Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик оставил Тарзана и быстро побежал к лесу. На ногах, обутых в меховые унты, у него были странные короткие лыжи. Он бежал по следу, оставленному Тарзаном.
Добежал до леса, покрутился, исчез на деревьями.
Тарзан лежал, ждал. Даже если бы он захотел, — он не смог бы никуда уйти.
Старика долго не было. Кто знает, сколько километров он отмахал, что видел, заметил, что понял. Но вернулся он хоть и не скоро, но с ясным лицом.
— Издалека шёл! Живой пёс, настоящий, — сообщил старик, подбежав. Дышал он ровно, как будто и не бегал никуда. — Ну, пойдем в мою избу. Тебя как звать? Меня — Стёпка.
Он двинулся было, но, взглянув на Тарзана, покачал головой.
— Э, да ты сам не пойдешь. Тебе, однако, помогать надо!
В избушке было тесно, непривычно, но тепло.
Стёпка разжег печку, сварил мороженой рыбы и вывалил её в большую деревянную чашку.
Обжигаясь и давясь, Тарзан стал хватать рыбу, не ощущая вкуса. Только когда чашка начала пустеть, он почувствовал вкус и вспомнил, что что-то похожее ел уже однажды — там, далеко, в давно прошедшей жизни.
Наевшись, он просто упал возле чашки, не найдя в себе силы даже выбрать себе место.
Степка критически оглядел его, встал.
— Ну, спи-отдыхай. Вон какой круглый стал! А ты пес непростой. Городской пёс-то, однако. Ничего не знаешь, не понимаешь. И как дошел?
Степка взял чашку, поставил на стол. Котел с рыбой выставил за дверь, на полку в маленькой холодной клети.
— Больше тебе жрать нельзя, однако, — а то опять сдохнешь. А Стёпка пойдет, ещё погуляет маленько. У Степки дел накопилось много. Болел Стёпка. Видно, потому и не знал, что в тайге творится, о чём говорят.
Вечером Степка, раздевшись до рубахи, присел над Тарзаном. Осмотрел спину, заглянул в пасть.
— Э, старый ты, однако! Как такой старый через Лонк-Сур-Я, пастбище духов, прошел? Что жрал? Хвою, однако.
Степка качал головой.
— Вижу, не простой ты пёс, и не зря сюда пришел. А вот зачем — как узнать?
Он перевернул Тарзана на спину. Погладил. С брюха стала кусками — кое-где вместе с кожей — отваливаться шерсть. Степка озабоченно кивал головой.
Тарзан терпел, только изредка поскуливал и потявкивал, как обиженный щенок.
— Ты лежи, жди. Сейчас тебя лечить буду. Фершал я хороший. Сам себя от смерти вылечил, однако.
Он стал прикладывать к красным, обнаженным пятнам на животе Тарзана вываренную березовую кору, смешанную с густым отваром подорожника. Густо обмазал все брюхо, переложил спиной вверх. Осмотрел лапы — и их обмазал пахучими снадобьями. Завернул Тарзана тряпкой, забинтовал лапы, и даже хвост.
Потом снова налил полную чашку густого рыбного варева.
— Жри! Тебе поправляться надо.
Тарзану было больно, он отворачивался от еды, поскуливал.
— Жри, говорю! Сегодня только рыба, завтра мяса добуду — у меня в лабазе припасы.
Тарзан из вежливости похлебал из чашки. Положил морду на обмотанные тряпицами лапы. Задремал.
А Степка, затеплив керосиновую лампу, сидел за столом и думал. Черный от загара лоб прорезали глубокие морщины. Степка вздыхал и качал головой.
— Однако, ничего не придумаю один. Надо Катьку звать. Она годами постарше, видела больше.
Катька пришла через несколько дней.
— Живой ещё? — сказала она вместо приветствия.
— Недавно чуть не помер. Однако даже в лодку с тенями сел, да потом очнулся.
Катька пожевала черными губами. Сняла старую доху, под которой оказалась телогрейка. Сняла и телогрейку, стащила пимы и блаженно вытянула ноги в чулках, связанных в одну иголку.
Ноги были толстые, искривленные.
— А я ходить плохо стала, — пожаловалась она. — Раньше, бывало, на лыжах до поселка за день добегала. А теперь и думать боюсь. Как до сельпо дойти? Мука кончилась, спичек мало, соли.
— Соли дам, и спичек дам, — сказал Степка. — Муки тоже дам, только у меня у самого мало.
Показал на Тарзана, который мирно дремал у них под ногами, спиной к печке.
— Вот показать тебе хотел.
Старуха внимательно посмотрела на пса.
— У таких, говорят, три глаза. Один на лбу, под шерстью. Он этим глазом духов видит.
— И я то же самое подумал, — сказал Степка. — Только не пойму, как он до Югана добежал, если городской.
— Откель знаешь, что городской?
— А ты погляди. Это он сейчас шибко худой, больной. А был-то, видно, что лошадь. И тайги совсем не знает.
Катька стала качать головой из стороны в сторону. Думать.
Степка молчал, ждал.
Наконец Катька сказала:
— Шкура у него плохая. Доху не сошьешь. Разве шерстяной пояс связать? А то что-то спина болит.
— Тьфу ты! — в сердцах сказал Степка, даже ногой притопнул. — Долго думала, — сказала глупое.
