Рейтинговые книги
Читем онлайн Погоня - Кирилл Шелестов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 39

— Будем сейчас в доктора играть, дяде голову чинить, — объяснил он Артемке. — Тебе самое главное доверим — фонарик держать.

Он передал фонарик Артемке, показав, как именно надо светить. В отличие от Насти, Артемку кровь не пугала, он разглядывал мои травмы с любопытством.

— Пло-ха, — сказал он и погрозил мне пальцем.

— Конечно, плохо, — подтвердил отец Климент. — А мы будем дяде делать хорошо. Только не дергай рукой, ровно свети, чтоб я дяде ненароком ухо к носу не пришил.

Отец Климент выстриг мне макушку, потом достал откуда-то огромную почерневшую иглу и прокалил ее над огнем спички. Леску он снял с удочки, окунул в святую воду, взглянул на Настю, неодобрительно крякнул и протер зеленкой.

— Ну, с Богом, — вздохнул он, закончив приготовления. — Настена, а ты что бледная? Не тебя ж зашивать будем. Улыбнись, сестренка, а то ты мне пациента напугаешь. Он и так весь трясется, еще сбежит со страху.

— Шей, шутник, — проворчал я.

— Святой водички попьешь? — предложил отец Климент. — Заместо наркоза?

— Обойдусь.

После первого стежка я взвыл.

— Больно? — спросил отец Климент.

— А сам как думаешь? — ответил я сердито.

— Ты кричи, если хочешь, — разрешил он.

— Не хочу, — огрызнулся я.

Пока он зашивал макушку, мне удавалось обходиться сдавленным мычанием. Настя не сводила с меня глаз, полных слез и сострадания.

— С башкой закончили! — объявил отец Климент, завязывая леску и обкусывая концы. — Как новая. Можно опять пробивать. Теперь только бровь осталась.

— Бровь? — переспросил я.

— А куда деваться? Она вон до кости расползлась.

— Дай святой водички, — попросил я, преодолевая нервную дрожь.

Возможно, святая вода и являлась прекрасным дезинфицирующим средством, но в качестве анестетика она никуда не годилась. Гулкие своды святого места огласились моими неподобающими речитативами.

— Ты че разорался-то? — корил меня отец Климент. — Терпи, мухач, полутяжем будешь.

Наконец, все было позади. Отец Климент с удовлетворением меня осмотрел.

— Другое дело! — заметил он, заново бинтуя мне голову. — Красавец, хоть женись.

Я заглянул в осколок зеркала и подумал, что желающих выйти замуж за обладателя такой рожи найдется немного. Отец Климент встал и разогнул спину.

— Долго возились, — проговорил он. — Уж начало седьмого. Зато дождик, кажись, закончился, может, днем и солнышко выглянет, три дня его не было. Вы отдыхайте, а я за ребят за наших помолюсь, чтоб души их Господь упокоил.

Я лег на матрас, сжав зубы, стараясь не замечать пульсирующей боли.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила Настя.

— Нет, спасибо.

Настя села неподалеку, завернувшись в одеяло до подбородка. Вид у нее был печальный. Отец Климент отошел к аналою и принялся листать канонник.

— Пойдем, Артемка, помолимся, — позвал он.

Но на сей раз Артемка не последовал за ним. Он подошел к Насте, сунул ей кусок картона со своими каракулями и что-то промычал.

— Я не понимаю, — виновато улыбнулась Настя.

Отец Климент обернулся к ним.

— Он хочет, чтоб ты ему нарисовала что-нибудь, — пояснил он. — Он и ко мне пристает, да я не умею. Артемка, как она тебе в темноте рисовать будет? — чуть повысил он голос. — Дождись, пока рассветет.

Но Артемка не хотел ждать, он мычал и теребил Настю.

— У нас ведь и карандашей нет, ты все сгрыз, — увещевал его отец Климент.

— Погодите, у меня есть, — спохватилась Настя.

Порывшись в сумке, она достала яркий розовый фломастер и протянула Артемке. Тот с радостным урчанием зажал его в кулак и тут же принялся яростно чертить им по картонке. Настя мягко его остановила.

— Давай вместе. Я буду тебе помогать...

Водя его рукой, она принялась рисовать.

— Смотри, вот цветок. Похоже? А это — дерево. Вот ветви, вот листочки. А это кошка. Давай ей хвост сделаем большой и пушистый.

Артемка восторженно булькал.

— Ловко у тебя получается, — похвалил отец Климент, наблюдавший за ними. — Ладно, вы рисуйте, а я своим делом займусь.

Он углубился в чтение молитв. Некоторое время слышались его негромкий монотонный голос, шепот Насти, что-то объяснявшей Артемке, и его радостные взвизги. Потом Артемка, не выпуская фломастера, поднялся и потянул Настю внутрь храма. Придерживая одеяло, она последовала за ним. Артемка остановился возле отца Климента и показал на фреску с тонким печальным ликом Божьей Матери.

— Бог! — важно сказал Артемка Насте.

