Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуй, Артур.
— Здравствуй, Карло. Если хочешь.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю. Никак.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Абсолютно ничего.
Артур посмотрел на ковылявшего по дну аквариума осьминога.
— Ты знаешь, что они способны к самоубийству?
— Осьминоги?
— Да.
— Нет, не знал. Как они это делают?
— Щупальца себе отъедают.
— Тебе плохо, парень?
— Нет. Мне никак.
— Значит, плохо.
— Нет. Мне не плохо и не хорошо.
— Разве это нормально?
— Нет, наверное.
— Что врачи-то говорят?
— Что скоро пройдет.
— Не веришь?
— Верю.
— Но?
— Мне было очень страшно умирать. Я не хочу еще раз это пережить. Зачем вы меня выкопали?
— Вот тебе раз…
Карло попытался взять его за руку, но Артур отстранился.
— Вы напрасно старались.
— Послушай, — сказал Карло, — впереди сотни лет жизни. Чего горевать?
— А зачем мы живем?
— Ну… интересно же.
— Интересно… Мне тоже было интересно. А сейчас — нет. Сейчас я вовсе не тот, что был раньше. Вы выкопали другого. Я не хочу им быть, я вообще не хочу быть, мне не интересно, понимаешь?
— Нет.
— Правда?
— Честное слово. Объясни.
Секунду Артур смотрел на него блестящими, горячечными глазами.
— Да. Наверное, это трудно понять, не побывав в гробу. Хорошо, я попробую. Вот когда мне было интересно жить, я очень любил яблоки. Сладкие, краснобокие, хрусткие, они так восхитительно пахли, что перед тем как съесть, я нюхал их до тех пор, пока еще различал запах. И ради этого удовольствия был способен делать многие вещи, которые делать не хотелось, понимаешь?
— Не совсем, — осторожно сказал Карло.
— Ну, мы все живем, потому что это приятно. Или, как ты говоришь, интересно. Так?
Карло кивнул.
— Значит, к жизни нас привязывают удовольствия. А еще страх умереть. Нас заставляют жить без спроса нашего мнения.
— Ограничение свободы выбора?
— Да. Вот осьминог тоже вынужден жить ради каких-то своих осьминожьих радостей. А потом должен переживать мучения осьминожьей смерти. Но ему легче, он об этом не думает. Что молчишь?
— Знаешь, я сейчас подумал, что без всех этих осьминожьих радостей разум, наверное, и не захочет жить. Скука.
Артур усмехнулся.
— Так что же, да здравствует обжорство и прочий эгоизм?
В нем проснулся скепсис, что радовало. Это уже не полное безразличие, мертвое безразличие. Одно то, что Артур продолжал разговор, давало надежду на переубеждение. Как бы смерть ни опустошила душу, в пятнадцать лет трудно отвергнуть жизнь. Карло решил подзадорить мальчика.
— Выходит, что так.
— Зачем же тогда нужна мораль? — сейчас же встрепенулся Артур.
— Как ограничитель. Все хорошо в меру.
— Хорошо для кого?
— Для всех в целом и для каждого в частности. Пойми, ты перенес тяжелое потрясение, твоя душа сейчас близка к стерильности. Но дай время, все восстановится. Впусти в себя простые чувства.
— А надо ли?
— Тебе решать. Но это будет важное решение. Нельзя его принимать ненормальной головой. Что ты потеряешь, если немного повременишь?
— А эту самую стерильность, — быстро сказал Артур.
— Фи.
— Что — фи, что — фи?! Расфикался!
— Артур, послушай, помереть всегда успеешь. Зачем — сейчас, когда можно — потом?
— Затем, что сейчас не так страшно.
Карло почувствовал усталость. Обязанности коменданта еще не закончились. Так трудно быть взрослее, чем ты есть.
— Если ты расскажешь врачам, я тебя возненавижу, — сказал Артур.
— А меня ты тоже возненавидишь, да? — крикнула Дженни.
Она сидела на лестнице, прижавшись лбом к декоративной решетке, и, видимо, давно слушала их разговор.
— Ну, говори, ты, чудовище! Скажи мне прямо в лицо, ну!
Артур растерянно молчал.
— Ладно, — сказала Дженни и вытерла слезы. — Будь здоров.
Она прыгнула на второй этаж. Артур побежал за ней. Осьминог сцапал морскую звезду и выпустил темное облако. Уж этот-то поживал вовсю. Карло вдруг вспомнил, что головоногого совсем недавно хотели съесть, а Дженни заступилась. И еще он подумал, что надо бы принести ей настоящего молока, тот недотепа ни за что не догадается. Хорошего такого молочка, которое теперь имеется в изобилии.
Дневник командира звездолета
27 августа
Сказать, что мы не ожидали найти здесь детей, нельзя. Единственный сбежавший с Кампанеллы «Годдард» рано или поздно должен был обнаружиться, если не исчез так же, как «Фламинго» с «Альбасете». Неожиданно другое — этика тех, кто заварил кашу. Впору усомниться, существует ли у них мораль. Столько страданий перенесли девочки и мальчики! За что? Чем это может быть оправдано? И что выпало на долю детей и взрослых, улететь не успевших? Мы, люди, встретив чужую жизнь, так поступить не модем. Неужели Рональд прав? В том, что система Эпсилона — это забытая, оставленная без присмотра игрушка сверхцивилизаиии? Но даже в этом случае ее создателям нет оправдания. С точки зрения человеческой морали, конечно. Но мы не можем руководствоваться какой-то другой моралью. Здесь, на Эстабрионе, экипаж «Вихря» созрел для применения орудия. Я — тоже. Стартуем через два часа.
