Форма входа
Читем онлайн Красное колесо. Узел II Октябрь Шестнадцатого - Александр Солженицын
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
А что делать – нам? Никто ни к чему не склонялся, ничего прямого не предлагал, а – рассуждали, рассуждали…
Воротынцев возвысил голос на несколько соседних столов:
– А – где измена? В чём? Кто из нас, господа, где видел случаи измены? Когда?
Никто не взялся ответить. Выслушали – и гудели, каждый себе.
Будь Воротынцев нисколько не подготовлен к мыслям о перевороте – он сейчас бы мог закипеть первее всех. Но уже отдумавши о том несколько недель, отведав на зуб крепость ответных аргументов, он пребывал вне решительности или гораздо дальше от неё, чем отъезжая из Румынии.
Неподатливый сапёрный полковник слушал-слушал:
– Да суду его предать за такую речь, мерзавца! У нас – всё безнаказанно. Бабьи сплетники, а не народные представители.
Один подполковник сказал, с видом будто знал: что Думу через несколько дней и разгонят. Что Штюрмер уже едет в Ставку получить подпись Государя на разгон.
Также и тут никто не осведомился: откуда?… Наступило время такое: кто что слышал. И большей частью передавали верно.
Так же и у Воротынцева был свой тайный источник. Сразу после завтрака пошёл к Свечину:
– Так приехал Гурочка! Я видел сам!
– Поздно вечером, да. И ночью сидел у старика. – Свечин качал неровным булыжником головы. – Старик плох, температура высокая. Но и хуже новость: Живой Труп в Ставку приехал. Вчера же.
Воротынцева взяло гадливостью, как проглотил скользкое:
– Откуда?? Он же во Франции!
– Наверно в Петрограде был. С каким-то докладом придуманным. Как мадмуазелям ордена прикалывал.
– На Алексеева летит? На свободное место?! – взревел Воротынцев.
– Безусловно. Эти вороны чуют далеко.
– Нахальство какое! Бессовестность какая! – расходился по малому кабинету. – Жилинский! Сейчас? Во главу всей армии?! Но ведь это же – конец!! Тогда – жить нельзя!! Тогда – ни минуты терпеть нельзя! А ты говоришь! Вот и нужно меры принимать! Самим! А то – так и будут назначать!
Сшибало надежды, обрезало по макушкам.
– Ну, не горячись. Репутация Жилинского всё же подмочена, не добавлять ещё к Штюрмеру и к Распутину. Мы теперь к репутациям чувствительней стали. Да и Михал Васильич, я думаю, ни за что не допустит, заманеврирует. Скорее сам лечиться не поедет, тут и умрёт, за столом.
Пошли в другое здание, в дом дежурства, искать Гурко.
В одной из малозначительных комнат нашли. Он! – остроусый, остроглазый, с подвижной быстрой головой. Сидел за столом, однако не вовсе письменным, и не своим, и даже на проходе, как случайный гость. На нём были кавалерийские погоны и два георгиевских креста, на груди и на шее, а прочих всех знаков не носил, как и академических аксельбантов, лишней путаницы, хотя и генштабист уже четверть века. И ещё несколько старших офицеров, не отнесенных к этой комнате, собрались тут с ним – не по службе, а по симпатии. Не было папок, подшитых приказов, ни даже карт, всех обязательных принадлежностей штабной работы, а – случайная стопка чистых листов, на которых и писали, черкали и считали, кому придётся и с какой придётся стороны. Гурко, с первыми-первыми серебринками на откиде густых прямых тёмных волос, взглянул, приподнялся, быстро приветливо пожал руку Свечину и Воротынцеву, нисколько им не удивясь, ни о чём не расспрашивая, а своим голосиной звонким сдерживаемым – не по росту генерала и не по этой комнате, а в ином бы месте развернуть его в иерихонское трубенье, – продолжал увлечённый разговор с офицерами, тон которого вошедшие быстро поняли и приняли. Совершенно не касаясь, почему именно здесь, сегодня, и именно с генералом Гурко это обсуждается, тут взвешивали соображения и цифры по такой идее генерала: в короткое время зимнего затишья, за несколько месяцев, возможно ли (уже до их прихода было решено, что – возможно), и – какими лучшими приёмами, и используя какие резервы, перестроить все полки русской армии от Балтийского до Чёрного моря из четырёхбатальонного состава в трёхбатальонный – и притом не дав противнику почувствовать ослабления военных действий? Выгоды замысла были очевидны: трёхбатальонные полки с самого начала были у немцев; так избегалось лишнее наполнение окопов поражаемой пассивной живой силой. Так можно было выиграть 48 новых дивизий или освободить только из первой линии больше миллиона человек.
Любимая мысль Воротынцева! – армию сократить? Схватился он, приник!
Выгоды были очевидны, но решиться делать так в третью зиму многогроможденной войны мог только генерал отчаянный, покоя не ищущий, да возвышением своим не дорожа, от должности не тая, – и только через то могущий получить полную свободу рук, независимость от Государя и ото всех, кто толкунцом мошкары вокруг него обращается.
