пошли.
— Куда?
— Увидишь.
Когда подошли к двери комскомитета, Витек малость завибрировал:
— Это чего, комитет?.. Базилевс, а чего сюда-то⁈ Я…
— Узнаешь.
И я втолкнул его в комнату.
Хафиз с каким-то незнакомым парнем мараковали над бумагами, листали их, лица были не то, чтобы хмурыми, но озабоченными. Ну, бюрократы, понятное дело.
Секретарь бросил на нас беглый взгляд.
— А, привет, ребята. Подождите чуток, присядьте вон там, — указал карандашом.
Мы присели. Комсомольские чиновники вполголоса поговорили о чем-то, затем Хафиз произнес:
— Ладно. Тут, я вижу, без комиссии не разберешься… Организуем. Все, старина, иди отдыхать, меня вон ребята ждут.
И проводив подчиненного, запер дверь на ключ.
— Так, товарищи комсомольцы! Прошу к столу. Комсомолец ведь, Ушаков?
— Ну…
— А ты без «ну».
— Конечно… да…
— М-да… — осуждающе протянул Хафиз. — И как же ты, комсомолец, докатился до такого? А? До фарцовки! По факту это что? Спекуляция. Уголовно наказуемое деяние. Статья 154. И ты не маленький, чтобы этого не понимать! Как так⁈
Он грозно изогнул левую бровь.
Витек уныло ссутулился.
— Плохо, мой юный друг! Очень плохо. Нет, главное, ты понял, как они тебя втянули в это болото? Сперва тряпками барахолить, потом еще что… Чем еще торговал?
— Э-э… сигареты там, жвачка… мелочь всякая…
— Мелочь… Вот тебе и мелочь! Нет, ты понял, что они тебя сперва заманили, а потом башку твою дурную под топор сунули⁈
Владел секретарь мастерством психологического этюда, нечего сказать. Последние слова он прямо-таки рявкнул.
Но и Витек был парень в чем-то неглупый. Он смекнул, что ругают его для острастки, а худого ничего не сделают. И еще больше смекнул: что надо сделать виновато-преданный вид:
— Да понял я уже… С запозданием, конечно, это верно. Но лучше поздно, чем никогда…
Хафиз обратился ко мне:
— Вот, Василий, видал умного? Понял он! Когда в дерьме по пояс очутился — тогда, конечно, понял. Ладно, не по уши… Родионову скажи спасибо! А если бы он с тобой рядом не оказался? Что тогда было бы?
— Ничего хорошего, — вздохнул Витька.
— Да и сейчас хорошего немного, — отрезал Музафин.
Пауза.
— Ну и что делать будем? — вкрадчиво спросил секретарь.
Витька стрельнул в меня взглядом. Я показал глазами нечто — он и это сообразил:
— Исправлять ошибки.
Хозяин кабинета усмехнулся:
— Так… А вот это уже слова не мальчика, но мужа. Ладно, Ушаков! Еще раз говорю: скажи спасибо Родионову! Без него…
Тут он бросил беглый взгляд на часы.
— … без него пропал бы, как швед под Полтавой. Н-да… Ну да ладно! Присказку закончили, переходим к сказке.
Только он так сказал, как в дверь стукнули. Условно: два стука, пауза, и еще два.
— Ага! — воскликнул Хафиз, проворно вскакивая. — Вот она, сказка!
И ринулся открывать.
Глава 10
Витька просительно взглянул на меня. «Кто там еще?..» — без слов говорил его взгляд.
Я ободряюще подмигнул тоже без слов: не робей! Тут плохого не сделают.
Хафиз распахнул дверь:
— Входите!
И в кабинет шагнул редактор Столбов.
Не сказать, что я этому удивился. Не предвидел, нет. Но не удивился.
Хозяин, вновь повернув замок, с умелым бюрократическим тактом провел гостя к нам.
— Вот, Андрей Степанович, два друга-первокурсника… Родионова вы знаете, а вот это Виктор Ушаков, знакомьтесь!
Столбов сурово взглянул на Витьку.
— Который спекуляцией промышляет?..
Витька неуютно заерзал на стуле.
— Он осознал, Андрей Степаныч, — вежливо, но безапелляционно произнес секретарь. — У нас с ним разговор состоялся.
Но Андрей Степанович в этом смысле был кремень. Слово «спекуляция» для него было примерно как «смертный грех» для монаха. Если и не совсем так, то недалеко от этого. На Витьку он все-таки смотрел как на нераскаянного грешника.
Видимо, понял это и Хафиз, решивший поскорее уйти от моральных вопросов к техническим.
— Так, — сказал он, выдвинув один из многочисленных ящиков рабочего стола, — как я понял, препарат у тебя с собой?
Витек кивнул.
— Доставай.
Сам он успел вынуть чистейший лист плотной ватманской бумаги формата А4 (тогда это называли «формат 11») и пару почти медицинских инструментов: блестящие хромированные пинцет с тонкими губками и шпатель — лопаточку вроде ланцета, но не острую.
Витек чуть суетливее, чем надо, достал из кармана плоскую картонную коробочку из-под лекарства, а из нее вытряхнул на стол пять умело сложенных пакетика из вощеной бумаги — так в аптеках тогда продавались порошкообразные лекарства.
— Отлично! — воскликнул Хафиз.
В его четких, уверенных действия появился азарт. Видно было, что вот человек занимается любимым делом. Он взял один из сверточков, очень аккуратно распаковал с одной стороны, лопаткой выскреб на ватман несколько желтоватых крупинок-кристалликов, в самом деле похожих на соль или сахар, только цвет другой. Красивый, кстати говоря. Словно это полудрагоценные камушки, только совсем уж совсем крохотные.
— Так… — пробормотал химик-секретарь.
И резко сунул руку в приоткрытый ящик. На свет явилась лупа в медной оправе на фигурной рукоятке — прямо из арсенала Шерлока Холмса. Хафиз взялся тщательно разглядывать крупинки, так и сяк поворачивая их и лопаточкой и пинцетом.
— Интересно… очень интересно… — бодро приговаривал он при этом.
— Что интересного? — не выдержал Столбов.
Секретарь отложил лупу.
— Есть кое-что, — заявил он авторитетно. — Опуская специальную терминологию…
Опуская это, Хафиз сказал, что почти уверен: вещество могло быть создано у нас, в лабораториях Политеха.
