class="p">Марсельская бритва 
Поход в казино не принес ничего, кроме раздражения. Даже хозяина не увидел. Впрочем, на черта он мне сдался? Не буду же я принимать всерьез слова Папы Допуло о «других способах». Плюнуть, растереть и забыть!
 А вот главарь контрабандистов про меня не забыл.
 — Тебя человек поджидает, — уведомила меня Микри, стоило мне появиться во дворе.
 Посмотрел на невзрачного типа, полоскавшего пальцы в мраморной цистерне. Он заметил меня и кивнул: мол, узнал, себя показал, если понадоблюсь, я на месте.
 Присел за столик, Микри без капли смущения за случившееся ночью уселась напротив.
 Рассказал ей про свою беду.
 — Зря вы потащились к французам. Место с дурной славой. Нет, не то, чтобы я слышала, что люди пропадали… Просто публика там разная. И есть откровенные подонки. Один марселец… Он, люди рассказывают, сбежал из Франции. Девушке лицо бритвой исполосовал. Есть такой мерзкий обычай у местных сутенёров. Наказывают таким жутким способом провинившихся проституток, отказавшихся дальше работать.
 — Марселец? Он, случайно, не в красном колпаке ходит?
 — Он самый! Видел его?
 — Уже дважды! Ночью в кабачке и час назад у казино. Похоже, мне стоит еще раз наведаться в этот погребок.
 Мысль об этом меня посетила сразу, как обнаружилась пропажа Спенсера. Но до вечера винные погреба закрыты: убедился в этом, когда с Проскуриным проезжали мимо них.
 — Не стоит туда ходить одному.
 — У меня нет выбора. Зато есть это! — я приподнял полу сюртука, показав Микри ручку револьвера.
 Она покачала головой:
 — Вечно вы, мужчины, ищите неприятностей на свою голову.
 — Ты знаешь Проскурина из портовой таможни?
 — Его все знают.
 — Сбегай к нему и предупреди, что я ушел к французам. Пусть знает, где меня искать, если пропаду.
 Микри клятвенно пообещала выполнить задание для начинающей юной подпольщицы.
 Я встал, подошел к цистерне, пошептался с посланцем Папы Допуло и отправился на Дерибасовскую.
 Уже смеркалось, и кабачок открыл двери посетителям. Их было пока раз-два и обчелся. Хоровому пению придет черед ближе к ночи.
 Огляделся.
 Стены были выложены крупными каменными блоками. Свод довольно искусно образовывал правильную сферу и был изрядно закопчен. Узкий проход вел в другое темное помещение, наверное, в кухню. Не могут там Спенсера прятать?
 — Чего высматриваешь? — сердито окликнул меня кабатчик. — Заказывай или убирайся.
 — У вас поесть можно?
 — Где тут готовить? — удивился хозяин. — Мы же под землей. Сыру могу дать. И багет.
 — Давай свой сыр. И маленький кувшин вина. Есть хорошее белое? Не разбавленное?
 Кабатчик удалился, бурча что-то под нос и ни слова мне не ответив. Скоро вернулся, с шумом поставил на стол тарелку с твердым козьим сыром и глиняный незатейливый кувшинчик. Сообщить мне о сорте или названии вина он не посчитал нужным.
 Сыр оказался на высоте, вино явно подкачало. Но я не пить сюда пришел. Отщипывая кусочки сыра, продолжал наблюдать.
 Когда сыр закончился, а кувшинчик показал свое дно, в кабачок спустился тот самый марселец в красном колпаке, о котором меня предупреждала Микри. Прошел в сторону подсобки, как я окрестил темное помещение в глубине подвала, приняв сперва за кухню. Кого-то окликнул севшим голосом. К нему вышел его товарищ-неаполитанец, с которым ночью у них чуть не вышла ссора с поножовщиной. Уселись за дальний столик и яростно заспорили.
 Я не отводил от них глаз, и это заметили. Итальянец встал и вихляющей походкой направился в мою сторону.
 Не спрашивая разрешения, уселся рядом.
 Я бывал в Неаполе и прекрасно знал арсенал ужимок и руковерчения, которыми местные жители с древности привыкли дополнять свою речь — от умильного кручения указательным пальцем у кончика рта (отличная еда!) до похабных и угрожающих жестов. Поэтому меня не удивили ни его манеры, ни вызывающее поведение.
 — Что хочешь? — еле выговорил он по-русски и скорчил зверскую гримасу. Изобразить опасного типа ему было не трудно: правую щеку прочерчивал длинный узкий шрам от уха до подбородка.
 — Англичанина ищу, — ответил я, не убирая руки со стола. Хвататься за револьвер сейчас было бы глупо, слишком тесно.
 — Англичанина ищешь, — повторил он за мной как-то бездумно.
 — Мы были вчера здесь Он пропал. Думаю, он сейчас снова здесь, — я взглянул ему в глаза — в узкие прищуренные щелочки.
 — Думаешь, он здесь, — снова, как попка, повторил неаполитанец. Он широко раскрыл рот и изобразил попытку сунуть туда кулак, выражая таким жестом свою насмешку.
 — Уже не думаю — уверен, — ответил я твердо.
 — Тогда пойдем, — цыкнул он сквозь зубы.
 — Куда, на улицу?
 — Туда, — он махнул головой в сторону подсобки.
 — Спенсер там?
 — Увидишь!
 — Нет.Так дело не пойдет. Ты так и не ответил на мой вопрос.
 — Уже ответил, — ухмыльнулся он и изобразил нечто вроде нашего «зуб даю». Похоже, несколько штук уже кому-то дал. — Взгляни на свой член.
 Я, было, решил, что это новое оскорбление, но, опустив глаза, увидел, что к левому бедру прижата длинная узкая опасная раскладная бритва на черной слегка изогнутой ручке.
 — Полосну — истечешь кровью за полчаса, как свинья, — ощерился сквозь редкие зубы этот мараз, приставив к уху большой палец и покачав ладонью с намеком на ослиные уши. — В Неаполе, откуда я родом любой из каморры знает, с какого конца браться за бритву. И имеют свой знак!
 Ничего себе! Каморра! Неаполитанская мафия! Неужто он из этих?
 Он ткнул пальцем в свой шрам. Затем резко вытащил бритву из-под стола и прижал ее к моей щеке всей плоскостью лезвия.
 — Хочешь такой же? — рассмеялся хрипло. — Двигай ногами и свечу захвати.
 Я подхватил низкий канделябр с тремя свечами и пошел в подсобку. Неаполитанец последовал за мной. Марселец к нам присоединился, оставаясь за спиной своего подельника. Самый странный крестный ход на земле — я со свечами впереди, а за мной — уголовные рожи.
 Вошел в подсобку. Криминальная парочка притормозила у входа.
 Я посветил себе свечами, разгоняя полумрак. В подсобке было пусто. Лишь в углу стоял стол с наваленными на него кругами сыров и хлебом. Под столом в ряд стояло четыре бочонка с краниками почти у пола. Спенсера не было. Я вопросительно уставился на подельников у входа.
 — Мозгов не хватает сообразить? — спросил марселец и что-то гаркнул на французском: наверное, ругательство.
 — Люк в полу!