В свое время известие о том, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой, вызвало всеобщее изумление. Эта новость стала чуть ли не главной сенсацией зимнего сезона 1836–1837 гг. Ее обсуждали во всех гостиных столицы и даже во дворце. Через несколько дней после объявления помолвки графиня С. А. Бобринская, которая играла в те годы весьма заметную роль при дворе, писала мужу: "Никогда еще, с тех пор как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощают всех и будоражит стоустую молву {…} Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы, жены Пушкина".[198]

В эти же дни императрица Александра Федоровна, будучи не в силах сдержать нетерпение, отослала записку одной из своих фрейлин — Екатерине Федоровне Тизенгаузен, дочери Елизаветы Михайловны Хитрово: "Мне бы хотелось иметь через вас подробности о невероятной женитьбе Дантеса".[199]

Но и те, кто стоял ближе других к жениху и невесте, были поражены не менее остальных. "У нас тут свадьба, о которой ты, конечно, не догадался бы {…} Прямо невероятно, я имею в виду эту свадьбу", — читаем мы в письме Е. А. Карамзиной к сыну от 20 ноября.[200] Братья Карамзины, бывшие в приятельских отношениях с Дантесом, (101) пытались понять, чем вызвано это решение, но не могли найти ему объяснения. "Я не могу прийти в себя от свадьбы, о которой мне сообщает Софи! — писал своим родным Андрей Карамзин. — И когда я думаю об этом, я, как Катрин Гончарова, спрашиваю себя, не во сне ли Дантес совершил этот поступок".[201]

И во всех этих откликах, начиная с записочек императрицы и вплоть до грубоватых и откровенно насмешливых писем молодых офицеров, сквозит одно и то же чувство — недоумение. «Странная», «невероятная» свадьба… Иначе о ней не говорят.

О причинах этого всеобщего недоумения яснее всего высказалась сестра поэта Ольга Сергеевна Павлищева в письме к отцу. По ее словам, эта новость удивила всех "не потому, что один из самых красивых кавалергардов и один из самых модных мужчин {…} женится на м-ль Гончаровой, — она для этого достаточно красива и достаточно хорошо воспитана, — но потому, что его страсть к Натали не была ни для кого тайной".[202]

Здесь все сказано достаточно деликатно, но вполне откровенно. В свете все были поражены прежде всего странной развязкой романа Дантеса, который стал в последнее время предметом внимания петербургского общества. А так как в обществе не было известно о вызове Пушкина, то стали подозревать, что за неожиданным сватовством стоит какая-то тайна.

Как только в обществе узнали о предполагаемой свадьбе, посыпались догадки и предположения, стали распространяться самые нелепые слухи. Тема эта надолго стала главной среди городских сплетен. "Она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе все, что говорят", пишет С. П. Карамзина брату в одном из декабрьских писем и при этом добавляет: "Но {…} никто ничего не знает".[203]

Уяснить себе мотивы поведения Дантеса трудно было даже тем, кто был с ним близок, так как Геккерны, старший и младший, в первый же момент пустили в оборот ложную версию, чтобы оправдаться в глазах света. Барон Геккерн во время переговоров с В. А. Жуковским и Е. И. Загряжской настойчиво подчеркивал, что намерение жениться на м-ль Гончаровой у его приемного сына возникло задолго до вызова Пушкина. Этой версии Геккерны придавали исключительное значение. Накануне решающего разговора Екатерины Ивановны Загряжской (102) с Пушкиным посланник написал ей специальное письмо с подробными инструкциями на сей счет: "… я {…} забыл просить вас, сударыня, сказать в разговоре, который вы будете иметь сегодня, что намерение, которым вы заняты о К. (Катрин Гончаровой, — С. А.) и моем сыне, существует уже давно, что я противился ему по известным вам причинам, но когда вы меня пригласили прийти к вам, чтобы поговорить, я вам заявил, что дальше не желаю отказывать в моем согласии с условием, во всяком случае, сохранять все дело в тайне до окончания дуэли".[204] Вслед за Геккерном Жуковский и Загряжская, действуя с самыми благими намерениями, наперебой убеждали Пушкина и всех окружающих, что мысль об этом браке существовала до 4 ноября. То же сообщили Геккерны секундантам.

Таким образом, даже непосредственные свидетели событий могли лишь догадываться о реальной подоплеке дела, а знали правду только двое: сам жених и его приемный отец.

