Форма входа
Читем онлайн Синие тюльпаны - Юрий Давыдов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Съезжались приближенные. И Дубельт, и полковник Леонтьев, тот заведовал императорской главной квартирой, и секретарь Александра Христофоровича тонконогий Миллер, бывший лицеист, поклонник Пушкина, и адъютанты его сиятельства, тоже сиятельные Меншиков и Урусов, ну и, само собой, майор Озерецковский.
Съезжались просто ради того, чтобы поболтать с графом, большим охотником до новостей, пересудов, сплетен... нет, надо изящнее выразиться, по-французски: не сплетен, а комеражей. Делу, известно, время, потехе час. Вот-с он и был, этакий час, когда все они, синие тюльпаны, чувствуя себя если не семейно, то очень и очень корпоративно, получали порцию оптимизма на весь трудовой день.
Бенкендорф брился, посмеивался, задавал вопросы: "Ты вечор являлся в маскераде?" - "Являлся, ваше сиятельство".- "А государь присутствовал?" "Присутствовал, ваше сиятельство".- "Маски интриговали государя?" Брился, слушал, по обыкновению прицокивая языком и этим умело выражая всевозможные оттенки мыслей и чувств, не весьма, надо полагать, глубоких, что, впрочем, соответствовало утреннему приему в Малом кабинете.
На таком мини-приеме и рассказали Александру Христофоровичу о Львове и Пономареве.
Львов еще недавно ходил у него адъютантом. И притом таким, какого не сыщешь среди всех адъютантов империи - автор народного гимна "Боже царя храни". (Между прочим, это ж он, Бенкендорф, надоумил прекрасного музыканта сочинить гимн, а его, Бенкендорфа, дочь, красавица, мило косящая Анна, была запевалой хора на первом исполнении гимна в Дворянском собрании; так что Александр Христофорович без особой натяжки почитал себя соавтором.) Львов и теперь служил у Бенкендорфа распорядителем собственного его величества конвоя.
Там же служил и Пономарев, казначей столь робкий, что внезапные ревизии не обнаружива-ли недостачу и на полушку. Кстати сказать, пример такой редкой застенчивости постоянно отвращал Александра Христофоровича от проектов увеличения жалованья чиновникам. На все уверения - они, мол, без значительной прибавки не могут не воровать - Бенкендорф неизменно восклицал: "А Пономарев?!" - и прицокивал языком, будто видел ласточку, делающую весну.
Так что же милейший Львов? А он, оказывается, купил дом на Караванной, сто тысяч выложил, а тысяч двадцать на ремонт выложить не мог. Тотчас извечный вопрос: "Что делать?" Казначей Пономарев говорит: "Проще простого, Алексей Федорович, возьмите ссуду в Казенной палате. Под залог стотысячного дома не откажут". Отлично. Пономарев, дока, настрочил по всей законной форме. Бумагу отправили. Ремонт был в ходу, подрядчик в мыле, не сегодня завтра расчетец извольте. А присутствие молчит. Львов, инженер и музыкант, объясняться с крапивным семенем не обучен. Тихий, честный Пономарев идет в Казенную палату. Указывают: "Обратитесь к надворному советнику Феклисову, это по его части".
"А-а, ка-ак же, ка-ак же,- отзывается блондин-жеребец с Анной на шее.Да-с, Львов, стало быть...- И, весело оглянувшись на вицмундирный квартет, спросил: - А сколько он мне даст?" Пономарев прошелестел, как встрепанная осинка: полномочий-де не имею, полагаю, однако, пятьюстами не затруднится. "Скажите вашему флигель-адъютанту, пусть привезет. И непременно серебром, а не ассигнациями".
Наглость города берет. Смешался Пономарев, шепчет: "Позвольте заметить, Алексей Федорович Львов имеет счастье быть флигель-адъютантом его императорского величества и, кроме сего, служит при его сиятельстве графе Бенкендорфе".- "Э,- осклабился жеребец с Анной на шее,- для нас, батюшка, все равно, были бы денежки. Пришлет, я, не мешкая, приеду с оценочной комиссией, подпишем акт и расстанемся друзьями. А не пришлет, тоже приеду,
та-акую оценку соорудим, напляшется".
Опять сакраментальное: "Что делать?" Ремонт закончили, артель шапки мнет - трудом праведным поставили палаты каменны, пожалуйте, барин, как рядились. Львов глаза прячет, на губах междометия.
Снова на сикурс, на выручку поспешает тихий, честный казначей. "Займем пятьсот рубликов, Алексей Федорович, поеду к разбойнику, да не один, со свидетелем, помощника возьму, а вы уж все слово в слово - его сиятельству". "Ах,- вздохнул Львов,- в одно ухо скажешь, из другого вылетит".- "Пусть так,- рассудил казначей,- а все же вы исполните и долг по службе, и долг человека благородного. Ведь ей-же-ей, грабеж средь бела дня".
Надворный принял взятку, нимало не смущаясь свидетелей, дело сладилось. Припожаловала оценочная комиссия, все честь честью. А поздним вечером - счетец. Надворный знал неписаные законы не хуже писаных. Всей оценочной комиссией дружно оценили и искусство кулинаров ресторации Палкина, и содержимое палкинских погребов. Нуте-с, господин Львов, счетец сверх пятисот.