Но именно таков и был 52-летний младший сын знаменитого Иосифа Гурко, фельдмаршала последней турецкой войны, штурмовавшего горы. Признаком подлинного полководца в Василии Гурко было то, что он никогда не останавливал свою деятельность на исполнении приказов и на границах своих обязанностей, но из каждого боевого случая, но из опыта своих частей и своих боёв не упускал извлекать опыт всеобщий и предлагать его всем. Так, уже седьмым изданием выходила его брошюра-инструкция о ведении позиционной войны на русском фронте – и шла нарасхват. И вот теперь, ещё и не назначенный начальником штаба Верховного, и всего-то на несколько недель, он не видел другого смысла своего взлёта, как произвести перестройку всей армии на полном ходу! – и именно сейчас, немедленно, чтобы снизить потери сегодня, чтобы выиграть войну завтра, а не ожидать благосонных послевоенных канцелярий и комитетов.
Такой замысел не мог не захватить! Свечин побыл и должен был уйти, а Воротынцев уже через пять минут добыл себе табуретку, придвинул к тому же столу и на тех же листах, вместе со всеми, писал, считал, чертил и спорил, как будто для того и шёл, для того был зван. Курили, говорили, доказывали, никакого внимания не обращая на чины, будто одинаковы с полным генералом и его адъютантом-ротмистром. Примерялись строгие быстрые глаза Гурко, сдержанный звонко-прерывистый голос называл, выбирал варианты, а Воротынцеву – жарко было, он просто пылал от счастья, давно-давно не прикасавшись к такой настоящей штабной работе!
Радость работы с талантливым человеком! Чем Гурко был замечателен: он поразительно быстро схватывал суть всякого дела, давал себя и переубедить, не упорствовал, – затем принимал ясное определённое решение, а уже в пределах задачи не вмешивался в мелочи.
Проблема быстро расширялась, не так легко её ограничить. Оставлять ли тогда дивизию из четырёх полков? А корпус из двух дивизий? Или единообразно всё по три? Упразднить до конца ненужные пехотные бригады? А артиллерию? Давно пора и батареи из шестиорудийных сделать по четыре: тоже простой стволов, тоже избыточный расход снарядов. Но осилить ли две переформировки сразу? И на пехотную дивизию нельзя оставить ослабленную до 24 пушек артиллерийскую бригаду. А удвоить число бригад? – надо пушки просить у союзников, не дадут. А бинокли, стереотрубы, буссоли, телефоны?…
Всю жизнь Воротынцев влёкся к решительным людям и отвращался от мямль. Решительнее же Гурко нельзя было даже вообразить. По его худому подвижному занятому лицу, по его оценкам в полслова можно было оценить и его самого. И как свободен от изумления, потупленности, потерянности перед внезапным резким расширением обязанностей, как естественно прирастает к новому назначению, ещё даже не назначенный! – как растение молча и просто растёт, не умея не расти. Только бы не удались козни Жилинского, только бы не передумал вечно переклончивый неверный Государь! Вот наконец своевременный человек, приходящий на своё прирождённое место! С такой быстротой и дерзостью ему подействовать бы год. Как ни уменьшились возможности полководца, а необходимость в нём не уменьшилась. Этому генералу год посидеть в Ставке – и русская армия победоносно кончит всемирную войну. Отсюда кажется, да: не проиграли мы ничего! Прав Свечин.
И что, в самом деле, дал так опуститься своим рукам?
Сам из того же материала, Воротынцев несоревновательно оценивал генерала Гурко через потресканный крашеный неписьменный стол бывшего окружного суда, оценивал – только с желанием въединиться в деятельный хвост его кометы.
Идя сюда, Воротынцев ещё удерживал затаённый смысл, даже построил вход: в Петрограде он встретился с Гучковым, вспоминали всех, и Гучков с особенным расположением и вниманием расспрашивал о Гурко. (И то не ложь, то – угаданная правда: говорили о кандидатах на алексеевское место, а если б Свечин уже в тот день мог назвать Гурко – разве меньше заволновался, заходил бы по кабинету Гучков? разве не в ту же связь поставил бы он назначение? не с теми же мыслями искал бы увидеться? Придумать так – даже долг перед Гучковым, неразгруженная обязанность перёд ним). Выразить это со значением – и вглядываться, высматривать в генерале встречную склонность?…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Красное колесо. Узел II Октябрь Шестнадцатого - Александр Солженицын бесплатно.
Похожие на Красное колесо. Узел II Октябрь Шестнадцатого - Александр Солженицын книги
- Группа «Янки» - Гарольд Койл - Альтернативная история
- ПЕРЕКРЕСТОК - Петр Хомяков - Альтернативная история
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА - Игорь БЕЛЫЙ - Альтернативная история
- Чёрный господарь - Мархуз - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Страна городов - Дмитрий Щёкин - Альтернативная история
- Дом - Таня Нордсвей - Альтернативная история / Исторические приключения
- Тайный путь - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Право на власть - Дмитрий Светлов - Альтернативная история
- Беглец из Кандагара - Холин Александр - Альтернативная история
