Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что делать, князь, — утешал воевода, — не трави сердце, этим дело не поправишь.
Он видел, что именно поражение на Висле подкосило старого князя, а ведь если б выиграли рать у киевлян, как бы все ладно сложилось. Червенские города отошли бы Польше, и Чехия не посмела бы на них претендовать. А теперь? Когда Польша ослаблена, Болеслав Благочестивый наверняка надеется их к себе присовокупить и уж, поди, начал подбивать хорватов на восстание против Киева. Хоть он и Благочестивый, но своей выгодой не поступится.
— Ты чего там про хорватов бормочешь? — спросил Мечислав.
— Да это я подумал только, — смутился воевода.
Но, видно, князь и воевода думали одну думу.
— Надо было нам хорватов поддержать, когда он их примучивал, — вздохнул Мечислав.
— До хорватов ли нам было, князь, когда с другой стороны Оттон давил.
— Да, император германский тоже своего не упустит, — согласился Мечислав. — Женясь на Оде — дочке германского маркграфа, думал, спокойствие обретет. Ан нет. Видно, мой тестюшка Дитрих у Оттона не в великой чести.
Воротился Мечислав в свою столицу Гнезно к семье совсем разболевшимся. Привезли его на телеге, на толстой сенной подстилке, прикрытой домотканым ковром. Так на ковре и внесли во дворец, бережно уложили на широкое деревянное ложе.
— Ясь, — тихо окликнул Мечислав слугу и, когда тот склонился к нему, приказал: — Позови княгиню.
Ясь спросил взглядом: какую?
— Старшую. Дубровку.
Княгиня вошла, шурша платьем, встала у ложа мужа, волнение выдавали лишь руки, теребившие платочек.
— Где Болеслав? — спросил князь.
— Известно. На западе порубежье стережет. Сам же послал.
— Да, да, помню. Немедля отправь за ним гонца поспешного, вели домой правиться, отец, мол, помирает.
Княгиня изогнула тонкие брови в немом недоверии к сказанному мужем и не двинулась с места.
— Ну! — нахмурился Мечислав.
Княгиня лишь очами повела, едва кивнув в сторону слуги: мол, вон ему приказывай. Он понял — сердится Дубровка. И знал — за что. С тех пор как он взял в жены германскую графиню и стал редким гостем у первой жены, она и затаила обиду.
— Ясь, иди прикажи. — А когда слуга вышел и они остались одни, молвил жене: — Не серчай. Дубровка, все равно ты старшая, и я твоему сыну отказать стол хочу. Болеславу.
Дубровка молчала; это не нравилось Мечиславу, чтоб склонить ее хоть к какому-то ответу, князь спросил:
— Ты что? Не согласна? Может, брату Вячеславу княжество передать?
— Твоя воля, — отвечала княгиня, едва разлепив тонкие губы.
— Моя, конечно. Но ведь ты не рабыня. После меня моим гласом останешься.
Дубровка знала твердо: княжество достанется ее старшему сыну Болеславу, а упоминая о Вячеславе, Мечислав лишь припугнуть ее хочет.
— Не вели ему обижать младших братьев, — продолжал князь, — Мечислава, Святополка, Болеслава, малы ведь еще.
— У них есть своя мать, — сухо отвечала Дубровка. — Мне надо о Владивое думать.
— Согласен. Но Владивой уже воин, а те дети.
Ему хотелось всех детей увидеть перед кончиной, со всеми попрощаться, но просить об этом Дубровку не стал, а чтобы хоть как-то размягчить ее старое, остывшее сердце, молвил:
— Я тебе благодарен, мать, что ты меня из язычества к свету христианства вытащила. А сейчас, пожалуйста, позови ко мне внучек… старших.
Упоминание о внучках, которых Дубровка тоже любила, смягчило ее, и голос княгини потеплел:
— Хорошо. Сейчас.
Она вскоре вернулась, подталкивая перед собой четырех девочек-погодков, одетых в зеленые шелковые платьица и обутых в сандалии.
— Идите попрощайтесь с дедом.
При виде внучек лицо старого князя потеплело, в глазах заблестели слезы.
— Милые вы мои, — прошептал он растроганно, — подойдите ближе. Гейра, Астрид, Гунгильда.
Но первой подбежала самая маленькая Ядвига, спросила серьезно:
— Ты уезжаешь, деда? Да?
— Уезжаю, Ядочка, навсегда уезжаю, милая.
Он нежно гладил белые волосенки младшей, и слезы уже катились по его щекам и бороде.
— Будешь помнить деда-то?
— А я всегда помню про тебя.
— Ну вот умница, вот спасибо, утешила деда, золотинка моя.
— Поцелуйте деда и ступайте, — сказала Дубровка.
— Он колючий, — сказала Ядвига.
Князь с княгиней переглянулись, улыбнулись одновременно.
— А ты в лоб, деточка, в лоб меня.
Старшие Гейра и Астрид понимали, куда уезжает дед, насупились, но крепились. Младшая Ядвига всех опередила, чмокнула деда в лоб раз-другой.
— Ты гляди ворочайся, деда.
Прощание с внучками так растрогало Мечислава, что вернувшийся Ясь застал князя в слезах, чего за ним никогда не водилось. Ясь сделал вид, что не заметил, деловито доложил:
— Отправил поспешного.