Бенкендорф брился, слушал, но языком не цокал. Кто-то рассмеялся, Бенкендорф взглянул тускло, наступило молчание. Минута-другая, и Малый кабинет опустел.
Теперь начался второй акт не совсем музыкальной пиесы.
Министру финансов за подписью Бенкендорфа послано было отношение: государь император, получив сведения о противозаконном поступке чиновника Феклисова, высочайше повелеть соизволил назначить следственную комиссию с участием жандармского штаб-офицера; о последующем прошу уведомить для доклада его императорскому величеству.
Министр, неторопливый и основательный, как все финансисты, не без проволочек ответил: знаю господина Феклисова с давнего времени за отличнейшего во всех отношениях чиновника; посему счел нужным прежде назначения формального следствия допросить лично; господин Феклисов отверг возводимое на него нарекание; нахожусь в необходимости, Александр Христофорович, покорнейше просить прислать ко мне полковника Львова, как подкупателя, для очной ставки с господином Феклисовым, обвиняемым во взяточничестве.
Это вот - подкупатель - и срезало Бенкендорфа, ибо Львов оказывался взяткодателем, тоже, стало быть, совершил поступок противозаконный. У Николая же Павловича выступили на глазах кровяные прожилки.
"Скажи от меня графу Канкрину, что я не хуже его знаю русские законы. Но в настоящем случае приказываю смотреть на действия Львова, как мною разрешенные, и оставить его в покое. Сверх того приказываю: следственной комиссии рассмотреть не только поступок против Львова, но исследовать способы, коими Феклисов имеет средства к жизни".
Однако миропомазанника обошли с фланга.
Разумеется, жеребец-блондин с Анной на шее и в комиссии отверг "чудовищный поклеп". Синий тюльпан, командированный Бенкендорфом, взмолился: "Помилуйте! Как же так? Алексей Федорович Львов, слава Богу, жив, живы и свидетели. Как же так?" Председатель, приятно отрыгнув давешним двойным клико от Палкина, ухмыльнулся: "Мы имеем высочайшее повеление не привлекать господина Львова, стало быть, не вправе спрашивать ни его, ни свидетелей".
Жандармский штаб-офицер, вероятно, утратил бы изысканную, а ля Бенкендорф, вежливость, если бы и синие тюльпаны не налегли на весла. Они успели выяснить "способы" надворного советника: квартира за две тысячи, экипажный выезд, многочисленная прислуга женского полу. Тут вроде бы и деться некуда? Как всегда в подобных случаях, надворный понес околесицу о щедрых дядюшках-тетушках. Дело увяло за недостатком доказательств, хотя и решено было, что Феклисов остается в сильном подозрении.
Сильное подозрение не помешало бы бросить щуку в воду, но государь взглянул косо. Он сердился на себя: эка, слевшил, отстранив от допросов автора народного гимна, вот и объехали на кривой. Он круто положил руль без всяких ссылок на параграфы и пункты выгнал Феклисова из Казенной палаты и погнал в Вятку, где, между нами говоря, тоже была Казенная палата. Надворный убрался из Петербурга. На заставе чуть в барабан не ударили для отдания чести: ехал в роскошном дормезе, шестериком лоснящихся гнедых...
Это истинное происшествие, описанное свояком Львова, тоже синим тюльпаном, Милий Алексеевич не заметил в многотомном комплекте "Русского архива". И потому, присматриваясь к Бенкендорфу - тот все еще сидел в креслах на палубе, хотя ветер свежел,- Милий Алексеевич внятно, но не сполна сознавал печаль его.
Да, тревожило охлаждение государя. Тревожило и обижало, как незаслуженное. Оба сознавали холостое вращение шестеренки, той именно, которую он, Бенкендорф, считал едва ли не главной в ведомстве синих тюльпанов. Злодеяния наказуются, зло остается. Оба искали приводной ремень, чтобы шестеренка не крутилась впустую. Государь ждал "изобретения" Бенкендорфа, Бенкендорф - государя. Возникало тягостное напряжение. Увы, то, что позволено Юпитеру, не позволено быку, и это душевное состояние Александра Христофоровича понимал Башуцкий.
Он другого не понимал. Недавнее происшествие с флигель-адъютантом, происшествие, в котором, выражаясь по-нынешнему, было задействовано первое лицо империи, имело для Александра Христофоровича значение переломное. Можно было бы сказать, трагическое, но трагизм почему-то считается несовместимым с шефами ведомств, подобных Третьему отделению.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Синие тюльпаны - Юрий Давыдов бесплатно.
Похожие на Синие тюльпаны - Юрий Давыдов книги
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза
- Вобла, пиво, девушка и кот - Ирина Калитина - Русская классическая проза
- Убить железного дровосека - Игорь Владимирович Марков - Научная Фантастика / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Последний суд - Вадим Шефнер - Русская классическая проза
- Осенняя поездка в прошлое - Станислав Владимирович Далецкий - Прочее / Русская классическая проза
- Незапертая дверь - Мария Метлицкая - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Главный бандит Америки - 1924-1931 - Федор Раззаков - Русская классическая проза
- К северу от первой парты - Александр Калинин - Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин - Русская классическая проза
- Краткая книга прощаний - Владимир Владимирович Рафеенко - Русская классическая проза
