Шрифт:
Интервал:
Закладка:
‹1825› – ‹март› 1831
Жалоба Цереры[150]
Снова гений жизни веет;Возвратилася весна;Холм на солнце зеленеет;Лед разрушила волна;Распустившийся дымитсяБлаговониями лес,И безоблачен глядитсяВ воды зеркальны Зевес;Всё цветет – лишь мой единыйНе взойдет прекрасный цвет:Прозерпины, ПрозерпиныНа земле моей уж нет.
Я везде ее искала,В днéвном свете и в ночи;Все за ней я посылалаАполлоновы лучи;Но ее под сводом небаНе нашел всезрящий бог;А подземной тьмы ЭребаЛуч его пронзить не мог:Те брега недостижимы,И богам их страшен вид…Там она! неумолимыйЕю властвует Аид.
Кто ж мое во мрак ПлутонаСлово к ней перенесет?Вечно ходит челн Харона,Но лишь тени он берет.Жизнь подземного страшится;Недоступен ад и тих;И с тех пор, как он стремится,Стикс не видывал живых;Тьма дорог туда низводит;Ни одной оттуда нет;И отшедший не приходитНикогда опять на свет.
Сколь завидна мне, печальной,Участь смертных матерей!Легкий пламень погребальныйВозвращает им детей;А для нас, богов нетленных,Что усладою утрат?Нас, безрадостно-блаженных,Парки строгие щадят…Парки, парки, поспешитеС неба в ад меня послать;Прав богини не щадите:Вы обрадуете мать.
В тот предел – где, утешеньюИ веселию чужда,Дочь живет – свободной теньюПолетела б я тогда;Близ супруга, на престоле,Мне предстала бы она,Грустной думою о волеИ о матери полна;И ко мне бы взор склонился,И меня узнал бы он,И над нами б прослезилсяСам безжалостный Плутон.
Тщетный призрак! стон напрасный!Всё одним путем небесХодит Гелиос прекрасный;Всё навек решил Зевес;Жизнью горнею доволен,Ненавидя адску ночь,Он и сам отдать не воленМне утраченную дочь.Там ей быть, доколь АидаНе осветит АполлонИли радугой ИридаНе сойдет на Ахерон!
Нет ли ж мне чего от милой,В сладкопамятный завет:Что осталось всё, как было,Что для нас разлуки нет?Нет ли тайных уз, чтоб имиСнова сблизить мать и дочь,Мертвых с милыми живыми,С светлым днем подземну ночь?…Так, не все следы пропали!К ней дойдет мой нежный клик:Нам святые боги далиУсладительный язык.
В те часы, как хлад БореяГубит нежных чад весны,Листья падают, желтея,И леса обнажены:Из руки Вертумна щедройСемя жизни взять спешуИ, его в земное недроБросив, Стиксу приношу;Сердцу дочери вверяюТайный дар моей рукиИ, скорбя, в нем посылаюВесть любви, залог тоски.
Но когда с небес слетаетВслед за бурями весна:В мертвом снова жизнь играет,Солнце греет семена;И, умершие для взора,Вняв они весны привет,Из подземного затвораРвутся радостно на свет:Лист выходит в область неба,Корень ищет тьмы ночной;Лист живет лучами Феба,Корень – Стиксовой струей.
Ими та́инственно слитаОбласть тьмы с страною дня,И приходят от КоцитаС ними вести для меня;И ко мне в живом дыханьеМолодых цветов весныПодымается признанье,Глас родной из глубины;Он разлуку услаждает,Он душе моей твердит:Что любовь не умираетИ в отшедших за Коцит.
О! приветствую вас, чадаРасцветающих полей;Вы тоски моей услада,Образ дочери моей;Вас налью благоуханьем,Напою живой росойИ с Аврориным сияньемПоравняю красотой;Пусть весной природы младость,Пусть осенний мрак полейИ мою вещают радостьИ печаль души моей.
Март 1831
Суд божий над епископом[151]
Были и лето и осень дождливы;Были потоплены пажити, нивы;Хлеб на полях не созрел и пропал;Сделался голод; народ умирал.
Но у епископа милостью небаПолны амбары огромные хлеба;Жито сберег прошлогоднее он:Был осторожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный и нищийВ двери епископа, требуя пищи;Скуп и жесток был епископ Гаттон:Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело;Вот он решился на страшное дело:Бедных из ближних и дальних сторон,Слышно, скликает епископ Гаттон[152].
«Дожили мы до нежданного чуда:Вынул епископ добро из-под спуда;Бедных к себе на пирушку зовет», —Так говорил изумленный народ.
К сроку собралися званые гости,Бледные, чахлые, кожа да кости;Старый, огромный сарай отворён:В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сараяВсе пришлецы из окружного края…Как же их принял епископ Гаттон?Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный,Думает: «Будут мне все благодарны;Разом избавил я шуткой моейКрай наш голодный от жадных мышей»[153].
