Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как Коля? – спросила я первое, что мне пришло в голову.
– Да все с ним нормально, – сказала бабушка, присаживаясь на край постели. – Живот только скрутило, уже промыли, спит. А вот тебе надо вставать. Санитарный инспектор приезжал, мы с ним пробы взяли. А сейчас следователь приехал. С тобой поговорить хочет.
– Да? – Мне требовалось некоторое время, чтобы вырваться из цепкой трясины дремоты. – Когда же это они все успели понаехать?
– Душка, ты уже сутки спишь, – грустно сказала бабушка. – Я уж не стала тебя будить… Эх, девочка моя, плохи, кажется, наши дела. Ну, даст бог, все наладится. Оденься, умойся, спускайся вниз. Не бойся, я с тобой пойду.
Следователь ждал нас в кабинете Ивана Федоровича. Хозяин кабинета тоже там присутствовал, но как он изменился – словно умалился и усох за эти сутки, которые я провела в беспокойном забытьи. На его столе я увидела бульварную газетенку с броской красно-желтой обложкой. На рисунке изображен был огромный, налитой томат и какие-то перекошенные рожи с распяленными ртами, словно кричащие от ужаса. Яркий заголовок гласил:
«Массовое отравление! Помидоры-убийцы! Предельная доза нитратов!»
Увы, что-то мне подсказало: за товаром хозяйства «Перловка» больше не будут стоять очереди.
Следователь представлялся мне похожим на актера Константина Хабенского в роли сотрудника убойного отдела Игоря Плахова. Но он оказался пожилым человеком в плохо сидящем костюме, с большим мягким носом и оттянутыми вниз плачущими глазами. Фамилия его оказалась Тюряев. Неприятная фамилия. Тут тебе и тюря, и тюрьма… Когда я вошла, Тюряев сморкался в мятый носовой платок, огромный, как простыня. Сморкался громко, как слон трубил.
– Простите, аллергия, – сказал он и спрятал платок в карман.
Он смотрел на меня испытующе, словно хотел понять: боюсь ли я?
Но мне нечего было бояться. Моя совесть была чиста. Поэтому на все вопросы я отвечала быстро и легко. Я чувствовала себя как на экзамене, когда главное – не молчать и не мямлить. Следователь, кажется, это оценил.
– Бойкая девица Евдокия Звонарева, – заметил он, в очередной раз высморкавшись в свой гигантский платок. – Значит, она у тебя за повара работала, а, Иван Федорыч? Что ж, теперь я не удивляюсь. Молодец. Так вот, Евдокия Звонарева, у нас тут, видишь ли ты, возникла некоторая неприятность, и она вроде как и к тебе отношение имеет. Готова ты нам помочь?
– Конечно, – ответила я.
– Отправляли мы тут, видишь ли ты, материалы для лабораторного исследования. Сельхозпродукция сама собой, а еще и на кухне у тебя санинспекторы пошустрили. Остатки пищи, смывы с оборудования. Потом рвотные ма… Ну, да это тебя не касается. И что же мы выяснили, Евдокия Звонарева, а? Не догадываешься?
– Отравление нитратами?
– Надо же, какая проницательная девица. А откуда же тебе известно про нитраты-то?
– Бабушка сказала, – пожала я плечами. – И вот еще газета.
– Ага, ага. Твоя правда, Евдокия. И бабушка твоя права. Действительно, нитратами. Очень неприятная вещь нитраты. Сам однажды так арбузом отравился – ой-ой-ой! Две недели в больнице провалялся. И с тех пор, видишь ли ты, страшно этой темой интересуюсь. Ты вот, наверное, и не знаешь, что овощей-фруктов без нитратов в принципе не бывает. Нитраты суть соли азотной кислоты…
На этом месте меня передернуло – как-то стало не по себе. Да что она привязалась ко мне, эта кислота?
– …биологическое питание растений, – продолжал разглагольствовать Тюряев. – Их везде полно! Не только в овощах и фруктах, а и в рыбе, и в мясе, в молоке, в консервах… Даже в табачном дыме они есть, даже в питьевой воде. Только в водке нет, но она, зараза, и без того вредная! Но что растениям – еда, то человеку – отрава. Да ты сама видала, чего я тебе говорю. Сначала тошнота, рвота, потом, пардон, понос. Печень увеличивается, давление падает. Сердце колотится, как у мыши. Это я тебе по своему горькому опыту говорю, помню, каково мне было после арбузика-то. И ведь знал, что не стоит брать ранний, да еще у дороги, а не сдержался. Покушал и едва жив остался. Лежу, помнится, трясет всего… А знаешь, что хуже всего? Что от такого отравления развивается в клетках кислородное голодание, и они, заразы, гибнут, натурально задыхаются! А значит, кровь портится в человеке. Гемоглобин падает. Вот, Евдокия Звонарева, видишь ли ты, какая история. И эта дрянь, повторюсь, везде. Где-то больше, где-то меньше. Арбузы вот здорово нитраты накапливают, опять же. Дыни тоже. Редиска. Ну и силос всякий – салат там, укроп, шпинат. В огурцах и капусте уже поменьше, и в моркови, и в кабачках. А меньше всего, знаешь, где? В фасоли и картофеле, а также в яблоках и помидорах. Чуешь, Евдокия Звонарева? В помидорах! Значит, понапрасну вас газетенка-то эта ославила. Ну да, людям ведь ничего не объяснишь. Как заберут себе в голову, что, мол, этого есть нельзя, так ни за что не станут, хоть им бесплатно давай!
Я пыталась собраться с мыслями. Получалось пока плохо.
– Сказать что хочешь, Евдокия Звонарева? Или спросить, где мы нашли такие-растакие нехорошие нитраты?