Неудивительно, что 6 января 1837 г., накануне венчания молодых, Софья Николаевна Карамзина все так же недоумевала: "Все это по-прежнему очень странно и необъяснимо; Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный".[205]

Впоследствии, когда друзья Пушкина пытались понять и оценить мотивы поведения Жоржа Геккерна, они не могли прийти к однозначному выводу. Подытоживая мнения, существовавшие в пушкинском кругу, H. M. Смирнов в своих "Памятных записках" в 1842 г. писал: "Что понудило Дантеса вступить в брак с девушкою, которой он не мог любить, трудно определить; хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти женщину, которую любил, от нареканий света; или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, как брат, свободный доступ к Наталье Николаевне; испугался ли он дуэли — это неизвестно".[206]

Для биографов женитьба Дантеса оказалась такой же загадкой, как для современников. И казалось, что по прошестствии столь длительного времени найти к ней ключ уже невозможно. А так как все было очень неясно, вокруг этой биографической загадки одна за другой стали возникать гипотезы, поражающие своей сенсационностью.

П. Е. Щеголев, скрупулезно изучивший все доступные ему материалы дуэльной истории, высказался по этому (103) поводу очень осторожно. Чувствуя противоречия в известных ему данных, он ограничился общим замечанием о том, что "решение Дантеса, как а большинство человеческих решений, не является следствием одного какого-нибудь мотива, а есть результат взаимодействия мотивов"[207] Во всем этом неясном деле для Щеголева бесспорным было лишь то, что "проект сватовства Дантеса к Катерине Гончаровой существовал до вызова".[208] Этот факт исследователь считал документально доказанным.

Щеголев пришел к такому выводу на основании свидетельства, в котором, действительно, трудно было усомниться. Речь идет о письме Ольги Сергеевны Павлищевой к отцу от 15 ноября 1836 г. В этом письме, которое сестра поэта писала Сергею Львовичу Пушкину из Варшавы в Москву, есть такие строки: "Вы мне сообщаете новость о свадьбе м-ль Гончаровой, а я расскажу вам то же самое о ее кузине м-ль Голынской".[209] Судя по контексту, Ольга Сергеевна отвечала отцу на недавно полученное письмо. Если учесть, что письма из Москвы в Варшаву шли более двух недель, то, значит, Сергей Львович еще в октябре знал о предполагаемой свадьбе Екатерины Гончаровой. "По крайней мере, во второй половине октября в Москву уже дошли слухи о возможной женитьбе Дантеса", — говорит П. Е. Щеголев.[210]

В течение десятилетий почти никто не оспаривал мнения Щеголева. Полностью присоединяются к нему и комментаторы новейших академических изданий. Но в последнее время, в связи с появлением новых материалов о дуэли, становится все более очевидным, что сообщение Ольги Сергеевны явно не увязывается с другими известными нам фактами. Это несоответствие особенно заметно при сопоставлении с письмами Карамзиных. Судя по письму О. С. Павлищевой, в Москве уже в октябре говорили о свадьбе Екатерины Гончаровой, а переписка Карамзиных свидетельствует о том, что в Петербурге самые близкие Пушкину люди до 17 ноября об этом ничего не подозревали и для них известие о помолвке Дантеса оказалось совершенно неожиданной новостью.

Какую-то неточность в истолковании письма Ольги Сергеевны ощущали исследователи, которые после П. Е. Щеголева занимались преддуэльной историей. Так как имя жениха в этом письме не было названо. Б. В. Казанский предположил, что речь шла о свадьбе Екатерины (104) Гончаровой, но не с Дантесом. М. И. Яшин, удостоверившись по рукописи, что на этом письме Ольга Сергеевна не поставила даты, объяснил все противоречия просто: он решил, что письмо неправильно датировано его публикаторами и что на самом деле оно написано позднее.[211] Однако Яшин ошибся. Дата интересующего нас сообщения вполне точно определяется из другого письма О. С. Павлищевой — от 24 декабря 1836 г.[212]

Но ощущение неточности в документе, на который опирался Щеголев, тем не менее остается. Откуда взялась уверенность, что Сергей Львович имел в виду Екатерину Гончарову? В письме Ольги Сергеевны ни жених, ни невеста по имени не названы. Написанная по-французски фамилия Gontcharoff не имеет родового окончания, а слово mademoiselle дано в сокращении (mlle), как это было тогда принято. Значит, в первую очередь нужно было проверить, насколько отчетливо читается это mlle в подлиннике.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 52

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пушкин в 1836 году (Предыстория последней дуэли) - Стелла Абрамович бесплатно.

Похожие на Пушкин в 1836 году (Предыстория последней дуэли) - Стелла Абрамович книги

Беседы о русской культуре - Юрий Михайлович Лотман - История / Культурология / Литературоведение
Реконструкция Куликовской битвы. Параллели китайской и европейской истории - Анатолий Фоменко - История
Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины - Лора Олсон - История
Геракл. «Древний»-греческий миф XVI века. Мифы о Геракле являются легендами об Андронике-Христе, записанными в XVI веке - Глеб Носовкий - История
Что движет Россией - Морис Бэринг - Путешествия и география / История / Прочее
Основания русской истории - Андрей Никитин - История
Реформа в Красной Армии Документы и материалы 1923-1928 гг. - Министерство обороны РФ - История
«Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России - Андрей Буровский - История
На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич - История
Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов - История

Оставить комментарий