В замок епископ к себе возвратился,Ужинать сел, пировал, веселился,Спал, как невинный, и снов не видал…Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где виселиПредков портреты, и видит, что съелиМыши его живописный портрет,Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит…Вдруг он чудесную ведомость слышит:«Наша округа мышами полна,В житницах съеден весь хлеб до зерна».
Вот и другое в ушах загремело:«Бог на тебя за вчерашнее дело!Крепкий твой замок, епископ Гаттон,Мыши со всех осаждают сторон».
Ход был до Рейна от замка подземный;В страхе епископ дорогою темнойК берегу выйти из замка спешит:«В Реинской башне спасусь» (говорит).
Башня из реинских вод подымалась;Издали острым утесом казалась,Грозно из пены торчащим, она;Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится;К башне причалил, дверь запер и мчитсяВверх по гранитным крутым ступеням;В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты,Были решетками окна забиты,Ставни чугунные, каменный свод,Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться;На пол, зажмурив глаза, он ложится…Вдруг он испуган стенаньем глухим:Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он… кошка сидит и мяучит;Голос тот грешника давит и мучит;Мечется кошка; невесело ей:Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и крикомБога зовет в исступлении диком.Воет преступник… а мыши плывут…Ближе и ближе… доплыли… ползут.
Вот уж ему в расстоянии близкомСлышно, как лезут с роптаньем и писком;Слышно, как стену их лапки скребут;Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,Спереди, сзади, с боков, с высоты…Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,Грешнику в кости их жадно впустили,Весь по суставам раздернут был он…Так был наказан епископ Гаттон.
Март 1831
Роланд оруженосец[154]
Раз Карл Великий пировал;Чертог богато был украшен;Кругом ходил златой бокал;Огромный стол трещал от брашен;Гремел певцов избранных хор;Шумел веселый разговор;И гости вдоволь пили, ели,И лица их от вин горели.
Великий Карл сказал гостям:«Свершить нам должно подвиг трудный.Прилично ль веселиться нам,Когда еще Артусов чудныйНе завоеван талисман?[155]Его укравший великанЖивет в Арденском лесе темном,Он на щите его огромном».
Отважный Оливьер, Гварин,Силач Гемон, Наим Баварский,Агландский граф Милон, Мерлин,Такой услыша вызов царский,Из-за стола тотчас встают,Мечи тяжелые берут;Сверкают их стальные брони;Их боевые пляшут кони.
Тут сын Милонов молодойРоланд сказал: «Возьми, родитель,Меня с собой; я буду твойОруженосец и служитель.Ваш подвиг не по ле́там мне;Но ты позволь, чтоб на конеЯ вез, простым твоим слугою,Копье и щит твой за тобою».
В Арденский лес одним путемШесть бодрых витязей пустились,В средину въехали, потомДруг с другом братски разлучились.Младой Роланд с копьем, щитомСмиренно едет за отцом;Едва от радости он дышит;Бодрит коня; конь ржет и пышет.
И рыщут по́ лесу ониТри целых дня, три целых ночи;Устали сами; их кони́Совсем уж выбились из мочи;А великана всё им нет.Вот на четвертый день, в обед,Под дубом сенисто-широкимМилон забылся сном глубоким.
Роланд не спит. Вдруг видит он:В лесной дали, сквозь сумрак сеней,Блеснуло; и со всех сторонВскочило множество оленей,Живым испуганных лучом;И там, как туча, со щитом,Блистающим от талисмана,Валит громада великана.
Роланд глядит на пришлецаИ мыслит: «Что же ты за диво?Будить мне для тебя отцаНе к месту было бы учтиво;Здесь за него, пока он спит,Его копье, и добрый щит,И острый меч, и конь задорный,И сын Роланд, слуга проворный».
И вот он на бедро своеПовесил меч отцов тяжелый;Взял длинное его копьеИ за плеча рукою смелойЕго закинул крепкий щит;И вот он на коне сидит;И потихоньку удалился —Дабы отец не пробудился.
Его увидя, сморщил носС презреньем великан спесивый.«Откуда ты, молокосос?Не по тебе твой конь ретивый;Смотри, тебя длинней твой меч;Твой щит с твоих ребячьих плеч,Тебя переломив, свалится;Твое копье лишь мне годится».
«Дерзка твоя, как слышу, речь;Посмотрим, таково ли дело?Тяжел мой щит для детских плеч —Зато за ним стою я смело;Пусть неуч я – мой конь учен;Пускай я слаб – мой меч силен;Отведай нас; уж мы друг другуОкажем в честь тебе услугу».
Дубину великан взмахнул,Чтоб вдребезги разбить нахала,Но конь Роландов отпрыгнул;Дубина мимо просвистала.Роланд пустил в него копьем;Оно осталось с острием,Погнутым силой талисмана,В щите пронзенном великана.
Роланд отцовский меч большойСхватил обеими руками;Спешит схватить противник свой;Но крепко стиснут он ножнами;Еще меча он не извлек,Как руку левую отсекЕму наш витязь; кровь струею;Прочь отлетел и щит с рукою.
