Народу в аэропорту с утра было немного. У самого входа в кафе в зале ожидания внимание Джордана привлек странный персонаж, разместившийся с ногами в высоких черных ботинках на сиденьях в крайнем ряду. Мужчина с густыми черными усами и основательной небритостью был одет в добротный темный драповый пиджак, на голове его была светлая полотняная кепка, но вместо брюк Джордан с удивлением увидел на незнакомце длинные, ниже колен, то ли трусы, то ли тонкие пляжные шорты ярко-красного цвета в белую звездочку. На полу рядом стоял объемистый полиэтиленовый пакет, похоже, с пустыми бутылками. Господин сидел, откинувшись на боковой поручень, лицо его было землисто-серого цвета, а голова то и дело падала на грудь. Похоже, ему было нехорошо.
Оглядевшись по сторонам, Джордан заметил прогуливающегося около обменника милиционера и поспешил к нему за помощью. Невысокий белобрысый веснушчатый сержант тут же подошел к сидевшему и стал о чем-то спрашивать его. Джордан, припомнив нравы московских стражей порядка, уже пожалел, что позвал милиционера, но тот быстро сбегал куда-то и вернулся с медсестрой в белом халате. Сняв с бродяги пиджак и закатав рукав лоснящейся от грязи клетчатой фланелевой рубахи, девушка сделала укол и высыпала ему в ладонь несколько таблеток. Сержант с добродушной улыбкой еще немного поговорил с мужчиной, лицо которого постепенно приобретало более здоровый оттенок. Тот кивнул головой и, прихватив свой багаж, потихоньку двинулся к выходу. Милиционер проводил его, придерживая под локоть.
Этот вроде бы незначительный эпизод неожиданно поднял Джордану настроение. Он сразу почувствовал себя увереннее в этом незнакомом городе и решил, что все здесь пройдет хорошо. Это ощущение еще только формировалось в его голове, когда телефон зазвонил, и он услышал извинения Леонида. Тому пришлось менять на дороге колесо, и он не слышал звонков Джордана. Теперь он уже ждал их на стоянке.
Леониду Гринбергу было под пятьдесят. Крупная круглая голова с чуть седеющими, коротко стриженными темными курчавыми волосами, плоский нос и бронзовый загар делали его похожим скорее на жителя северной Африки. Кроме него в машине оказалась очень полная молодая девушка в светлом летнем платье, казавшаяся поначалу немного смущенной.
– А это Лиза, моя дочь, – представил девушку Леонид. – Дело в том, что папа сейчас на приеме у врача, и Лизонька вызвалась пока показать вам город.
– Если профессор болен, – возразил Джордан, – мы ни в коем случае не будем его беспокоить.
– Нет-нет, – отозвалась Лиза нежным тоненьким голоском, таким неожиданным при ее комплекции. – Просто у дедушки сегодня плановый осмотр, и часа через три он освободится.
Леонид привез их к Андреевскому спуску и отправился по делам, договорившись с дочерью о месте встречи. Мягкое киевское солнце просеивало лучи сквозь пышный веер зелени, которая была здесь всюду. Казалось, этот привольно разместившийся на холмах у Днепра город был задуман и построен с мыслью о том, что люди и деревья должны всегда жить рядом, как одна большая семья.
Лиза, как заправский гид, рассказывала гостям о Владимирском соборе, доме Турбиных и других достопримечательностях. Обращалась она при этом к Вере, но, нет-нет, да и бросала, поправив длинную черную косу, быстрый взгляд в сторону Юры, который, чуть поотстав, щелкал фотки каким-то хитрым гаджетом.
Неторопливо двигаясь вниз по булыжному спуску в сторону Подола, Джордан рассматривал лотки со старыми тележными колесами, деревянными корытами и стиральными досками, натянутые вдоль заборов веревки с вязаными носками, полотенцами и белоснежными сарафанами, расшитыми ярким цветочным узором, картины с местными видами, приставленные к стенам старых домов с облупившейся штукатуркой, и балконы с красивыми железными оградами, державшиеся на честном слове. Зеленые ветки каштанов, покрытые частой завязью, тихо шелестели над головой, просвечивая на солнце широкими лапчатыми листьями.
Заиграл баян. Рядом, на парапете немолодой мужчина в вышитой украинской рубахе, надетой поверх потертых джинсов, растягивал меха и ловко перебирал пальцами по кнопкам, бросив рядом кепку. Лиза с Юрой остановились у прилавка, где были выставлены забавные глиняные фигурки чубатых запорожцев и дородных крестьянок, ярко раскрашенные неизвестным художником, а Вера и Джордан шли дальше. Остановившись на дощатом мостике, Вера положила руку на горячие от солнца шершавые чугунные перила и глубоко вздохнула.