– Хочу спросить, – кивнула я. – Где?
– Неслыханное дело, скажу я тебе. Все, что на кухне сыскалось – и капустка, и морковь, и лучок, и помидорки, – все хорошее, годное, все без опаски кушать можно! А вот щи твои, Евдокия Звонарева, впору сами вместо удобрений использовать! Там, признаться, от щей-то одни ополоски остались, но и тех хватило бы, чтобы слона с ног свалить.
У меня было такое ощущение, словно меня схватили за шкирку, как котенка, и бросили вниз, в бездонный колодец, куда мне предстояло падать и падать, стремительно и неостановимо, беспомощно барахтаясь и крича от ужаса… И так целую вечность. Темные стены кабинета вращались, и не было в мире никого, кто бы помог мне, вытащил из этой кружащей и завывающей бездны. Но внезапно из тьмы протянулась рука и приостановила мое падение.
– Ты должна знать, кто это сделал, – сказал Тюряев.
Я подняла на него глаза и удивилась. Почему я сразу не заметила, что у него такое славное лицо – совсем некрасивое, но доброе?
– Ведь это не ты, так? – продолжал следователь. – Вряд ли ты мечтала таким образом улучшить вкусовые качества щей. Кстати, на беду, они и так были отменные, иначе рабочие не просили бы добавки… У тебя не было мотива злоумышлять против целого коллектива, да и не стала бы ты так спокойно спать в своей комнате, совершив такое страшное преступление. Значит, ты сама не знала, что сваренные тобою щи были… хм… с сюрпризом. Но ты ведь пробовала их, когда готовила? Так?
– Так.
Я действительно пробую, когда готовлю. Есть, кто не пробует, а я так не умею. Но щи я не только пробовала на соль и перец, я даже налила себе полтарелочки и съела за милую душу. Давно заметила, что когда насмотрюсь на обедающих, то после такой аппетит просыпается, ну, и съедаешь вдвое больше. Так уж лучше до обеда червячка заморить, чем потом облопаться! Но к тому моменту как Коля пришел, я уже даже и тарелку вымыла…
Коля пришел.
Коля…
– Коля… – сказала я.
Язык у меня ворочался тяжело, лицо онемело, как от обезболивающего укола у дантиста.
– Николай приходил? – переспросил Иван Федорович. Мне было страшно взглянуть ему в глаза, но, во всяком случае, голос у него был очень спокойный. – И… что делал?
– Помог мне. Шторы раздвинул, хлеб нарезал.
– Один в кухне оставался?
Я не могла вымолвить ни слова.
– Ну? Оставался?
– Да… Я разносила судки по столам, а он…
– Все ясно, – со вздохом, который в иной ситуации можно было бы расценить как вздох облегчения, сказал Иван Федорович.
Тюряев быстро писал что-то на листах сероватой бумаги.
– Да что ясно? – удивленно спросила бабушка, которой до этого не было ни видно, ни слышно. – Что ж тут ясного? У него ж у самого живот прихватило! Я ему таблетки давала! Бледный весь был, в поту…
– Да с чего же это он вспотел-то? – пришел и мой черед удивляться. – Он ведь щей и не ел вовсе!
– Не ел? – поднял голову Тюряев.
– Не ел.
– А обычно как? Обычно ел?
– Обычно ел. И добавки просил. А на этот раз – нет!
– Так он, может, собственной отравы надышался, вот и прихватило…
– Если бы он надышался, как вы изволили выразиться, у него были бы респираторные проблемы, – заметила бабушка.
– И это справедливо. Стало быть, боль в животе и прочие соответствующие недомогания он симулировал. Могло такое быть? Вполне. Если не возражаете, я вас покину на минутку, мне тут надо распорядиться…
Тюряев вышел из кабинета. И я наконец смогла поплакать.
Разумеется, Коля не стал ждать, когда его арестуют. Доморощенного диверсанта задержали на трассе в девяти километрах от деревни. Он голосовал, и милицейский «газик» охотно принял на борт беглеца. Чиниться он не стал и очень скоро раскололся. Светлая идея всыпать удобрения в обед для работников хозяйства пришла в голову не ему, но главе конкурирующего предприятия. Глава, видимо, был мастак убивать одним выстрелом двух зайцев. Рабочие болеют, значит, некому собирать урожай, значит, срываются поставки, что дает конкуренту самую несомненную выгоду в плане реализации собственного товара… Да и к тому же репутация перловского тепличного хозяйства будет здорово подпорчена – людям рты не заткнешь, пойдут болтать, что работники отравились собственной продукцией, сверх меры напичканной опасными для здоровья удобрениями. Сейчас любят и поговорить на телевидении, и написать в прессе про опасные фрукты и овощи, про здоровый образ жизни и здоровое питание… Наслушается обыватель таких разговоров, пойдет по рынку – ан в яблочках консерванты, в колбаске нитрит натрия, в яйцах сальмонелла, а в йогуртах генетически модифицированные добавки. Но есть-то что-то ведь надо, так? Вот и ест обыватель все те же вредные продукты, да только без удовольствия, отплевываясь и сетуя на горестную судьбу, зарабатывает себе изжогу и язву… Такой хорошо запомнит, что про чьи-то помидоры сказали, мол, ядовитые, и дотошно выспросит: не те ли, мол? Точно? А все-таки? Во-он оно что! И пойдет себе, гордый, к иностранным помидорам, выращенным на гидропонике, без вкуса и без запаха, зато с непоруганным добрым именем.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Любовь к ближнему - Паскаль Брюкнер - Современная проза
- Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории - Морис Дрюон - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
- Все проплывающие - Юрий Буйда - Современная проза
- Ярость - Салман Рушди - Современная проза
- Жена декабриста - Марина Аромштан - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза