Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что же мы с ней делали?
Смешок у нее получается какой-то жалкий, тоненький — будто он рассказал ей страшную сказку, а теперь она ждет от него заверений, что все это неправда. Но откуда-то внутри у нее уже нарастает — становится громче, твердеет — знание, что таких заверений не будет. Что не в фильме тут дело.
— Сначала вы сидели вдвоем за столиком в кафе. В летнем кафе, под тентом... На Пассаж похоже. В легких платьицах обе, смеялись... Вино пили...
Та-ак.
— А потом?
— Знаешь, там много всего было, — неожиданно капитулирует он, и только сейчас наконец в его голосе пробивается настоящая, уже ничем не прикрытая умоляющая тревога. — Я не все уже помню, звонил тебе сразу, как проснулся, чтобы донести, не расплескав, но тебя не было... (Была я, была, — стучит в ней беззвучно, — как раз в это время эти самые кадры и смотрела, только с другой покойницей в компании!..) Давай поговорим уже дома, расскажу, что запомнил, с картинками... И вот что, Лялюська... Давай я за тобой заеду, хорошо?
— Еще чего придумал, — говорит она самым беззаботным в мире голосом: успокаивая и его и себя одновременно. — Меня отвезут — Юрко отвезет.
Ей и в самом деле неожиданно остро хочется сейчас Юрковой компании, хочется легкого, игривого трепа по дороге в машине, гимнастического перебрасывания слегка щекотливыми шуточками и ироничными комментариями к прошедшему рабочему дню, этой привычной и приятной обоим эмоциональной разминки, вроде освежающего душа или чашки кофе, — из тех маленьких ритуалов хорошо упорядоченного мира, которые вселяют в нас чувство постоянства и безопасности: как раз бы кстати.
— Не бери в голову, Адя. Глупости это все.
— Не знаю, не знаю...
Она словно наяву видит, как он качает головой, отгоняя досадную мысль, словно муху, жужжащую внутри головы, такая смешная у него эта манера, как у маленького мальчика, — и заканчивает совершенно как маленький мальчик:
— Пообещай мне, что будешь осторожна!
Она снова оперно хохочет — но на этот раз драматичнее, меццо-сопраново: ближе к Вагнеру.
— Ну всегда ведь остается этот люфт в пять процентов, разве не так?..
Выключив мобилку, она застывает на миг перед черным заоконьем: перед той зазеркальной женщиной, выхваченной из ночи пылающим светом костра. Нездешнее, грозово-прекрасное лицо с длинными египетскими глазами и темнокровными губами появляется ей навстречу, решительно выставив вперед подбородок, — и вдруг чуть заметно вздрагивает, короткой зябкой дрожью: словно сдерживая поднимающийся изнутри всхлип. ...Владонька, Владуся. Помоги мне.
Дарина Гощинская возвращается к аппарату, нажимает на «eject», вынимает кассету с переписанным интервью и, швырнув ее в сумочку, затягивает взвизгнувшую молнию замка. Затем накидывает плащ, гасит свет и рывком распахивает дверь в коридор.
— Ю-у-ууркооо! — разносится под сводами, под стук каблучков, ее воркующий грудной голос, почти голубиное воркование.
Перевели с украинского Е. Мариничева и В. Горпинко
Мариничева Елена Владиславовна родилась в г. Запорожье, окончила факультет журналистики МГУ. Журналист, переводчик. Живет в Москве.
Горпинко Виктория Александровна родилась в Кировограде, окончила филологический факультет Национального педагогического университета им. Драгоманова. Редактор, переводчик, журналист, сотрудник музыкального портала @music (www.music.com.ua). Живет в Киеве.
Портреты
Шапиро Борис — поэт, переводчик, родился в 1944 году. Окончил физический факультет МГУ. С 1975 года живет в Германии. Выпустил несколько книг стихов. Минувшей весной в поэтической серии издательства “Русский Гулливер” вышел его новый поэтический сборник “Ковчежец счастья” (2011). Переводил с немецкого Ф. Гёльдерлина, П. Целана и других. Живет в Берлине.
Борис Шапиро
*
ПОРТРЕТЫ
Портрет лета
Елена Дунская
Ах, лето, лето,
кто тебя усеял грустными глазами,
в которых зелень луга отразится
болотной ряскою вокруг зрачка?
И что это за тельце легкокрыло
коленками назад и с длинными усами?
Неужто это — лето вот и есть
в обличии цикады и сверчка?
Там грудь ещё была. Но я её не помню.
Помимо персей налитых,
волнистыми сокрытых волосами
мохнатой головы, — дурман воображенья.
Но не скажем
и не опишем даже с подноготной,
какое жаркое блаженство
во всю длину расплавилось по потной,
по вытянутой морде дурачка.
Бетаки-Алконост
Василий Бетаки
Мечется пламя свечи —
уберите с глаз
похоронные причиндалы!
Мечется голос,
а горстка клекочущих слов
просто стоит, как песня,
сопротивляясь вандалам.
Оборону держит
бессмертный поручик Бетаки.
Как просто!
Поёт по-птичьи,
щёлкает, трещит и щебечет,
присвистывает, кричит, придыхает,
звенит, стрекочет.
Окровавленные мечи
и копья вандалов
ломаются о гранит
звуковых гранул.
Железный жестокий
век-предтеча
в посюстороннее канул.
Вот они — вооружённые
орды, полчища, парады, убийцы,
стебачи, вандалы, кривляки.
Тёмной смерти выламывается короста —
оборону держит братская горстка,
весёлые
набатные щебетаки.
Портрет воды
…На другом берегу
из лодки никто не выйдет.
Хайнер Мюллер
Никто не выйдет из лодки,
никто.
Харон останется в ней
навсегда.
А ты, снявший страсти с себя,
как пальто, —
ты станешь водой забвенья.
Вода
всё смоет и всех примирит
с тобой,
ты — и пассажир, и речная
струя.
И вложенный в рот тебе
золотой —
вся посмертная слава
твоя.
Впечатление
Вапоретто.
Рыбная вонь из канала.
Казино.
Бузинные гроздья, налитые чёрным вином.
Импрессионе.
Город горбатых мостов и помпезных задворок.
В таверне рыбацкий суп по графской цене.
Закажи на второе осьминога с полентой, —
подадут белый плотный кусок с чёрным
гарниром.
Кусок окажется кашей, гарнир — осьминогом.
Вода там — щупальца, Канал Гранде — мозг.
Там всё преображение и шутка,
а выигрыш — игра.
Гондольеры ногой
пинают дворцы. Взгляд, как гондола,
бесшумно
соскребает со времени неподвижность.
Тогда проступают
соразмерность и красота,
обездвиженные, словно змеиная кожа,
из которой власть и богатство
уползли в прошедшее время.
Путешественники, туристы
населяют его мимолётно.
Собственно жителей мало.
Они почти все
на острове Сан-Микеле.
Портрет заката
И. Р.
Теперь другой твой брат
по лотманским прогулкам.
Ему слышней стократ
шаги по переулкам.
И сердца чуткий строй,
и аромат сирени,
и розовый настой
заката в сновиденье.
На перепутье лет
легко ли — шип, заноза —
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Школа беглости пальцев (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- Игнат и Анна - Владимир Бешлягэ - Современная проза
- Московская сага. Тюрьма и мир - Василий Аксенов - Современная проза
- Терешкова летит на Марс - Игорь Савельев - Современная проза
- Прибой и берега - Эйвинд Юнсон - Современная проза
- Пятая зима магнетизёра - Пер Энквист - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 01 - журнал - Современная проза
- Русский диптих - Всеволод Бенигсен - Современная проза
- Обратный билет - Санто Габор Т. - Современная проза