– Знаешь, – медленно произнесла она, – когда я приезжаю в незнакомый город, всегда себя спрашиваю, хотелось бы мне тут жить или нет. Вот здесь я хотела бы жить.
– Почему здесь? – спросил Джордан, накрыв своей ладонью ее теплые пальцы.
Вера немного подумала.
– Здесь есть воздух, – коротко ответила она, и Джордан понял ее.
Внизу лежал Подол, широко раскинувшись у берега Днепра, как загулявший гоголевский казак. За рекой стоял белыми шеренгами в чистом поле современный спальный район, а наверху, на горе, где поставил когда-то крест сам святой апостол Андрей Первозванный, укротив и заставив вернуться в свои берега буйно разлившееся вокруг море, возвышалась бархатно-зелеными куполами, украшенными золотым позументом, безмолвная пятиглавая церковь.
Вернувшись назад, они прошли по Владимирской к Софийской площади, а оттуда к Золотым воротам. Конструкция из красного кирпича с подъемной решеткой хоть и выглядела внушительно, не вызвала у Джордана никаких эмоций. Было заметно, что это новая постройка, а остатки древней кладки на розоватом керамическом растворе были видны лишь изнутри у самого основания ворот.
– А поехали на Крещатик! – предложила Лиза, и вся компания двинулась к метро. Станция была похожа на княжеские палаты, сложенные из белого камня и украшенные мозаикой с ликами святых. Проехав одну остановку, они поднялись наверх и оказались на широкой улице, застроенной огромными зданиями из серовато-желтого камня. Под предводительством Лизы они направились в сторону Майдана.
Сначала Джордан не понял, почему эта улица, так напоминавшая центр Москвы, выглядит все же как-то иначе. Вдруг его осенило. Дело было в людях. После замкнутых, отчужденно спешащих по своим делам, безразлично глядящих сквозь тебя московских прохожих, спокойные, неторопливые киевляне, всегда готовые ответить на твой взгляд доброжелательной улыбкой, придавали Крещатику то тепло, которое, похоже, давно выветрилось с улиц Москвы.
Джордан, расслабившись, скользил взглядом по этим лицам, старым и молодым, мужским и женским, как вдруг его остановили чьи-то глаза, смотревшие на него в упор, как оптический прицел. В сквере, рядом с которым Юрий с Лизой остановились, чтобы купить всем мороженого, собралась небольшая толпа, состоявшая, в основном, из пожилых мужчин. Общим для всех этих людей, стоявших, кто с палкой, кто, опираясь на плечо более молодого спутника, было то, что у всех на головах были одинаковые военного образца фуражки с раздвоенным впереди околышем. На некоторых была и военная форма с орденами и медалями. Перед толпой суетился фотограф с треногой, а молодой крепкий мужчина с широким красным лицом заботливо расставлял стариков так, чтобы все попали в кадр. Человек десять подростков в скаутской форме присели перед позирующими. В то время, когда все уставились в объектив фотоаппарата, седой высокий мужчина с портупеей на коричневато-зеленом кителе, поджав тонкие губы, смотрел, не мигая, на Джордана и Веру. Почувствовав этот враждебный взгляд, Вера начала невольно оглядывать себя, пытаясь понять, что в ней так раздражает незнакомого старика.
– Наверное, ему не нравится твоя одежда, – прошептал Джордан, дотронувшись до белой футболки с надписью «Россия – Сочи 2014», в которую была одета Вера.
Сработала вспышка, и ветераны тут же возобновили дружеские беседы между собой. К смотревшему на них старику подошел один из скаутов, и тот что-то сказал ему на ухо. Мальчишка обернулся и посмотрел на Веру, которой протягивала мороженое Лиза.
– Трэба було ще бильш вбиваты поганых жидив та москалив,[1] – нарочито громко сказал старик, обращаясь к мальчику. Стоявшие рядом одобрительно рассмеялись. Джордан не понял сказанного, но увидел, как вспыхнули от стыда щеки Лизы. Девочка уже собиралась ответить, когда Вера положила руку ей на плечо и, легонько подтолкнув, заставила двинуться дальше. Скаут громко заржал и показал недоуменно смотревшему на него Юре средний палец. Недолго думая, тот ответил не менее характерным жестом, задействовав для этого обе руки. Здоровяк-организатор в высоких шнурованных ботинках сделал, было, пару шагов в их сторону, но решительный вид и заклеенная пластырем бровь Джордана оказались для него важным аргументом в пользу отступления.
Не успела Лиза прокомментировать инцидент, как рядом с ними остановилась машина Леонида.