— Не Бог, а Богородица, — поправил отец Климент, перекрестившись. — Сколько раз тебе повторять.

Артемка еще раз посмотрел на фреску, потом на него, потом на Настю.

— Мам-ма, — выговорил он.

Отец Климент оторопел.

— Господи! — пробормотал он. — Богородицу мамой назвал!

И он вновь перекрестился.

— Мам-ма, — гордо повторил Артемка.

***

Позже, когда рассвело, отец Климент накинул поверх рясы ватник.

— Мы с Артемкой в деревню двинем, — сказал он. — Дров Алевтине наколем, одежду вашу простирнем, заодно еды вам какой-нибудь сообразим. А вы поспите, если получится.

Они ушли, и мы с Настей остались одни. Я лежал на спине, сложив руки на груди, прикрыв глаза и стараясь не двигаться, чтобы не будить боль. В полумраке надо мной парила сострадательная Богородица, и тусклая лампада освещала суровый лик Спасителя. Было тихо, лишь снаружи изредка доносились непривычные чужие звуки. Настя, накрыв меня одеялами, села рядом, обхватив колени и уткнув в них подбородок. Я чувствовал на себе ее взгляд, полный заботы и тревоги. Мне хотелось сказать ей что-то теплое, благодарное, но у меня не было сил, я как-то ужасно устал.

Постепенно я согрелся, боль отступила, ее сменило полузабытье. На волнах жара, как на подушках, я медленно поднимался вверх, выше и выше, в белесый, разреженный воздух, начинал там задыхаться, судорожно ловил ртом кислород и вдруг проваливался вниз, в темноту. Я падал на жесткий, холодный, мокрый асфальт, хотел встать и не мог. Я валялся под мелким злым дождем, а рядом лежал расстрелянный Бык. Моя голова упирались в колесо автомобиля, где Хромой и Теща плавали в собственной крови, как консервы в томате. И Бык, и Теща, и Хромой были мертвы, их уже не было здесь, а я еще оставался. Но я не хотел. Я не хотел здесь быть. Я хотел к ним, в смерть.

«Господи! — думал я. — Зачем ты дал мне жизнь? Чего ты ожидал от меня? Добра? Я не служил добру. Я служил тем, кто грабил и убивал за деньги. Я делал зло, потому что боялся показаться слабым и потому что зло легче творить, чем добро. Я ломал чужие судьбы, придумывал, как обокрасть государство, спал со шлюхами, лгал, предавал, бил. У меня нет семьи и нет друзей. Мой сын называет отцом постороннего человека. Я никому не помог и никого не спас. Меня разыскивает милиция и бандиты.

Я не оправдал твоих надежд. Мне больно и стыдно. Не прощай меня. Я знаю, ты милосерд, но я прошу тебя, не прощай. Размажь меня кровавым ошметком по тротуару или брось подыхать здесь, на полу, в забытой тобой церкви. Только возьми из этого мира, который ты любишь и прощаешь, а я презираю. Я не приму его законов. Я не смирюсь, Господи, ты же знаешь, я не смирюсь».

Мне мерещилось дуло пистолета, направленное мне в грудь. Я видел вспышку и летевшую в меня пулю. И мое сердце, полное тоски и отчаяния, вырывалось из груди, летело навстречу пуле, сталкивалось с ней и разбивалось вдребезги, как стеклянная игрушка. Я испытывал мгновенное счастье оттого, что все кончено. А затем кошмар повторялся.

* * *

Вечером сокамерники Храповицкого устраивались перед телевизором. Смотрели в основном новости и развлекательную программу, в которой выступали эстрадные юмористы. Во время этих вечерних сеансов Серега предавался любимому занятию — изводил Мишаню.

— Боюся я за тебя, Мишаня, — вздыхал Серега. — Как ты в зону поднимешься? Зачморит тебя братва!

— За что же меня чморить? — пугался Мишаня.

— Ниче себе, он еще спрашивает! Да взять одно только, что женка твоя с Обрубком живет.

— Ни с кем она не живет!

— Живет, живет, сам знаешь.

— Не живет! — кричал Мишаня в отчаянии.

— Тише вы! — шикал на них Паша, неповоротливый бугай, попавший в камеру за нанесение тяжких увечий. И новости, и юмористическую передачу Паша смотрел серьезно и вдумчиво, без улыбки, пытаясь вникнуть в содержание.

— Не мешай людям, — переадресовал Серега Мишане Пашин упрек. Выждав секунду и понизив голос, он продолжил: — А почему ж тогда от нее такие сидора здоровые пропускают? Ни от кого столько хавчика не принимают, всем запрещают, а ей разрешают.

— Всем разрешают! Просто она меня любит!

— А нас, значит, по-твоему, никто не любит?! Вот это залепил! — Серега с напускным возмущением оглядывался на товарищей по камере. — Слышь, как он нас обозвал?! Мне даже повторить неудобняк.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 39
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Погоня - Кирилл Шелестов бесплатно.

Оставить комментарий