вступила в открытую борьбу с советскими войсками на стороне фашистской Германии. В пропагандистских целях являясь в десятки лагерей советских военнопленных, подрывал их мужество и стойкость. Растлевал их души, предлагая им вступить в борьбу с большевиками, то есть с нашей Советской властью.
– Вот, собственно, и всё обвинительное заключение! – после короткой паузы, откашлявшись, заключил он.
– Расскажите о своём предательстве! Ну? Говорите же! – обратился к обвиняемому председатель суда.
Лицо Суркова скорчилось в жалостливую гримасу. Его глаза, изображавшие ужас, забегали по лицам пленных.
– Братцы, мои родные! Я не виноват. Пошёл служить в РОА для спасения себя, ради своих детей, чтобы не умереть в плену от голода. Я никогда не стрелял в советских солдат. Я не убежал от правосудия, хотя имел возможность! Сам явился в лагерь под вашу защиту. Клянусь вам жизнью матери!
– Значит, виноватым себя не признаешь? – прервал его Председатель:
– Нет, нет, я не виновен! Простите меня! – Сурков замотал головой закричал с мольбою в голосе.
– Кто хочет сказать? – обратился к притихшим пленным председатель.
Вышел к столу старик с бородой, назвав себя старшим лейтенантом Михайловым.
– Я попал в плен раненым под Львовом в самом начале войны, – начал он и задрал свою правую штанину, чтобы показать всем рубцы на ноге. – Находился в плену в страшном лагере в Польше в городе Холме. Многие слышали о нем. Мы очень голодали там, жили в нечеловеческих условиях. Ежедневно в лагере от болезней, ран, от голода и холода умирали сотни пленных. С 1942 года к нам являлись представители от разных белоэмигрантских организаций, а позднее от власовцев, с предложениями вступить в их ряды для борьбы с Советской властью. Несмотря на мой преклонный возраст, слабое здоровье, тяжёлые трудности в плену я, как и многие мои друзья, товарищи по плену, не встали на путь предательства! Мы честно, кто как мог, боролись с фашизмом. Занимались вредительством, саботажем на производствах, где использовался наш труд! Убегали из лагеря в партизанские отряды, чтобы с оружием в руках сражаться с врагом! Многие погибли в лагере, но никто не стал предателем! Я требую, а меня поддерживают также военнопленные этого лагеря «Фюнфхаузена», для предателя Суркова высшей меры наказания – расстрела! – закончил он свою короткую речь.
Десятки пленных кинулись на Суркова и стали бить и истязать его. Майор «Смерша» ничего не смог поделать с порывом пленных. В конце избиения подняли полутруп предателя, раскачали и подкинули его высоко в небо, а сами мгновенно разбежались. Власовец грохнулся о землю, как мешок с костями. На землю из горла хлынула кровь…
Страшно было смотреть на это кровавое месиво.
Майор «Смерша» медленно поднял руку с пистолетом и выстрелил в небо. Разъярённые пленные, отхлынули от стонавшего в смертельной агонии власовца. Майор подошёл к умирающему, приставил пистолет к его голове и выстрелил. В наступившей тишине были слышны его слова: «Собаке собачья смерть!»
Последние лагерные дни
11 и 12 мая некоторые военнопленные посвятили себя охоте за немцами-мастерами, которые относились к ним не по-человечески, били их, писали доносы коменданту лагеря с просьбой посадить в карцер за саботаж и плохую работу. Их находили по всему городу. Приводили в палисадник «RW» и там расстреливали. Таких мастеров-фашистов оказалось шесть. Надо отметить, что большинство мастеров были хорошими или лояльными по отношению к пленным. Наша команда искала своего мастера Фрица, чтобы отблагодарить его за неоценимую помощь, правда, небезгрешную, с выгодой для себя. Но как ни старались, найти его не смогли. Дома его не было. Соседи не знали, куда он исчез. Видно, скрылся из города, опасаясь, что пришедшие большевики его уничтожат, как члена фашистской партии.
Хотелось мне встретиться с итальянцем Горацио, найти место, где он жил. Но мне там сказали, что он вместе со своими товарищами два дня тому назад подался в Италию.
Но зато повезло встретиться с Марией. Я ещё и ещё раз благодарил её за то, что она пришла на помощь в нужную минуту. Я спросил, что желает в подарок: красивые, модные туфли, шикарное платье или часы с браслетом? Все это я берусь ей достать тотчас в покинутых немцами магазинах. Она ответила, что ничего ей не надо, есть одно желание – поскорее вернуться домой, в родную Белоруссию. Я взял у неё домашний адрес, чтобы потом, на Родине, написать ей письмо и узнать о её дальнейшей судьбе.
Не могу не вспомнить о встрече с англичанами в последний день моего пребывания в лагере. Группа англичан-военнопленных в составе 18 человек зашла в наш лагерь, чтобы пообедать. После обеда они вышли из столовой, расселись на земле вдоль ограды лагеря и решили немного отдохнуть и перекурить.
К ним стали подходить любознательные военнопленные. К одному англичанину, своему сверстнику, подошёл и я. Я не знал в то время ни одного слова по-английски, а он по-русски. Но зато мы оба знали немного слов по-немецки. Мы разговорились. На мои вопросы он ответил, что в плену с августа 1944 года. Попал в плен в боях за Нормандию. Уроженец города Манчестера, работал клерком. Болельщик футбола и сам неплохой игрок. Рассказал и я ему о себе. Сообщил, что из спорта люблю французскую борьбу и футбол. Слово за словом мы разговорились. Обменялись сигаретами. Похлопывая друг друга по плечам, поздравили с Победой, пожелали удачи и счастья, а главное, найти себе хорошую невесту, с которой можно построить свою семейную жизнь, иметь и воспитывать детей. Пожелали себе после войны, в мирное время, где-нибудь встретиться – в Англии или в России. Расстались, как хорошие друзья. Я запомнил эту кратковременную встречу с англичанами.
Мог ли я предположить, что пройдёт почти полвека, и моя внучка Катенька выйдет замуж за англичанина Пола Литли, тоже родом из Манчестера? Теперь думаю, а не был ли среди англичан дед или родственник Пола? В жизни всякое бывает…
Из Аусига в Гёрлиц
12 мая майор «Смерша» выстроил военнопленных лагеря и сообщил, что 15 мая все мы будем отправлены в пешем порядке в сопровождении взвода советских солдат. Причём рядовой и сержантский состав отправляется на сборный пункт в город Бауцен, а офицерский – далее на восток в город Гёрлиц. Убедительно просил, чтобы все держались друг друга, так как это в дальнейшем облегчит прохождение спецпроверки.
Рядовых в лагере было около 350 человек, а офицеров всего восемь. На всякий случай мы обменялись друг с другом адресами. Оставшиеся дни до расставания с лагерем мы посвятили всецело себе, своим личным делам. Нам захотелось поскорее