— Запасного коня дал?
— А как же. Самых резвых с конюшни. Думаю, завтра к обеду и князь Болеслав прискачет.
— Хошь бы дождаться его, — вздохнул тоскливо Мечислав, — шибко худо мне.
— Дождешься, князь, — ободрил слуга. — Выздоровеешь, еще и в седло сядешь.
— В седло вряд ли, укатали сивку.
— Там княгиня Ода с детьми во дворе. Может, позвать?
— Ода? — переспросил Мечислав и задумался.
Он любил молодую жену, чего уж таиться, но сразу после Дубровки не мог перестроиться на встречу с ней, тем более после прощания с любимыми внучками.
— Оду можешь позвать, только мальчишек не надо, — разрешил наконец после долгой паузы.
Не то чтобы не любил он младших сыновей (куда денешься, свои ведь), но не хотел сейчас у ложа своего толкотни и возни мальчишечьей. Внучки — девочки, это другая стать — нежны, ласковы, заботливы да и как-то милее. Мечтал своих дочек иметь, не вышло. И первая жена — Дубровка, и вторая — Ода одних сыновей ему нарожали. А сыновья — князья будущие, где ж им столько княжеств набрать на пятерых-то? Ох-хо-хо, князю и помереть-то спокойно нельзя, ломай голову, как на пятерых один пирог поделить, который и делить-то нельзя.
Болит сердце у старого князя за детей, ныне они братья родные, а завтра могут врагами лютыми стать. Хорошо вон Владимиру Киевскому: у него земли немерено, сказывают, всех наделил уделами, даже и тех, которые еще под стол пешком ходят. А как быть ему, великому князю Польши? Откуда земли на всех набрать?
Молодой княгине Оде ничего не мог сказать Мечислав в утешение. В глазах вдруг начало темнеть, сознание едва теплилось. Одну лишь просьбу успел прошептать:
— В храме Нии, у мироправителя вымолите мне…
А чего вымолить, уже сказать не смог, сил не хватило. Но княгиня и сама догадалась: в храме Нии полагалось просить счастливого успокоения для мертвых.
Слуга Ясь встревожился, что при Оде и кончится князь. Ан нет, ушла княгиня, и Мечиславу вроде получшало. Из последних сил тужился больной, чтоб не помереть до свиданья со старшим сыном.
Ночью вдруг Вячеслав захотел попрощаться с умирающим братом, но тот отрицательно покрутил головой: не надо, мол. И Ясь не пустил Вячеслава.
— Не обижайся, пан Вячеслав, ему надо до Болеслава дотянуть.
Как и рассчитывал Ясь, Болеслав явился на следующий день после обеда. Ввалился в опочивальню к отцу прямо из седла, с плеткой в руке. Здоровенный, под потолок ростом, да и в обхвате не мал, опустился на лавку, жалобно заскрипевшую под его тяжестью.
При виде сына — крепкого, ражего — оживился Мечислав, откуда что взялось.
— Ты уж слыхал, поди, сын, как оконфузился я?
— Знаю. Рассказали. Надо было меня с дружиной взять, такого бы не случилось.
— Теперь уж чего после драки кулаками махать. Вот помирать собрался…
— Ну это погоди…
— Помолчи, — перебил Мечислав. — Слушай, что сказывать стану. Сам видишь, сколько у Польши недоброжелателей. С запада — Оттон, с востока — Русь давит. Владимир, считай, всю Вислу оголил, всех в полон угнал. С Владимиром все можно уладить: возьми его дочь в жены. Глядишь, за ней и города червенские отдаст.
— Не отдаст.
— Кто знает? Но с ним родниться надо, иначе пропадешь. У него сыновей куча, у тебя девок ворох.
— Гейра за Олафа сговорена уж, Астрид за Ярла Сигвальда, Гунгильда за конунга[64] датского.
— Ну, а Ядвига?
— Ядвига мала еще, пусть подрастет.
— Ну и что? У Владимира и ей жених сыщется. В Турове за наместника тоже желторотик сидит по имени Святополк. В возраст войдет, не зевай. Ежели по-умному действовать, можно и Туров от Киева урвать.
Болеслав усмехнулся:
— Ты, отец, одной ногой там, а все хлопочешь. Не поймал, а уж ощипал.
— Дурак ты, Болеслав, — вздохнул Мечислав, — о тебе, о вас всех пекусь.
— А Вячеслав?
— Что Вячеслав?
— Вячеслав на твое место не целит ли?
— Куда ему, тюнею[65], кроме коней, ничего знать не хочет. Да и из лука стрелять не горазд.
- В тени славы предков - Игорь Генералов - Историческая проза
- Рассказы начальной русской летописи - Дмитрий Сергеевич Лихачев - Прочая детская литература / Историческая проза
- Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский - Историческая проза
- Хазарский словарь (мужская версия) - Милорад Павич - Историческая проза
- Смута. Крещение Руси - Александр Золотов - Историческая проза
- Государыня и епископ - Олег Ждан - Историческая проза
- Перстень императора (Комнины) - Сергей Макаров - Драматургия / Историческая проза
- Калигула - Олег Фурсин - Историческая проза
- Сын Спартака - Саймон Скэрроу - Историческая проза
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Василий Седугин - Историческая проза