Тарзан поднял голову, внимательно посмотрел на Степку, на Катьку. Потом приподнялся, пошатываясь, и легонько зарычал.
Старики уставились на него.
— Это он на тебя, дуру, рычит, — сказал Степка.
— Ну, раз я дура, так пойду домой, — ответила Катька. — Даже муки не возьму.
— Тьфу! Опять дура! Я тебя для чего позвал? Муки дать?
— Не знаю, — Катька поджала сморщенные черные губы. — А только ругань твою слушать не хочу.
Степка сказал:
— Ладно. Ты сама видишь, пёс какой. Надо нам его судьбу узнать. Путь его выведать.
Катька молчала.
— Ну? — сказал Степка. — Ты шаманить умеешь?
Катька открыла рот, полный белых — своих! — зубов:
— Да что ты! Чего надумал! Я и не помню, какой шаман бывает!
— Ты же рассказывала, — твой отец шаманом был.
— Мой отец давно ушел. А бубен-унтувун и гишу студенты в музей увезли.
— Ишь ты! Какие слова помнишь! — восхитился Степка.
— И ломболон унесли. Какой шаманить! Язык свой забыла!..
Катька подперла морщинистую щеку черной рукой.
— Я ведь в девчонках два года с тунгусами прожила, под Турой. Их язык знала, — сейчас забыла. И слова это ихние. Своих не помню, однако. Старая стала.
Степка помрачнел. Потом лицо внезапно его посветлело.
— В тайге, слышь, тропы остались.
— Знаю, — отозвалась Катька.
— Засечки там на старых соснах.
— Знаю. Только по тем тропам давно никто не ходит.
— Мы разве знаем? — спросил Степка. — Тропа травой заросла, но эвенк так ходит — траву не примнет.
Катька покачала головой.
— Когда тут последний раз эвенк проходил, ты помнишь? И я не помню. Отец говорил — раньше они сюда часто ходили.
Степка упрямо повторил:
— А может, и сейчас ходят. Мы не видим — они ходят.
— Ну, пусть ходят. И что?
— У них шаманы еще есть. Они сильный народ, не такие, как мы.
— Теперь ты глупость говоришь, — покачала головой Катька. — Они тоже теперь в избах живут, телевизор смотрят. Диких-то тунгусов не осталось, поди.
И оба замолчали.
Трещали березовые поленца в печке. Гудело в трубе. За окошком было темно, и мороз наваливался на стекло всей своей мощной, тяжелой белой грудью.
— Ладно, — сказала наконец Катька. — На той стороне Лонтен-Я живет один тунгус. Далеко, а у меня ноги болят…
— А ты санки возьми, — сказал Степка.
— А кто санки повезет? Твой кобель?
Степка с сомнением посмотрел на Тарзана. Вздохнул.
— Ладно. Пусть собака сил набирается, ест, раны зализывает. Когда оклемается, — я сам шамана найду. Верную тропу скажешь?
Катька поджала губы, подумала.
— Муки дай, однако.
Раны заживали трудно. Степка чего только не придумывал: дегтем смазывал, распаренную пихтовую хвою прикладывал, камень грел — на брюхо псу клал, в тряпицу замотав. Тарзан терпел. Но на брюхе оставались красные по краям, зияющие раны с пульсирующей паутиной синих сосудов.
Потом Степка нашел в чулане городскую аптечку. Догадался: развел белый порошок из склянки, стал примочки делать. Сначала дело не ладилось, а потом Тарзан вдруг лизать раны начал, беспокоиться, даже лапами чесал.
— Э! — смекнул Степка. — Лекарство помогает, однако!
Он с уважением посмотрел на склянку, с натугой прочитал непонятное слово, написанное мелкими синими буковками.
— Белый человек хорошее лекарство делал! Теперь буду собак лечить.
Оставшиеся склянки бережно обернул тряпкой, положил в консервную жестянку и поставил на полку в красном углу. Пупыг-норма полка называлась — так старики говорили. На полке раньше боги стояли, и разные полезные амулеты: лягушачьи лапы, сушеные ящерки.
Теперь на этой полке стояла рамка с портретом Степки: Степка был молодой, красивый, в городском пиджаке. Он тогда жениться надумал, пиджак купил, а невесте — в подарок — большой котел.
Только не понравился подарок невесте. И в тот же вечер в буфете маленького аэровокзала Степка пропил и котел, и пиджак, и все деньги.
А фотография осталась, — в ателье делали; Степка сразу, как пиджак надел, в ателье пошел. Хотел фотографию тоже невесте на память подарить.
Теперь рядом с фотографией, желтой, засиженной мухами, лежало и чудодейственное лекарство.
- Восход дальней звезды - Александр Родной - Прочие приключения / Периодические издания / Триллер
- По ту сторону страха - Джей Форд - Триллер
- Арфеев - Даниил Юлианов - Остросюжетные любовные романы / Триллер / Эротика
- Нечто в воде - Кэтрин Стэдмен - Криминальный детектив / Триллер
- Иллюзия - Максим Шаттам - Детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Если ты видишь привидение… - Орландина Колман - Триллер
- Гипноз - Елена Артен - Триллер
- Во тьме - Максим Шаттам - Триллер
- Кто нашел, берет себе - Стивен Кинг - Триллер
- Тёмная сторона (СИ) - Розанова Юля - Триллер