. Снова и снова атакуют и не собираются отступать. Мы продвинулись в указанном направлении, по-прежнему не обращая внимания на артобстрел. Приказано вступить с сирийцами в бой. Но мы пока никак не можем их обнаружить. Нахман смотрит в перископ не отрывая глаз, но не видит ни единого танка. Местоположение наших танков очень нехорошее — на равнине. Снова нам сообщают, что сирийцы стоят напротив. Мы идем медленно, чтобы не наткнуться на засаду, но так и не видим никаких танков. До тех пор, пока — вдруг! — прямо перед нашим носом не вырастает столб пыли. „Задний ход! Быстро! — кричит Рами. — Следующий снаряд наш!“ Но снова заклинило рычаг коробки передач. „Как раз вовремя“, — думаю я про себя и стараюсь изо всех сил, понимая, что все решают секунды. Наконец! Идем назад, меняем позицию, но еще один снаряд разрывается рядом с нами. Сирийцы занимают более выгодную позицию: нам их не видно. А нас выдает пыль, поднимаемая танками при любом движении. Танк рядом с нами получил прямое попадание и загорелся.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 35

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Выверить прицел - Хаим Саббато бесплатно.

Похожие на Выверить прицел - Хаим Саббато книги

Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера - Гюнтер Бауэр - О войне
Огненное лето 41-го - Александр Авраменко - О войне
Яростный поход. Танковый ад 1941 года - Георгий Савицкий - О войне
Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне
Взлетка - Аркадий Бабченко - О войне
Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
В глубинах Балтики - Алексей Матиясевич - О войне
Солдаты - Михаил Алексеев - О войне
«Батарея, огонь!» - Василий Крысов - О войне
Афганский «черный тюльпан» - Валерий Ларионов - О войне

Оставить комментарий