Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Заманчиво...
-- Еще бы! Визируй, -- пропыхтел председатель. -- Все уже одобрили.
Это значило, подпись референта последняя, договора заключены, поставки налажены, не сегодня-завтра можно форсировать строительство, и вообще визит Громова -- лишь дань вежливой формальности.
Арсен на уловку не поддался. Внимательно всмотрелся в проект, вопросительно постучал ногтем по двойным серым линиям бетонных меж. Экономическое обоснование преимуществ винтовой кавалерии выглядело на редкость изящно и убедительно. В свете предстоящих удобств не пугали и межи на посевных землях. Впрочем, другого ожидать не приходилось: бухгалтер у Громова мужик дотошный, считать умеет, зря на ветер средств не выбросит. Одна его фамилия Хапугин наводит страх на прожектеров. Поэтому проект Громова был, что называется, чистенький, выгодный и перспективный. Не найдя особых выпадов против природы, Арсен размашисто подписался в верхнем правом углу...
Письмо Дроботова ставило все с ног на голову, рождало смутное беспокойство. Настораживали даже не наивные аргументы, а фальшиво-агрессивный тон. Арсен подумал-подумал. И махнул в колхоз. Чуть ли не впервые он ехал не расследовать жалобу, а убеждать жалобщика в правильности собственного решения. "Если, конечно, оно правильно", -выскочила исподтишка ехидная мысль.
За Оредежем сушилось присобранное в копешки сено. Тот берег был высок и обрывист, в слоистых узорах багровых глин, с темными провалами пещер, уходящими под воду. А здесь жили осина, коза, крохотный жучишко неопределенного от изумрудных переливов цвета раскачивался на тоненькой былинке. В общем, ненаблюдаемая из окна кабинета природа!
Арсен подогнул руку и тихонько повалился на бок. У самых глаз раскинула круглые, с зубчиками, листья пастушья манжетка. На Украине ее называют калачиком. В детстве они дожидались, когда зеленые колокольчики отцветут, и поедали безвкусные лепешечки. Чем только в те годы ни набивали рты! И не от голода, упаси боже! От слитности с природой. Жевали цветы акации. Сосали головки молоденького клевера -- кашку. Скусывали прямо с вишневых стволов потеки солнечно-золотистого клея. Ели даже дудки молочая, если долго крутить их между ладонями и приговаривать;
Молочай, молочай! На меня ты не серчай! Горький вкус--корням! Сладкий сок -- друзьям!
Арсен пощекотал губы узким мохнато-бархатистым листком, растер его между пальцами, побил ими друг о дружку -- склеятся или нет? И поднял глаза. Солнце с гребня на гребень скакало по волнам Оредежа, растекалось поперек течения, тонуло под мостом... Осина изнемогала от зноя или страха. Коза, не заинтересовавшись его личностью, отвернулась и обметала горизонт грязно-белым хвостом.
И на все это с казематной беспощадностью ляжет непробиваемая для жизни бетонная броня!
Загипнотизированный ожиданием чего-то нового, еще более непривычного, Арсен без сопротивления перекатился на спину, встретил немигающий, мраморно-слепой зрачок огромного неба. Осиновая крона просеивала солнце. Тени листьев, выпукло-объемные против света, сбегались и в падении склевывали теплые золотые пятнышки, тут же просыпали их бархатными лучами. Лопатки -- из-под земли, сквозь рубашку -- тоже жег чей-то мудрый и загадочный взгляд. Тягучий ветер отогнул ветку. В лицо обрушился ослепляющий веер зноя, пробился искрами под сомкнутые веки, слился в черный круг, окаймленный переменчивыми радужными полосами, круг разделился на два -- по одному на каждый зажмуренный глаз -- и поплыл-закачался парой медленных черных солнц. Тяжелый шепот отделился от земли...