Завыл от боли великан,Кипучей кровию облитый:Утратив чудный талисман,Он вдруг остался без защиты;Вслед за щитом он побежал;Но по ногам вдогонку далЕму Роланд удар проворный:Он покатился глыбой черной.
Роланд, подняв отцовский меч,Одним ударом исполинуОтрушил голову от плеч;Свистя, кровь хлынула в долину.Щит великанов взяв потом,Он талисман, блиставший в нем(Осьмое чудо красотою),Искусной выломал рукою.
И в платье скрыл он взятый клад;Потом струей ручья лесноваС лица и с рук, с коня и с латСмыл кровь и прах и, севши сноваНа доброго коня, шажкомОтправился своим путемВ то место, где отец остался;Отец еще не просыпался.
С ним рядом лег Роланд и в сонГлубокий скоро погрузилсяИ спал, покуда сам МилонПод сумерки не пробудился.«Скорей, мой сын Роланд, вставай;Подай мой шлем, мой меч подай;Уж вечер; всюду мгла тумана;Опять не встретим великана».
Вот ездит он в лесу густомИ великана ищет снова;Роланд за ним с копьем, щитом —Но о случившемся ни слова.И вот они в долине той,Где жаркий совершился бой;Там виден был поток кровавый;В крови валялся труп безглавый.
Роланд глядит; своим глазамНе верит он: что за причина?Одно лишь туловище там;Но где же голова, дубина?Где панцирь, меч, рука и щит?Один ободранный лежитОбрубок мертвеца нагого;Следов не видно остального.
Труп осмотрев, Милон сказал:«Что за уродливая груда!Еще ни разу не видалНа свете я такого чуда:Чей это труп?… Вопрос смешной!Да это великан; другойУспел дать хищнику управу;Я прóспал честь мою и славу».
Великий Карл глядел в окноИ думал: «Страшно мне по чести;Где рыцари мои? ДавноПора б от них иметь нам вести.Но что?… Не герцог ли ГемонТам едет? Так, и держит онСвое копье перед собоюС отрубленною головою».
Гемон, с нахмуренным лицомПриближась, голову немуюСтряхнул с копья перед крыльцомИ Карлу так сказал: «ПлохуюДобычу я завоевал;Я этот клад в лесу достал,Где трое суток я скитался:Мне враг без головы попался».
Приехал за Гемоном вследТюрпин, усталый, бледный, тощий.«Со мною талисмана нет:Но вот вам дорогие мощи».Добычу снял Тюрпин с седла:То великанова былаРука, обвитая тряпицей,С его огромной рукавицей.
Сердит и сумрачен, НаимПриехал по следам Тюрпина,И великанова за нимВисела на седле дубина.«Кому достался талисман,Не знаю я; но великанМеня оставил в час кончиныНаследником своей дубины».
Шел рыцарь Оливьер пешком,Задумчивый и утомленный;Конь, великановым мечомИ панцирем обремененный,Едва копыта подымал.«Всё это с мертвеца я снял;Мне от победы мало чести;О талисмане ж нет и вести».
Вдали является ГваринС щитом огромным великана,И все кричат: «Вот паладин,Завоеватель талисмана!»Гварин, подъехав, говорит:«В лесу нашел я этот щит;Но обманулся я в надежде:Был талисман украден прежде».
Вот наконец и граф Милон.Печален, во вражде с собою,К дворцу тихонько едет онС потупленною головою.Роланд смиренно за отцомС его копьем, с его щитом,И светятся, как звезды ночи,Под шлемом удалые очи.
И вот они уж у крыльца,На коем Карл и паладиныИх ждут; тогда на щит отцаРоланд, сорвав с его срединыЗлатую бляху, утвердилСвой талисман и щит открыл…И луч блеснул с него чудесный,Как с черной тучи день небесный.
И грянуло со всех сторонШумящее рукоплесканье;И Карл сказал: «Ты, граф Милон,Исполнил наше упованье;Ты возвратил нам талисман;Тобой наказан великан;За славный подвиг в награжденьеПрими от нас благоволенье».
Милон, слова услыша те,Глаза на сына обращает…И что же? Перед ним в щите,Как солнце, талисман сияет.«Где это взял ты, молодец?»Роланд в ответ: «Прости, отец;Тебя будить я побоялсяИ с великаном сам подрался».
19 октября 1832
- Отрывки из "Большого завещания" и баллады - Франсуа Вийон - Поэзия
- Баллады - Алксандр Власов - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков - Поэзия
- Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет - Валентина Михайловна Курганова - Поэзия
- Европейская поэзия XIX века - Антология - Поэзия
- Стихи и поэмы - Константин Фофанов - Поэзия
- Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг. - Михаил Штих - Поэзия
- Стихотворения - Юрий Одарченко - Поэзия
- Петербург. Стихотворения - Андрей Белый - Поэзия