Карло с удовольствием надел новый, легкий, удобный, изящный скафандр. Ткань толщиной в два миллиметра плотно облегала тело, практически не пропускала тепла и почти не стесняла движений. В компактных баллонах из прочного композитного материала содержался пятисуточный запас кислорода, минерализованная вода, питательный бульон. Все это весило в три раза меньше, чем пустые кислородные баллоны старых скафандров.
— Задание — область «Зет», — напомнила Ольга из диспетчерской.
По ее предложению было принято решение в оставшееся до прибытия «Цинхоны» время возобновить исследования Эстабриона. Для этой цели на планете оставили шнелльбот и собрали несколько легких ракетных платформ. Желающих полетать на них оказалось множество — от Абдуллы до Павлика, не просился один Артур.
Сначала допустили только старших ребят, но маленькие так протестовали, что им разрешили летать тоже, но в качестве дублеров, под присмотром. Сегодня с Карло, например, отправлялась зеленоглазая и очень несерьезная Фанни. Она уже ждала его в кресле на открытой площадке для экипажа, размещенной поверх груды топливных баков, нетерпеливо перебирая пряжки привязных ремней.
Карло приблизился, солидно попинал пневматические колеса, обошел аппарат кругом и лишь потом прыгнул вверх. Но не рассчитал. Привыкнув к большому весу старого скафандра, он вложил в прыжок слишком много сил, поэтому взмыл над площадкой и завис, нелепо болтая ногами. Фанни фыркнула и поймала его за сапог.
— Привет, адмирал!
— Здорово, юнга, — недовольно пробурчал Карло.
С минуту он провозился в своем кресле, устраиваясь поудобнее, пристегиваясь, озираясь. Из пола выпятился грибовидный вырост, преобразившийся в панель управления. Приборы показывали, что можно ехать. Карло потянул рычаг. Платформа тронулась. Переваливаясь на неровностях, машина направилась к космодрому.
— А сразу стартануть слабо? — спросила Фанни.
Она участвовала уже в третьем вылете, посему считала себя заслуженным асом, которого глупые взрослые дискриминировали сразу по возрастному и половому признакам одновременно.
Карло хладнокровно промолчал. Достигнув края летного поля, он остановил машину и запросил разрешения на взлет. В наушниках раздался сочный хруст разгрызаемой морковки.
— Валяйте, — сказала Ольга.
Карло придавил педаль газа. Из-под днища сверкнуло пламя, тут же скрывшееся в клубах пыли. Аппарат задрожал. Потом задумчиво пошел вверх со всеми своими штангами, дюзами, антеннами, приборными контейнерами, резервуарами, навешенными на трубчатый каркас. Платформа выглядела весьма неказисто, угловато, необтекаемо, поскольку предназначалась для полетов на безатмосферных планетах с пониженной гравитацией, но была очень надежна, экономична и проста в управлении.
Набрав восьмидесятиметровую высоту, Карло двинул рычаг. Аппарат пошел вперед, огибая склон Энергетического кратера, в недрах которого уже работал реактор. Внизу показалось кладбище. Количество могил на нем заметно уменьшилось. Но они были, были…
— Послушай, — сказала Фанни, — ты можешь хотя бы здесь не виснуть?
Карло мягко прибавил газу. Как только они миновали печальное место, Фанни включила прожекторы.
— Зачем? — спросил Карло.
— Где-то здесь в прошлый раз я уронила камеру.
— Уронила?
— Да. А что?
Карло промолчал.
— Помедленнее, пожалуйста.
Карло потянул рычаг. Аппарат сбросил скорость и наклонился носом.
Внизу, в пятнах света, перемещалась истоптанная поверхность, перечеркнутая следами гусениц, колес, отпечатками подошв. По мере удаления от базы этих отметин человеческого пребывания становилось меньше. Следы постепенно разделялись, вытягивались в отдельные парные и одиночные цепочки. Сверху казалось, что поверхность Эстабриона покрыта бессмысленными вензелями.
- Эпсилон Эридана - Алексей Владимирович Барон - Боевая фантастика / Космическая фантастика / Научная Фантастика
- Черный Ферзь - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- Всё лето в один день - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Наблюдатель - Роберт Ланца - Научная Фантастика / Разная фантастика
- Ангелофрения - Наталья О`Шей - Научная Фантастика
- Падающего толкни - Кирилл Шарапов - Научная Фантастика
- Звездолет «Зингер» с ножным приводом - Эрнест Маринин - Научная Фантастика
- Звездолёт «Астра-12» - Борис Стругацкий - Научная Фантастика
- Звездолет мрака - Вогт Ван - Научная Фантастика
- Ожидание тепла - Эрнест Маринин - Научная Фантастика