Арсен внезапно осознал, что стоит перед широким приземистым дотом с незрячими бойницами и тонким налетом мха по бетонному козырьку. У ж как там оно получалось, но он ясно различал надписи внутри дота. На осклизлой стене виднелось процарапанное острым: "Мы из Архангельска. 1966". Ниже, не под строчкой, а в толще бетона, словно утонув в нем, торопливым огрызком химического карандаша: "Осталось 3 патрона. Вася Цыбин". От дота с неодушевленной правильностью стелились во все стороны щупальца взлетных дорожек, глубоко врезанные в тело земли как нити капронового невода на обнаженном, со вздутыми мускулами человеческом торсе. По дорожкам, животами в руль, мчались на крылатых винтороллерах десятки Громовых -- мимо вставшей на цыпочки древовидной конопли, мимо березок-тройняшек, мимо исхудалой женской руки, которая оползала по осклизлой стене, впиваясь в бетон побелевшими ногтями: неровные светлые крапинки на них почти пропали, лишь кое-где едва угадывались. "К счастью, -- подумал Арсен. -- Говорят, ногти цветут -- к счастью..."
Блики черного солнца протиснулись под потолком, серыми полотнищами выстроили невесомые тени. Грустное и неподвижное, неслось навстречу прозрачное Ольгино лицо. Тяжелые зеленые волосы слегка шевелились -- как пугливые листья на ветру.
Арсен сделал шаг вперед, чтобы подхватить женщину. Он прекрасно осознавал, что Ольга давно умерла, что эта женщина, зябко кутающаяся в длинный, до земли, балахон, просто выдумка, удар взбесившегося воображения. Но ока вполне реально потянулась к нему.
-- Ты очень сильно просил меня. Вот я и пришла.
Он не взял ее временно оживленных рук, отшатнулся. Всеми чувствами, не поверившими зрению, он хорошо представлял себе, что именно за эти годы могло от нее остаться... Она укоризненно вздохнула:
-- Ты всегда твердо знал, когда и что надо делать.
Арсен глянул на ее ноги. Прямо сквозь балахон. Как во сне. И увидел босые, зябко потирающие один другой корни. На одном из них снеговым пятнышком застрял белый клочок облака.
...В Никитском Ботаническом саду, среди араукарий и бородатого тисса Ольга тосковала по тихим северным полянам, где колючий для взгляда вереск выстилает подступы к березам и валунам. Она хваталась за простертые к ней руки агав -- и натыкалась на толстокожие, равнодушные, глянцево-жирные листья. Врачи прописали ей юг, а она карабкалась в горы, бросалась в щедрые травы альпийского луга -- и не могла отыскать среди пышных труднопроизносимых рододендронов щемяще-неприметные, такие пушистые на слух горечавку, яснотку, кровохлебку, чьи названия сами просились на язык и, произнесенные, оставляли во рту вкус песетой радости и детства...
Ольга мужественно переносила море и пальмы. И все же таяла на глазах -взвинченная и всепрощающая. Это было особенно больно в ней. И обезоруживало. Только однажды она не упрекнула, нет, -- просто между прочим обронила:
-- Зачем ты привез меня к этим фикусам? Здешнему лесу плевать на человека. Он за меня не заступится.
И, высвободив ногу из больничного шлепанца, потерла ее о другую движением неуловимо-обыденным и в то же время самым-самым своим...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Живее всех живых (сборник) - Михаил Ардышев - Научная Фантастика
- Слышу ! Иду ! - Феликс Дымов - Научная Фантастика
- Расскажи мне про Стешиху, папа - Феликс Дымов - Научная Фантастика
- Стриж - Феликс Дымов - Научная Фантастика
- Прогулка - Феликс Дымов - Научная Фантастика
- Сотворение мира - Феликс Дымов - Научная Фантастика
- Гея: Альманах научной фантастики - Владимир Губарев - Научная Фантастика
- «Если», 2012 № 08 - Журнал «Если» - Научная Фантастика
- Синяя дорога - Жанна Браун - Научная Фантастика
- Комитет Правды - О. Палёк - Научная Фантастика