кивнула она. – Иисус Мария… Они так яростно сношались, что у меня не хватало рук зажимать своим малышам уши! Весь день и до самого утра. Уж поверь, в номере Батисты их в это время точно не было.
Ах, вот о чем был разговор рабочего, полячки и Фернандес! – догадался комиссар. Она им выговаривала за поставленную в реальном времени эротическую пьесу.
– Снимаю вопрос, – признал поражение Линарес. – Извините.
– И что, снова захотите задать его мне? Не красил ли я губы перед тем как отправил на тот свет укравшего мою жизнь ублюдка? – произнес едкий Саласар. – Уж поверьте, я бы не травил его, хотя возможно, как крыса и таракан, именно этого он больше всего заслуживает.
– У него был я, – сказал вдруг Макгиннел.
– Что? – удивились все.
– Хотя окурок, конечно, не мой, – добавил Энтони. – Мой – стакан из-под виски. Я приходил наладить контакт и предложить вариант, который придумали наши адвокаты.
– И? – попросил конкретики Линарес.
– Он выслушал меня, – ответил Макгиннел, – сказав, что еще одно предложение лишним не будет. «Посмотрим, кто вывалит на стол большую кучу денег», вот как он выразился.
– Еще одно предложение? – заинтересовался комиссар. – Что он имел в виду?
– Не знаю. Он говорил… ну, вы знаете… самодовольно. Расспрашивать его было неприятно.
– Понятно, – согласился Линарес. – А в чем заключалось ваше предложение, если не секрет?
– Оно не противоречило тому, что вчера озвучил синьор Молина. Разделить в равных долях. Так как он предложил то же самое, я отдельно и не упоминал. А женщина… – Макгиннел чуть смутился. – Она было до меня. Когда я пришел, Батиста попросил подождать. И кого-то выпроводил через дверь веранды. Я подумал, что это… Ну… Его постель была в беспорядке.
Комиссар еще раз с сомнением взглянул на Агнешку, но вспомнил о ее алиби, гарантированном Фернандес. Полистав блокнот, Линарес еще раз взглянул на записи, сделанные на вчерашнем собрании.
– А вы, синьор Хавьер, почему молчите? – спросил он неожиданно.
Хавьер Игнасио недоуменно заморгал.
– Вы же живете в том же отеле, где умер Батиста! И вам нечего сказать?
Взоры всех присутствующих перекрестились на незаметно, до этого времени, сидящем в своем углу маклере из Осуны.
– Но вы же не спрашивали, синьор комиссар! – воскликнул невзрачный торговец недвижимостью.
– Хорошенькое дело! – воскликнул Сильвио. – Да у него была лучшая возможность из нас всех!
– Я ничего не делал, – испуганно ответил Хавьер. – Честное слово!
– Но может быть, вы что-то заметили? – спросил Ортега.
– Нет, клянусь. Целыми днями я хожу по вашему городу, ищу подходящие объекты. А погибшего синьора, кроме вчерашнего собрания, видел всего раз – в коридоре.
– И что? – спросил Линарес без надежды.
– Ничего. Мы тогда еще не были знакомы.
Увы, допрос зашел в тупик. У Агнешки и Родригеса было твердое алиби. Саласар действительно не мог встречаться с Батистой – тот бы тогда сразу убрался из города и на этом его участие в истории с кладом закончилось. Рыжий признался в том, что был в номере – но представить его в роли отравителя было сложнее, чем Исабель Фернандес в вегетарианской столовой. Хавьер, по идее, мог бы отравить Батисту, из опасения, что тот заберет себе весь клад без остатка, но никаких улик, на это указывающих, не было.
Единственной зацепкой по-прежнему был окурок с помадой – и то, уничтоженный добросовестно выполняющей свою работу горничной. Рыжий американец предположил, что он принадлежал проститутке? Ну что ж, придется опросить всех ночных бабочек Санта-Моники. Не так-то уж их и много. Хотя… Какой смысл? Зачем им травить своего клиента? Что у него было кроме смены белья, занудного характера и пары фотографий в его дурацком портфеле?
– Интересно, почему вы допрашиваете только нас? – прохрипел Саласар, прерывая размышления Линареса.
– Что вы имеете в виду?
– Есть еще один человек, замешанный в этой истории не меньше любого из нас. Ваша Анна Моредо.
Энтони Макгиннел покачал головой от возмущения, но вслух ничего не сказал. Хосе тоже покривился, но скорее со смехом – от нелепости предположения Саласара.
– Вы в своем уме? – ответил комиссар. – Думаете, слепая наощупь пробралась через полгорода, выкурила на веранде Батисты сигаретку, отравила кувшин с водой, и незаметно вернулась обратно на свой трехногий стул?
В кабинете снова повисла тишина. Все слова, похоже, были сказаны. Мэр, согласно своей кипучей натуре, поглядывал на часы, мысленно находясь уже в следующих по плану делах.
– Хорошо. Давайте, на этом закончим, – предложил комиссар, поднимаясь. – Но я хочу, чтобы вы все запомнили то, что я вам сейчас скажу. Я найду того, кто это сделал. Обещаю. И, так как я почти уверен, что он сейчас находится в этой комнате, вам всем запрещено покидать пределы региона.
Перечить комиссару не стал никто, даже Саласар.
Комиссар позвонил в участок, чтобы Серхио Бунимара принес официальные бланки с запретом покидать Санта-Монику и ее окрестности, а также все необходимое для снятия отпечатков пальцев. Надо было проверить – правду ли говорят те, кто утверждает, что в номере Батисты их никогда не было.
В ожидании сержанта все вышли на свежий воздух. Который, впрочем, освежал мало – в конце августа в Санта-Монике было жарковато всегда.
В жизни не притрагивавшаяся к табачным изделиям Фернандес и закурившая тонкую длинную сигарету Агнешка вновь отошли в сторонку и продолжили свой разговор. Родригес, как приклеенный к польской красавице, также стоял рядом, изредка подкидывая в женский разговор неслышные с того места, где расположился комиссар, реплики.
Хавьер Игнасио стоял в одиночестве, возле крыльца, ковыряя носком туфли площадную брусчатку.
Саласар уселся с сигаретой, на скамейку, в тени молодых платанов, высаженных вдоль длинной стороны площади с обоих краев.
Комиссар достал из кармана пиджака трубку, изо всех сил борясь с желанием почувствовать зубами ее успокаивающий щербатый мундштук.
– Все носишь с собой? Тянет? – участливо поинтересовался Эмилио Ортега.
– В такие моменты – еще как, – признался комиссар.
Саласар поднялся со скамейки и подошел к ним. Покосившись на мэра, он произнес:
– Отдайте мне мое оружие, инспектор.
– Что? Сейчас!
Комиссар рассмеялся и спрятал трубку обратно в карман – слабость прошла.
Сильвио придвинулся к Линаресу и произнес полушепотом:
– Этого болвана отравили в тот момент, когда он жил под моим именем. Я думаю, что настоящая цель – это я. Верните мне мое оружие, комиссар. Я требую. Серьезно.
В словах Саласара было разумное зерно. Стать причиной еще одной смерти комиссару не хотелось.
– Хорошо. Я позвоню в участок, – сказал он, доставая телефон. – Но знайте, что я слежу за вами. И вы по-прежнему мне не нравитесь, Саласар.
– А кому я нравлюсь? –
